Случай на седловине

Было около двух часов дня, когда четверо альпинистов-разрядников из альплагеря "Джан-Туган" Сергей Мочалов, Володя Обиход, Олег Николаев, и Володя Стеценко, совершив за один заход восхождение на обе вершины Эльбруса, предельно уставшие спускались с Восточной к седловине. Вдруг они увидели впереди себя людей, подававших сигналы бедствия. Догадываясь примерно, в чём дело, ребята поспешили на помощь. На месте происшествия ситуация прояснилась до конца.

Четвёрка джантуганцев быстро стала искать выход из положения, не дожидаясь вызванных по рации спасателей. Из стоящей на седловине старой заброшенной, вросшей в ледник хижины выломали несколько досок и из них и лыжных палок соорудили носилки, застелили пуховками. Носилки, как мера предосторожности, нужны были, если бы у пострадавшего оказался сломанным позвоночник, что проверить в условиях сильного мороза не представлялось возможным. Стеценко сделал не приходящему в сознание альпинисту противошоковый, стимулирующий сердечную деятельность укол.

Потом был затяжной, выматывающий силы спуск. Идти приходилось не по прямой, а по траверсу, вынуждавшему останавливаться и отдыхать через каждые 10-15 метров. Со спасотрядом встретились через четыре часа, после того как траверс был пройден.

Врач контрольно-спасательной службы признал действия четвёрки, с медицинской точки зрения, вполне грамотными. Сейчас гость из ЧССР лечится в тырныаузской больнице, куда он был доставлен также своевременно.

В Малышев.Газета тырныаузских металлургов “Горняцкая слава” . 13 июля 1985г.

Это была сама статья, а ниже – комментарии.

Было около двух часов дня, когда четверо альпинистов-разрядников из альплагеря "Джан-Туган" Сергей Мочалов, Володя Обиход, Олег Николаев, и Володя Стеценко, совершив за один заход восхождение на обе вершины Эльбруса, предельно уставшие спускались с Восточной к седловине.

"Предельно уставшие" - это, конечно же, слишком. Написано, очевидно, для нагнетания обстановки. Конечно, мы устали, но не “предельно”, это точно. Само восхождение прошло без каких-либо запоминающихся деталей: на канатке - до "Бочек", пешком до живого еще "Приюта", в котором не оказалось мест, где-то в камнях поставили палатку, ну и дальше все как у людей - ночевка, акклиматизация, еще ночевка, выход… Мы с самого начала планировали сходить на обе вершины, но планировали очень ненавязчиво: получится - хорошо, нет - тоже неплохо. Сначала Западная, потом - Восточная. Несмотря на то, что и на "Приюте", и на "Бочках" яблоку негде было упасть, на гору в этот день шло очень мало людей. Мы догнали только двоих болгар и даже сводили их на экскурсию в фумаролу. Один из них потом куда-то делся, а второй - его звали народным болгарским альпинистским именем Христо - довольно резво дошел с нами почти до самой Западной вершины, но наверху, где уже совсем полого, встал на четвереньки, выиграв в устойчивости, но сильно проиграл в скорости и отстал. Ждать его мы не стали и пошли на Восточную, спускаясь с которой и стали участниками всех описываемых событий.

Вдруг они увидели впереди себя людей, подававших сигналы бедствия.

Человек пять-шесть стояли в вокруг одного лежащего. Увидев нас, они покричали чего-то и помахали руками, но уже по задумчивости этой компании стал понятно, что там не все в порядке.

Догадываясь примерно, в чём дело, ребята поспешили на помощь.

Мы поспешили к ним без особой охоты и с тайной надеждой, что пронесет. Может быть, человек просто прилег и его нужно слегка пнуть в нужном направлении. Или дать воды. Или еды. Ни того, ни другого у нас не было, но нашли бы где-нибудь – не в тайге же, в конце концов. Ну почему не везет именно нам…

На месте происшествия ситуация прояснилась до конца.

К счастью, не до конца, так как человек был жив, но едой и водой отделаться не удалось.

Группа чехословацких гостей шла на Западную вершину.

Не связываясь, без ледорубов, с одними палками – словом, как все нормальные люди.

На довольно-таки крутом скальном участке один из альпинистов не удержался на ногах и сорвался с уступа.

…поехал по снегу и выскочил на скалы.

Падал вниз головой, ударяясь о камни и лёд.

Он был без сознания, голова и лицо разбиты, одна рука нехорошо вывернута.

Товарищи его, не имея достаточного опыта спасательных работ, растерялись.

"Хеликоптер", - сказали чехословацкие гости по-своему. "Чего?"- переспросили мы. "Вертолет, надо вызывать вертолет", - повторили они по-нашему, а когда мы их легко убедили в том, что ни хеликоптера, ни вертолета сегодня не будет, они дружно ушли вниз, заверив нас в нерушимости советско-чехословацкой дружбы и оставив в залог этой дружбы своего раненого товарища.

Как назло под рукой не оказалось даже элементарной аптечки.

Вот это неправда - аптечка у нас была. Другое дело, что ее содержимое для нас было неведомо и таинственно, за исключением одного предмета - шприца-укладки. Для тех, кто не застал это чудо, поясню: шприц-укладка, это маленькая баночка, в которой лежит стерилизованный многоразовый шприц. Для того, чтобы шприц не разстерилизовался, баночка заполнена спиртом, его там грамм 50. Еще у нас была ампула какого-то наркотика, которую нам выдал перед выходом один наш товарищ, строго-настрого запретив ее использовать или даже просто открывать из любопытства. Так что, была аптечка, была.

Четвёрка джантуганцев быстро стала искать выход из положения, не дожидаясь вызванных по рации спасателей.

Вот тут я немного запамятовал: если у нас была рация и мы вызвали спасателей, зачем мы отправили вниз Сережу Мочалова. Значит, скорее всего, рации не было, а Мочалов убежал за помощью, потому что наши чехословацкие гости шли вниз, не сильно торопясь. "Мы вчера выпили немного лишнего и у нас проблемы с самочувствием", - доходчиво объяснили они. Или рация была, но мы не могли связаться. Не помню. Так или иначе, Мочалов убежал вниз, а мы втроем остались с пострадавшим незваным гостем. С Западной вершины спустился болгарин Христо, подошел к нам и, опустившись на четвереньки, сказал: “Я вам помогу”, одной фразой подняв авторитет своей сигаретно-помидорной страны на высоту, недоступную официальной пропаганде. Уже вчетвером мы начали искать выход из положения и нашли его очень быстро: тащить надо…

Из стоящей на седловине старой заброшенной, вросшей в ледник хижины выломали несколько досок и из них и лыжных палок соорудили носилки, застелили пуховками.

Доски-то мы выломали, но связывать их между собой было нечем, ибо мы, как написано выше, были альпинистами-разрядниками и веревки у нас, естественно, не было. Надергали каких-то шнурочков друг из друга, связали, смотали, склеили и получили чудо-носилки. Едва мы приподняли это сооружение, как больной из бессознательного покоя впал в бессознательное буйство и разрушил все наши труды с поразительной легкостью. Мы, конечно, немного обиделись, и повторили процесс изготовления носилок, а он снова их сломал. Вроде, как давал нам понять, что никуда особо не торопится.

Носилки, как мера предосторожности, нужны были, если бы у пострадавшего оказался сломанным позвоночник, что проверить в условиях сильного мороза не представлялось возможным.

Про позвоночник мы особо не думали. Просто не по-христиански тащить волоком сильно побитого человека. Да и не на чем было.

Стеценко сделал не приходящему в сознание альпинисту противошоковый, стимулирующий сердечную деятельность укол.

После третьих или четвертых сломанных носилок мы решили его успокоить наркотиком. Напомню, это были времена, когда не то, что взрывать или стрелять, - даже тыкать шприцами в живых людей было не принято. Тем более, в иностранцев. Я достал из шприц-укладки, благодаря которой нам вчера не хватило на пятьдесят грамм меньше, еще почти стерильный шприц, набрал в него драгоценную жидкость и начал колоть нашего гостя прямо через свитер. Обиход и Николаев смотрели на меня с благоговейным трепетом, а Христо мотал головой, стоя на четвереньках. Это был мой первый в жизни укол. Поршень шприца оказался меньшего диаметра, и все, что туда набралось потекло обратно. Тогда мы развели лекарство в воде, добавили туда из ампулы с игривым названием “Лазикс” и влили все это в рот больному, разжав зубы ледорубом. Проглотил он это или нет, осталось неизвестным, зато мое имя в статье упомянули дважды и с тех пор я умею делать уколы с ледорубом и без.

Потом был затяжной, выматывающий силы спуск. Идти приходилось не по прямой, а по траверсу, вынуждавшему останавливаться и отдыхать через каждые 10-15 метров.

Чем дольше мы его тащили, тем тяжелее он становился. Сначала он весил как полтора меня или столько же Христо, что было равно двум Обиходам или стольким же Николаевым, а потом как-то резко начал набирать вес и уже через час стал тяжелее всех нас вместе взятых. Поскольку изначально он укатился на обратную сторону Эльбруса, сначала пришлось вытащить его на перемычку, что оказалось не очень сложным по сравнению с тасканием траверсом по тропе, где двое верхних шли “гусиным шагом” (что само по себе забавно, а с носилками совсем смешно), а двое нижних шагали как штангисты, поднявшие снаряд на грудь, и очень боящиеся его уронить. Изредка мы ловили нашего больного, который начинал махать руками и валился из носилок, а потом, пока мы заново соединяли доски, палки и веревки, лежал спокойно. Христо участия в строительстве не принимал и, стоя в привычной уже позе, разглядывал снег под руками.

Со спасотрядом встретились через четыре часа, после того как траверс был пройден.

Когда большая часть траверса была пройдена и до “косой” оставалось совсем немного, появился человек с рацией и в кроссовках чтобы координировать спасательные работы. Христо, увидев его спросил: “Можно, я пойду домой”, а потом привычно встал на карачки и ловко заковылял обратно к перемычке. Конечно, его поймали, развернули, и направили куда надо. Спасибо тебе, далекий болгарский друг... А координатор впрягся в освободившуюся ручку и, достаточно быстро освоившись со своей ролью, добросовестно потащил носилки, изредка зло огрызаясь в рацию. Потом снизу прибежал здоровенный немец с привязанной за спиной акьей, и, поздоровавшись, пробежал мимо нас в сторону перемычки. Мы не сразу сообразили, что это наша акья - мало ли куда вечером бежит человек на Эльбрусе, а он, наверное, тоже не совсем понял – мало ли что несут люди этой таинственной страны, а спросить друг друга постеснялись. Конечно, потом разобрались, обрадовались, упаковали больного в сани и уже со страшной скоростью помчались вниз, благо, дорога туда и шла. А ниже скал Пастухова тропа была черна от поднимающихся людей. Кто-то принял акью, кто-то похлопывал нас по плечам, кто-то протягивал фляги с чаем, а компания водолазов, тренировавшаяся на “Приюте” дышать без воздуха, авторитетно заявила, что чай – фуфло и напоила нас коньяком.

Врач контрольно-спасательной службы признал действия четвёрки, с медицинской точки зрения, вполне грамотными.

Мы попросили этого врача отдать нам ампулу вколотого их гостю наркотика, которую обещали вернуть хозяину несмотря ни на что, но доктор ничего не отдал, и даже сказал, что колоть наркотик бессознательному человеку было совсем не нужно, а может быть и вредно. А мы и не кололи…

Сейчас гость из ЧССР лечится в тырныаузской больнице, куда он был доставлен также своевременно.

Уже вылечился, наверное. Надо бы справиться…

P.S. Эта история имела маленькое продолжение. Через несколько месяцев, я, молодой специалист, распределенный после родного МВТУ им. Баумана в оборонный до последнего дворника город Свердловск, лежал на железной кровати рабочего общежития, секретного, как и все вокруг, и думал, чем заняться в это воскресное утро. Друзей нет, знакомых нет, подруг, и тех нет. Март - на улице мороз жуткий. Радио, то ли “Маяк”, то ли “Юность”, других каналов не было, вещало что-то свое, меня никак не касающееся. Вдруг слышу: “Четверка альпинистов из МВТУ им. Баумана, совершив восхождение на обе вершины Эльбруса…” О-па, думаю, молодцы, зимой, да на две вершины… “В это время они увидели, как группа людей подает сигналы бедствия…” Я чуть не прослезился: ну, все как у нас! “Оказалось, что группа гостей из Чехословакии…” Тут я напрягся от хорошего предчувствия: неужели?… “Володя Стеценко сделал не приходя…” Я не дослушал, я знал, чем все кончится, и выскочил в коридор: вот она всесоюзная слава! Меня, по “Маяку”!… В коридоре было пусто и уныло, как и положено в воскресное утро, так что, радость осталась неразделенной.

На следующий день, в понедельник, одевшись поприличнее, я пришел на работу в новом образе всесоюзного спасателя международного масштаба. И что вы думаете? Никто, ни один человек… Картошку они, что ли, вчера сажали на дачах? Только опоздавшая чертежница, единственный человек, над которым я чувствовал себя начальником, шепотом спросила “Вчера, по радио…” “Да, да, про меня!” - чуть не заорал я. Она кивнула и начала работать. Это была самая молчаливая чертежница в мире.

P.P.S. Это бессмертное произведение написано с единственной целью - передать привет друзьям и знакомым из славного Екатеринбурга, что я и делаю с огромным удовольствием.