Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Материал подготовила: Анна Пиунова, Mountain.RU
Перевод из журнала Montagnes Magazine
Фото Жана Кристофа Лафая

Жан-Кристоф Лафай

“Жан-Кристоф Лафай - "малыш" (его рост 157см), очень улыбчив и очень силён технически”, - этот краткий портрет, данный Лафаю одним из его коллег, вполне соответствует общему мнению о нём: Лафай, мэтр мирового альпинизма, сочетает в себе высокий профессионализм, компетентность и приветливость.

Как гид, Жан-Кристоф не принадлежит ни к одной организации. Он остаётся независимым: "Я всегда хотел делать то, что я сам хочу, и до сих пор сохранил любительское отношение к горам, чтобы иметь возможность лазать где я хочу, и когда я хочу."

Как получилось, что альпинизм стал доминирующим?

В 1989 после прохождения соло Privilege du Serpent (Прим. маршрут в Ceuse, 7c+), я был переполнен эмоциями. Но окончательный выбор в пользу гор я сделал в 1990 после своего первого одиночного восхождения в реальных горах (Прим. Divine Providence на Grand Pillier d’Angle – самый длинный маршрут на Монблане). Это было так захватывающе! Мой бивуак высоко на стене, новые ощущения, что-то экстраординарное. Глоток кислорода, который изменил мою жизнь.

Затем у меня были и другие соло, в том числе и зимние, и первопроходы… Мои напарники по занятиям скалолазанием последовали за мной, что позволило практически полностью посвятить себя горам.

1992 год – мой первый первопроход Chemin des Etoiles на Гран Жерассе. Синтез трудности, зимы и одиночества. В тот период я познакомился с Пьером Беганом, который предложил мне принять участие в осенней экспедиции на Аннапурну.

Не слишком ли быстрый прогресс?

Нет, всё логично. Я ходил в горы, и я учился ходить так, чтобы свести риск к минимуму, не принимать необдуманных решений, даже в “чистом” соло. Я не принадлежу к типу “горячих голов”, даже если окружающим кажется несколько иначе. Всё, чтобы я ни делал, я старался вывести на путь логики и прогресса. В Гималаях всё то же самое. Кроме, пожалуй, обстоятельства, что это был первый опыт восхождения на Аннапурну. Прежде я никогда не поднимался выше 6000 метров. Но я полагался на опыт и поддержку Пьера.

Это была впечатляющая попытка.

Учитывая спуск, она была очень рискованной. Теперь я могу это констатировать, имея за плечами опыт нескольких попыток восхождения по Боннингтону. Маршрут, который мы выбрали, был чрезвычайно опасным. В то время я не мог дать ему адекватной оценки. Планка была поднята слишком высоко. Три отвесных участка, самый сложный находился выше 7500м. Участок, где погиб Пьер.

Эта трагедия стала для Вас переломным моментом?

Огромное потрясение, травма – это безусловно. Но всегда есть как негативные, так и позитивные стороны.

Встреча лицом к лицу со смертью впервые в моей жизни. Первый раз, когда я сам был травмирован в горах, первый раз в Гималаях… Слишком много всего произошло в первый раз. Это было невыносимо, невыносимо тяжело. Если собрать всё, что я сделал в горах за эти годы, - ничто не может сравниться с тем спуском с Аннапурны.

Я задействовал все свои резервы, все свои знания и умения, всю мою технику, мои физические и психические возможности. Не для того, чтобы достичь вершины, но просто, чтобы выжить. Жизнь разделилась на две половинки, до и после Аннапурны.

Какие остались следы?

Моё поведение в горах, даже мои лекции в ENSA (Национальной школе гидов ) – на всём лежит отпечаток того опыта. Но несмотря ни на что, он был позитивным. Я развил острую бдительность в горах, которую пытаюсь передать и остальным.

Я думаю, каждый должен осознать и всегда помнить, что альпинизм не оставляет права на ошибку. Пьер погиб из-за ошибки, которую разделяю и я, крошечный просчёт в анализе, несколько секунд, и такая дорогая цена.

Тебе не приходило тогда в голову оставить занятия альпинизмом?

Да. Я думаю, что если бы я жил не в горном регионе, я никогда бы не возобновил занятия альпинизмом. По возвращении домой мне хотелось всё бросить. Полгода... можно сказать, что я отступил, но это было время, необходимое для того, чтобы лучше, правильнее оценить происшедшее, научиться видеть… Это был своего рода шанс, передышка, чтобы прийти в себя и восстановиться на 100 %. В конце концов, пришла осень, я взошёл на Чо Ойю – подарок, реванш, возрождение. Но мои воспоминания остались со мной. На Гран Жерассе или в Йосемитах я всегда думаю о Пьере. И это позитивные мысли о цене за риск и каждое принятое решение. Равно как и рефлексии об удовольствии просто находиться на высоте.

Я никогда не буду сожалеть, что остался в альпинизме.

Ты никогда себя не спрашивал: “А если бы у нас тогда всё получилось, если бы трагедии не произошло?”

Мы собирались ходить вместе. Пьер планировал техническое восхождение на Эверест в альпийском стиле. Эту идею было достаточно сложно реализовать, но немножко математики… мы полагали, что смогли бы всё рассчитать.

Пьер реализовывал всё более и более дерзкие проекты, впрочем, у него уже было несколько “звоночков” ( Прим. Сход лавины на Макалу в 1990, проблематичный спуск на К2 в 1991).

Никто не запрещал подумать, чем может закончиться такой прогресс. И потом, безусловно, меня привлекали более рискованные проекты…

Вероятно, вот чему нужно научиться в первую очередь: жить, стараясь не превратиться в маньяка, не дать себя втянуть в спираль ангажемента.

Я думаю, что в какой-то степени, Пьер погиб по этой причине, и Бенуа Шаму, и другие …

Для меня, мои соло - занятие несколько невротичное. Ты проходишь один маршрут, второй, десятый, ты больше не можешь остановиться, и однажды ты исчезнешь…

Но тогда, что нужно делать?

Сегодня я убеждён, нельзя зацикливаться на чём-то одном, нужно менять сферу деятельности. Для того, чтобы снова испытать счастье от самого процесса восхождения. Я люблю Гималаи и часто туда возвращаюсь. Но мне доставляет бесконечное удовольствие и лазание по каскадам.

Недавно я был в Йосемитах, где мы с Жан-Франсуа Ажанмеллером и Оливье Ларьос прошли See of Dreams. Это было потрясающе! Я не был бы так счастлив, если бы занимался лишь каскадами и Гималаями…

Тебе тяжело одному в длительных экспедициях?

В Гималаях ты находишься вне времени, вне мира. Добавьте физическое истощение. На высоте 6000 метров ничего не приспособлено для жизни, и потом, в течение долгих недель ты вычеркнут из социальной жизни, семейной.

Когда ты возвращаешься, нужно снова учиться жить в мире людей, принимать все условности “реальной” жизни.

Я всегда помню, как тяжело проходит социальная адаптация, как, например, тогда в 1997 году, когда я вернулся с Лхотзе … Это ощущение захватывает, но повторяясь снова и снова, оно весьма утомительно. Вот почему, когда называют цифру “14 восьмитысячников”, я задаюсь вопросом о мотивации всех тех, кто последовал за своей мечтой.

Вопрос поиска равновесия?

Да, равновесие, баланс, гармония необходимы, и каждый должен найти что-то для себя. Что касается меня, я думаю, именно преподавание в ENSA выполняет роль противовеса в моей жизни. Меня очень интересует педагогическая деятельность, особенно аспект формирования молодых гидов, передача им моего опыта хождения в горах, поведения в критических ситуациях… Эти три летних месяца очень важны, даже просто в силу их регулярности; рутинная работа служит своего рода баластом.

Создаётся впечатление, что ты легко принимаешь решения и твёрдо им следуешь? Это так?

На самом деле, всегда остаётся место для сомнений, уязвимости, глобального беспокойства… Честно говоря, вся моя твёрдость основывается на страсти, удовольствии от всего, что я делаю. Зрелость не портит удовольствия, далеко нет. У меня создаётся впечатление, что сейчас я получаю гораздо больше удовлетворения от лазания, чем 10 лет назад…

Когда горы не являются страстью – это тебя пугает?

Всё, что меня пугает, это видеть молодых гидов, которые не выражают желания ходить в горы “бесплатно”. В ответ на предложение о восхождении я слышу: “Я предпочитаю ходить туда с клиентом, это приносит деньги”. Когда в глазах нет блеска, это меня пугает. Я за профессионализм, вопрос спонсорства – здесь для меня всё ясно, но что мне нужно – это время и свобода для реализации моих идей, чувств, стремлений. Деньги не что иное, как промежуточное звено, но не конечная цель.

А амбиции, признание?

В горах ты один, там нет зрителей. Если ты ходишь ради признания публики, масс-медиа, очень скоро это обернётся большой опасностью. Несомненно, амбиции играют свою роль в первопроходах, но там присутствует и просто “ценность мгновения”. Осенью мы с Катей часто поднимались к подножию Жерасса, чтобы наполнить себя воздухом Жерасса. У меня был очень амбициозный проект, но в то же время я получал огромное удовольствие возвращаться в это место отдельно от своих замыслов. Просто находиться там. Этот подход, может быть несколько иррациональный, служит хорошим противовесом амбициям.

Достижение цели любой ценой, дорога карьериста – такое в горах сработает раз, два, но не больше…

У тебя есть чувство, что тебе удалось избежать попадания в некий замкнутый круг : замысел-массмедиа-спонсор?

Да, поскольку параллельно я всегда сохраняю свою профессию гида. До своей преподавательской деятельности в ENSA , я работал на CRET de Briancon и занимался с молодёжью в Гапе. Я никогда не чувствовал давления “сделать восхождение любой ценой”, чтобы не сорвался контракт. И к тому же я жил не в Шамони, не самом “сердце” гор.

Спонсоринг очень быстро и естественно вошёл в мою жизнь, но наше сотрудничество носит довольно честный и спокойный характер. Сегодня я живу на деньги лишь частью от контрактов, довольно приличную сумму я зарабатываю в качестве гида и преподавателя в ENSA...

Но не стоит мечтать, горы – это не гольф!

Настанет день, когда ты больше не сможешь поддерживать столь высокий уровень…

Конечно, я понимаю, что не смогу всю жизнь ходить сложные маршруты в Альпах или Гималаях, время идёт, и нужно будет найти себе другое занятие, что станет доказательством зрелости. Но я думаю, я никогда не прекращу свои занятия скалолазанием. Я восхищаюсь такими гидами, как Жаки Маркотти или Жорж Пейо, имея за плечами огромный опыт, они сумели сохранить в себе чистый детский взгляд на прекрасные пассажи в скалолазании. Они всё ещё мальчишки, получающие удовольствие от игры, это настоящая страсть, они остаются любителями в самом трогательном смысле этого слова.

Как будет эволюционировать альпинизм?

Какие-то вещи будут развиваться дальше, что-то забытое, старое, через несколько лет снова всплывёт, именно с приходом молодых команд, которые могут оказать реальное практическое влияние. Меньше индивидуализма, более сильное распространение духа коллективизма, за этим будет интересно наблюдать. За последние десять лет уже произошли изменения в сторону более классического альпинизма. На самом деле, период восьмидесятых занимает отдельную позицию в практической эволюции, с небольшим перекосом в сторону “игры в цирк”.

Прогресс больше не будет таким впечатляющим. В Альпах первопроходы будут совершаться всё реже и реже. И к тому же технические средства будут совершенствоваться во всех областях. Сейчас в Жерассах никто не ходит так, как это делалось десять лет назад. В 1992 не было мобильных телефонов, это деталь, но она полностью меняет подход к маршруту. Несмотря на всё это, мне кажется, что для будущих поколений мечты останутся нетронутыми…

Тогда, Гималаи, это что-то вроде тупика, нет?

В восьмидесятых всё казалось возможным. Месснер говорил о траверсе Нуптзе-Лхотзе-Еверест, как о проблеме 2000 года. И вот 2000, а этот траверс даже не для завтра. Со временем приходит понимание, что есть предел человеческих возможностей, именно с переносом арены действий из Альп в Гималаи. Высота становится определяющим фактором с постоянным присутствием риска. Меня всегда смущают упрёки, что я выбираю сложные маршруты на восьмитысячниках. Но для меня “обычный” маршрут в высоких горах остаётся таким же опасным и трудным. К примеру, завтра я могу умереть на “лёгком” маршруте на 8тысячник…Я думаю, что когда ты начинаешь говорить сам себе: “Я легко взойду туда даже с одними лыжными палками”, ты рискуешь никогда уже не спуститься. Таких трагичных примеров больше чем достаточно…

Получается, что “великие” маршруты для сумасшедших?

Скажем, что в среднем, это зависит от того, насколько маршрут обработан. В тяжёлых экспедициях (с установкой высотных и промежуточных лагерей, заброской необходимого снаряжения, провешиванием верёвок и т.д.) для двух участников, как это было у нас с Пьером, шанс ничтожный. Равно, как обходиться без кислорода или без шерпов.

Я хочу сказать, что если бы у нас с Пьером верёвки были провешены, то мы бы оба спустились вниз целыми и невредимыми.

В конце концов, поступаешь как Пьер, и берёшь на себя риск не вернуться, и ты будешь управлять своей авантюрой, как ты сам её чувствуешь. Но в любом случае, это не служит поводом давать уроки.

И где же место для мечты, при всём этом?

Гималаи – это очень опасно, но и безумно увлекательно. Огромные неприступные стены, где можно полагаться только на себя, на свои силы, психику, умения…

Уникальное измерение, место, которое можно пересечь, лишь оставив всякую надежду на вероятную помощь. Единственная точка на планете, где к тебе не прилетит вертолёт. На заре XXI века, эта та идея, которая мне нравится. Я спускался с Шиша Пангмы, один на 8000 метров. Это экстремально тяжело и мучительно. Конечно, есть здесь немного от тщеславия, но в то же время, там, на высоте, отлично понимаешь, что ты не так уж много места занимаешь в этом мире…

То есть, время великого освоения Гималаев ещё наступит?

Конечно! Нужно расставить акценты, облегчить снаряжение и двигаться с хорошей скоростью, и тогда, потрясающие маршруты ещё ждут своих первооткрывателей.

Необходим запас времени, многократные подъёмы и спуски, чтобы быть готовым к тому моменту, когда условия позволят выйти на штурм, но дальше, как посчитает Фортуна. Нужно собрать очень сильных восходителей, значительный бюджет и не находиться под прессом формулы “восхождение с первой попытки”.

Реально, собрать всё это вместе невозможно. Ни один спонсор не будет инвестировать проект, у которого шансы на успех равны 10%. Это основная причина, почему на такие вершины как Эверест поднимаются по простым маршрутам.

Что ты думаешь об Эвересте?

Не стоит принижать его ценность, это великолепная гора, и до сих пор там есть, что выбрать для восхождения.

Но действительно, в последнее время, ситуация всё чаще напоминает ярмарку. Американские миллиардеры с кислородом на 6500м. У них нет никакого опыта, даже страсти, они там из-за чистого тщеславия, так же, как на Багамах они ловят барракуду или охотятся на буйволов в Танзании, чтобы воткнуть очередной флажок на своей “карте мира.” Это ничего не имеет общего с альпинизмом, это совсем другой мир.

Каким ты видишь себя через 10 лет?

Надеюсь, более спокойным, сохранившим вкус к лазанию. Также надеюсь сделать к тому времени всё, о чём я мечтал, и жить в горах , но жизнью более мирной и тихой. Я счастлив поселиться теперь в Валлорсине, я узнал другой взгляд на вершины, ритм природы, особый мир тех, кто жил здесь всегда. Я хочу открыть красоту гор своим детям, стать более мудрым, может даже менее эгоцентричным…