Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Может быть кто-нибудь помнит, был такой сервер http://www.theory.ru - сервер команды альпинистов МВТУ им.Баумана ТЕОРИЯ. Так 10 лет назад, в 1990 году, нас с лёгкой руки Игоря Сысоева прозвали в бауманской секции альпинизма. Так и пошло "теоретики". Нас шестеро: Лёха Осипов (друзья иногда зовут его Рыжий, хотя он давно уже не рыжий), я (Макс Костров), Шура Савченко, Кирилл Фильченков, Серёга Третьяков и Антон Штеренлихт...

Лето, 2000 год. Приехали в Безенги. Район не узнать. По ранее безопасным марщрутам Северной стены камни идут, как из грейдера. Акклиматизировались. Шура инструкторил, ходил 1-ки, 2-ки. Серёга, Антон и Кирилл сходили на Гестолу (4А). Мы с Лёхой сходили на Урал с юга (5Б).
Затем, как говорят ВДРУГ, все пятеро уехали. На следующий день в лагерь с Автрийских ночёвок вернулся с отделением Шура. Но никого уже не было...

Максим Костров

Автор: Александр Савченко, г.Москва

Травмы, которые мы выбираем

"До чего ж вы дошли, значит, что мне - уйти?
Если был на мели - дальше нету пути?"
В.С.Высоцкий
Баллада о брошенном корабле (MP3)

Шура Савченко 1997 год, Кавказ, Безенги, г.Миссес-тау, правый контрфорс Восточной стены, 5Б

Слева направо: Антон, Серёга, Лёха, Макс. Фотографирует Шура. Кирилл в лагере отходит после горняшки. 1997 год, Кавказ, Безенги, г.Миссес-тау, правый контрфорс Восточной стены, 5Б

Нет. Не многовато. Пишем их теперь с маленькой буквы. Пробуем: команда, друзья, взаимовыручка, понимание, чувство локтя, напарник, горы. Что изменилось? Ничего. Просто раньше можно было крикнуть через плечо (даже не крикнуть, а сказать, в полголоса, не поворачивая особо головы, не отрывая внимания от цели) "Прикрой, атакую!" и свалиться в пике, взяться за живой камень, сделать первый шаг. Не ожидая ответа "Страховка Готова!", не уточняя, кто именно стоит за твоей спиной. Потому что была уверенность - Напарник на своем месте, готовый ко всему, что может произойти с тобой и с ним, готовый страховать, держать, крепить, зарубать…

Теперь нельзя. Видимо что-то не так. Просто они были там, за спиной, в лагере, внизу, "Подпирали", а потом их вдруг не стало. И ощущение это пришло не с последней связью в 19.00, а немного раньше. Просто стало холодно спине. Холодно, оттого, что появился какой-то сквозняк за рюкзаком, которого раньше никогда не ощущал. Или даже не сквозняк, а пропало ощущение тепла. Уехали.

Уехали завтра утром. Странная словесная конструкция. Даже в Английском Языке, со всеми его многострадальными временами Present Perfect и т.д. нет такого, которое описывало бы ощущение бессилия, когда действие еще не совершено, а исправить уже ничего нельзя. До лагеря 6 часов хода, ледник, камни, сыпухи, у тебя отряд новичков под боком - не бросить, темнеет, а Они… Автобус ушел в два часа ночи.

Наверное, все начиналось в Москве. Семьи, дети, работы, совместные тренировки (не тренировки), и перелом ключицы (об этом позже), и спина напомнила о себе - неделя под капельницей, и 110 кг нетренированных костей и мяса, один день рождения, другой, свадьба, "Макс, а что бы ты летом хотел сходить?" "Ты знаешь, Шура, я вообще хотел ходить в двойке", "Шура, поехали с нами инструктором для новичков", "Шура, а не хочешь ли ты быть начальником сборов?", предотпускная запарка, работа по 20 часов в сутки, когда не успеваешь отвечать на e-mail…

Но ведь было и другое. Ирке обещали сходить на пятерку. Были общие планы, ехали вместе в поезде, Макс сам спросил, пойду ли я с ними, и что они могут со мной сходить, и читали описания в лагере, и перед отъездом вроде бы я все рассказал Рыжему, как много значит для меня эта поездка, что после трех лет перерыва и двух детей настала пора определяться - оставаться в альпинизме, или нет, и что для меня Альпинизм = Команда, что всегда было важно не куда ходить, а с кем ходить, что… Но это было. Что теперь делать с тем, что осталось? Слишком мало осталось.

Неужели, когда вы переносили мои и Иркины вещи из общей комнаты в нашу, в голове не проскочил вопрос "Что же мы, суки, делаем?". Как? Что произошло? Что все-таки изменилось в Вас, в Нас, во Мне? Почему семь лет назад, когда я лежал в госпитале с переломанным позвоночником, ко мне в палату не пришло всего два человека из двадцати пяти, что были с нами в Уллу-Тау, а теперь, когда я там же, со сломанным плечом приходят только двое из самых близких друзей? Тогда, в 1993, я мог позволить себе такую роскошь, как не общаться больше с теми двумя. Что мне делать теперь?

Слишком много вопросов. Слишком много получилось-таки заглавных букв. Многовато розовых соплей. Просто у каждого были свои причины уехать. Кого-то запилила жена, у кого-то болела спина, кто-то поехал за компанию, кому-то можно простить все по определению. Существует куча очевидных причин, по которым командный альпинизм обречен на вымирание. Тут и совершенствование и облегчение снаряжения (где раньше нужны были 50 стальных крюков - там теперь можно обойтись комплектом закладок, то есть, не нужны люди, которые их носят и выбивают) и сложные маршруты, где вдвоем проще, чем впятером, и освоенные районы, куда не нужно волочить сбор, а можно прилететь одному на самолете, да много ли чего, в конце концов, МЧС, которое прилетит на вертолете и спасет, если ты один. Но все эти утешительные слова где-то далеко в тот момент, когда умирает Команда. Команда, частью которой ты был и которая была частью тебя. Команда, у которой было имя. Команда, чье место уже куплено, но еще не занято.

Сидишь после связи на морене и толкаешь камни вниз. Пора переквалифицироваться в Аквалангисты.