Читайте на Mountain.RU статьи Дмитрия Нечаева из серии "История альпинизма": Большая прогулка Бреда Уошберна Жизнь альпиниста и философа в исполнении Вилли Ансолда (Willi Unsoeld) Джонни Уотермен и его Гора

Автор: Дмитрий Нечаев, США

Неизведанный мир Эрика Шиптона

Часть 3 (Часть 1 здесь)

28 июля 1952-го состоялось историческое заседание Комитета по Эвересту, которое официально должно было назначить лидера грядущей экспедиции. Шиптон в своей речи откровенно признал, что плохо подходит на роль руководителя военизированных мероприятий, и предложил членам Комитета делать выбор без учета каких-либо прошлых заслуг. Те, тем не менее, единогласно поддержали его кандидатуру, справедливо рассудив, что по знанию региона, контактам с шерпами и взаимопониманию с коллективом восходителей, с которыми он уже провел две экспедиции, ему не было равных (Френк Смайси, единственный, кто мог реально конкурировать с ним в этом, умер в 1949). В качестве заместителя Шиптон выбрал Чарльза Эванса, с которым у него после Чо-Ойю сложились особо теплые отношения.

Дальше начались совершенно непонятные вещи. В то время как Шиптон и Эванс, ничего не подозревая, занимаются подготовкой логистики экспедиции, где-то в их тени возникает фигура Джона Ханта, военного офицера с очень ограниченным альпинистским опытом. Надо сказать, что Хант, человек прямолинейный и открытый (он даже получил прозвище “Бронебойный Джон”), самостоятельно не принимал участия в интригах вокруг лидерства экспедиции, однако определенная часть антишиптоновски настроенного альпинистского истэблишмента очень умело использовала его бронебойность, переставив, в итоге, всё с ног на голову. Первоначально они предложили его кандидатуру в качестве заместителя Шиптона и даже организовали им встречу. Джентльмены мило побеседовали и расстались, абсолютно уверившись в полной несовместимости своих подходов к тактике проведения экспедиции. К тому же Шиптон считал внезапную смену заместителя проявлением непорядочности по отношению к Эвансу.

11 сентября Комитет собирается опять, и, после серии унизительных удалений из зала заседаний и приглашений обратно, Шиптону оглашается вердикт: ему предлагается стать ко-лидером вместе с Хантом до базового лагеря и затем уступить лидерство Ханту полностью. Шиптон после пятиминутного обдумывания отказывается, и его отстраняют от участия в экспедиции вообще.

Для Шиптона это был болезненный и неожиданный удар. До последнего момента он понятия не имел, что Комитет собирается опять обсуждать кандидатуру лидера, считая это делом уже решенным.

После отставки он находит в себе силы написать персональные письма каждому из членов команды с просьбой подчиниться решению Комитета. Том Бурдиллон отказывается и пытается организовать акцию протеста, а после ее неудачи объявляет о своем решении не принимать участия в экспедиции (это при том, что он объективно считался самым сильным альпинистом в команде) и только в последний момент Шиптону удается его переубедить.

Дальнейшее хорошо известно. Хант блестяще справился со своими функциями и провел все мероприятие без особых накладок (правда, вначале он чуть не отчислил Хиллари и Лоуи под предлогом недостаточного знакомства с ними, и только активное вмешательство Эванса предотвратило этот, возможно, фатальный шаг). Бурдиллон и Эванс достигают южной вершины, и им не хватает капельки везения, чтобы стать чуть более достойными первовосходителями на Эверест. (Бурдиллон, к сожалению, трагически погибает тремя годами позже в Альпах, и его имя сейчас, увы, почти забыто). На следующий день Хиллари и Тенсинг “knocked that bastard off” (слова Хиллари). Под этим девизом стали проходить все дальнейшие гималайские восхождения вплоть до наших дней.

С тех пор Шиптон больше не возвращался в мир больших экспедиций, громких свершений и королевских обедов. Альпинизм шагал в будущее дорогой, а он остался частью истории, персонажем красивых легенд, экспонатом музея альпинизма, до которого уже никому не было дела: на арену вышли новые герои, с иными взглядами на философию горовосхождений.

“Экспонату” же всего 46 лет, и жизнь продолжается. Брак его распался, попытки устроиться на работу консулом на архипелаг Тонга или иностранным корреспондентом в Чили не увенчались успехом, и он удовольствовался должностью подсобного рабочего на ферме одного своего английского знакомого. Несколько лет он роет канавы, ставит ограждения на пастбищах с утра до позднего вечера и чувствует себя опять счастливым человеком.

Потом – как уже нередко бывало – случайная экспедиция в Каракорум, встреча с Джеком Ивером – интереснейшим человеком, ставшим его новым партнером.

За следующие 15 лет Шиптон совершает около 10 экспедиций в Патагонию и Терра дель Фуэго (Огненная Земля). Чаще всего с ним были Ивер и их чилийские друзья – Эдуардо Гарсия и Седомир Марангунич. В биографии Шиптона, написанной Питером Стилом, глава, посвященная Патагонии называется простенько: “Эссе на тему мазохизма”. Полтонны снаряжения на четверых, включая антарктического варианта палатку и надувную лодку с мотором…

Шестьдесят дней непрерывной штормовой погоды, сотни непройденных до них никем миль, фьорды Чили с плавающими айсбергами и тропического вида джунглями, озера и степи Аргентины с ветром, выдувающим из головы остатки здравого смысла – это только краткий конспект истории одной из их экспедиций.

Полное меридиональное пересечение Патагонского ледового поля, исследование Кордильеры Дарвин вблизи мыса Горн, обнаружение таинственного подледного вулкана Вьедма, многочисленные первовосхождения – это только часть того, что им удалось сделать.

Ни Маэстри, примерно в это время онанировавшему с компрессором на Серро-Торре, ни Бонингтону, прошедшему тогда же Серро Пейн, о таком и не мечталось. Парадоксально, но о достижениях последних помнят больше.

Забавно, но в 1965-м Шиптон становится президентом того самого британского альпклуба, который столь “почтительно” отнесся к нему двенадцатью годами раньше. К назначению он относится иронически, обязательные ежегодные торжественные обеды предпочитает прогуливать в Патагонии, и в конце концов едва с позором не вылетает со своей должности, случайно забыв на лондонской мостовой ледоруб Мэллори, найденный Уордом в 1932-м (слава богу вновь нашедший его констебль догадался принести реликвию в дом Шиптону, а не в альпклуб).

Как-то Шиптон едва не встретился в Патагонии с Тилманом, самостоятельно пересекавшим Патагонское ледовое поле с запада на восток. Но встреча так и не произошла.

Последние тридцать лет своей жизни Тилман провел странствуя в одиночку на яхте. После того как они разминулись в Патагонии с Шиптоном, его ещё видели в разных забытых Богом, не посещаемых круизными кораблями местах, пока в 78-м, когда ему было уже за 80, он не исчез окончательно где-то в антарктических водах южнее мыса Горн.

Шиптон тоже не успокаивался до самого конца. Подобно другим великим бритам XX-го века, таким как Шеклтон, Тилман, Тесигер и Фиеннес, он так и не успел завести себе дом и начать нормальную жизнь.

Когда-то, после того как он побывал знаменитым, познал забвение, стал легендарным и, наконец, просто Шиптоном - именем нарицательным, его спросили, что же все-таки приносит ему наибольшее удовольствие. Он ответил, почти не задумываясь: “Стряпня на кухне, танцы, шоппинг в супермаркетах, английский климат, запах лондонского метро, возвращение домой после долгого пребывания за границей, звонок телефона.” Ничего удивительного: он перечислил простые реалии того мира, в котором почти не бывал.

Сам он прожил свою жизнь в неизведанном мире, закрытом для нас, простых смертных, – мире Эрика Шиптона.

- all experience is an arch wherethro’
Gleams that untravell’d world, whose margin fades
For ever and for ever when I move