В гостях у аборигенов

Пробуждение было ужасным - нет, так было вчера, сегодня оно было просто омерзительным. Такое чувство возникает, когда происходит нечто ужасное, а ты ничего не можешь сделать. Проснулись мы от вопля Шурика, на которого вылился сверху целый поток воды. Я подумал: "Ну, вот, блин, началось!" Тщетные попытки, что-то исправить были обречены на провал еще в Москве, теми, кто дал нам вместо одного большого тента, два маленьких кусочка пленки. Лил сильный дождь, ветер пытался срывать с палатки лохмотья полиэтилена. Каждый, на кого попадал очередной поток, злобно ругался. Сначала мы просто сдвигались на сухое место и пытались не вызывать сверху новых водопадов, касаясь частями тела крыши. Но довольно скоро сухого места стало так мало, что мы все могли на нем только сидеть. Пришлось подавать сигналы бедствия.

Бедолагам ничего не оставалось, как собрать на сухом пятачке все свои вещи, и оправится по другим палаткам, где, как мы надеялись, было еще сухо. Я, Дрон и Ванька пошли в палатку руководства, где теперь должно было поместиться в сумме восемь человек. Шурик, из корыстных соображений, отправился к девочкам. При входе, в ногах, образовалось что-то вроде отстойника, куда скидывалась вся мокрая одежда. Мы бросили там шмотки, в которых бежали сюда. Без одежды конечно холодновато, но уж лучше, чем в мокром. Мы ютились под расстеленными как одеяла спальниками на все одном боку и по команде переворачивались. Спать, конечно, было невозможно, я просто пытался забыться и лежать и лежать не думая о времени. Надо сказать, что эта палатка тоже протекала, но немного, только с боков и торцов, так как косой дождь с сильным ветром, легко заливал туда. Мне выпала честь спать как раз с краю. Остальной народ понимал, как несладко приходится крайним и изо всех сил стягивался к центру, чтобы несчастных не касалась мокрая парашютка бока палатки.

Несколько раз за ночь шквальный ветер срывал с части палатки тент и тогда наступала мертвая тишина. Все понимали, что надо идти, и там, в темноте под ливнем, опять прикреплять прищепкой несчастный тент, иначе не пройдет и десяти минут, как в палатке не останется ничего сухого. Но, боже, как не хотелось вылезать из своей относительно теплой, а главное сухой берлоги, каждый надеялся на другого. Первым терпение окончилось у Руси, который за свой героический поступок, сразу же был единогласно возведен в ранг святого. Когда тент сорвало второй раз, Руся надеялся, что, кто-нибудь перехватит у него знамя инициативы, но, пришлось ему опять тряхнуть стариной…

Не знаю, сколько прошло времени, но через какое-то время, думаю ближе к утру, к нам завалился Шурик. Вернее, он жалобно попросил пустить его, а когда разрешили, сразу пытался плюхнуться на сухой спальник. Испортить спальник ему не дали, велев сначала раздеться в "отстойнике". Как рассказал нам беглец, в палатке у девочек тоже полно воды, затем последовала душещипательная история, про то, как он своими штанами отгонял воду от входа в палатку. Палатка девчонок была каркасная и полностью укомплектована тентами, поэтому вероятность замокания в ней была почти равна нулю. Это, конечно, том случае, если палатка ставится должным образом, и под низ аккуратно подстилается кусок полиэтилена. Очевидно, еще не наученные горьким опытом, девчонки не сильно усердствовали, когда позавчера ставили свое жилище. Даже, неаккуратно установленная палатка, не позволила им промокнуть в предыдущую ночь, но сегодня, сила дождя и ветра лишила их шансов проснуться не в луже. Не знаю уж, почему Шурик вдруг решил покинуть своих боевых подруг и перебраться к нам, наверное, сухого места осталось как раз на троих.

Постепенно наступило утро, но никаких надежд оно не принесло. Дождь полил с новой силой, и постепенно, все вещи и спальники, даже в нашей палатке, из сухих превращались во влажные, а затем в мокрые. Всех охватило состояние полной безнадеги. О том, чтобы развести костер разговора даже не заходило - у костра дров нет, а в окрестном лесу одна пихта, да и то сырая. Долго бродить по мокрому лесу под проливным дождем в поисках вожделенного кедра никому не хотелось. Кто-то предложил сходить к пастухам, давеча приглашавшим нас к себе в гости. Идея в целом всем понравилась, по крайней мере, это был наш единственный шанс не вымокнуть до конца и поднять настроение, независимо от милостей природы, типа прекращения дождя, и, не прибегая к героическим действиям.

Под героическими действиями в подобной ситуации я подразумеваю вытряхивание группы из палаток под сильный дождь, и как следствие, неотвратимое разжигание огромного костра, под которым можно высушиться. Минусами этого способа являются титанические усилия, затрачиваемые всей группой, а также физический и моральный дискомфорт длительного пребывания под дождем. Несмотря на все очевидные недостатки "героического" метода выживания, уже неоднократно на практике было проверено, что он чаще всего является самым лучшим. Каждый, кто оказался под дождем, не трясется за свои оставшиеся сухие вещи, пассивно ютясь в палатке, а изо всех сил способствует разведению костра, ибо только в нем спасение для вымокших и замерзших людей. Отсутствие опыта таких маневров приходится возмещать дополнительными усилиями, но, в конце концов, все заканчивается хорошо - все высушены и довольны!

Так вот, у нас был шанс обойтись без героических усилий, к которым никому, в том числе и руководству, прибегать не хотелось. Шурик, после некоторых раздумий, вызвался сходить к пастухам, спросить, примут ли они толпу мокрых туристов, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Желание Шурика было очень кстати - кроме него желающих прогуляться могло и не найтись, а Руслану после ночной борьбы с тентом уже надоело быть палочкой-выручалочкой. Скоро разведчик вернулся и сказал, что в домике нас ждут. Надо было собираться, одеваться, укладываться и скорее отсюда. Я прикинул суммарные ощущения от влезания в мокрую и холодную одежду и ботинки, складывания под дождем палатки, тентов, рюкзака, и мне стало как-то невесело. Остальных мучили те же мысли. Но идти до спасительного жилища было недалеко, несколько сотен метров, поэтому сборы свели к минимуму. Я как мог быстро, хотя скорость уже не имела значения, брел по поляне, превратившейся почти в болото. Ботинки на босу ногу, шнурки не завязаны, на плече рюкзак с беспорядочно набросанными в него вещами, в руке комок из палатки и тентов - в таком виде я завалился под крышу избушки.

Жилище пастухов представляло собой сруб, состоящий из одной комнаты. У входа стояла небольшая металлическая печка, а напротив двери, у дальней стены были устроены нары, достаточно большие, для одновременного отдыха пяти-шести человек. Пространство под ними тоже использовалось для спанья. В стене над нарами было единственное небольшое окошко. В целом внутри было довольно чисто, особенно по сравнению со срубом на Тормозаковском мосту. Домик был объединен одной крышей с помещением, по функциональному значению напоминающему веранду. Это было нечто среднее между улицей и домом. У помещения было три бревенчатых стены и дощатый пол. Здесь стояла обычная газовая плита, шкаф для посуды, большой обеденный стол и много мешков со всякой снедью, а также нарубленные дрова и много всякой мелочи.

Когда мы завалились, тактичные обитатели дома, предоставили единственную комнату в полное наше распоряжение, а сами переместились на веранду. Подходили мы порознь, группами, кто как собрался, и хозяева, всякий раз, улыбаясь, сетовали, что ж вы, дескать, вчера не зашли, а то погода в горах шутить не любит. Что мы могли ответить…

Сперва мы, разумеется, переоделись во все сухое. Как выяснилось, какие-то сухие вещи, остались не у всех. Машку мы одевали всей группой: кто-то дал свитер, кто-то штаны, я пожертвовал шерстяные носки. Затем, думая о будущем, на веранде натянули веревки и развесили мокрые палатки и спальники. Конечно, без солнца спальники быстро не высохнут, но палатки из парашютки неплохо сушатся просто на ветру. Первое время, приходя в себя, мы просто сидели внутри, обалдевая от смены декораций. Но едва ребята оклемались, всем сразу захотелось есть.

На завтрак сегодня предполагалась геркулесовая каша. Очень удачно, что продукты ни у кого не промокли. Чтобы не расходовать для своих нужд драгоценный в этих местах газ, мы решили приготовить ее на металлической печке внутри - все равно для тепла ее придется топить. Добровольцы под предводительством мужика, который, судя по всему, был здесь главный, надев полиэтиленовые накидки опять вылезли под дождь. За домом был некоторый запас дров, их требовалось лишь пилить да рубить. Затопили печь, которая быстро нагрела помещение, но тяга была плохая, и сырые дрова горели вяло. Поставили кашу на печку и стали лениво ждать, когда она сварится. Каша вариться явно не спешила. А пока к нам зашел мужичок поболтать и послушать песен.

Надо сказать, что хозяев избушки я помню крайне слабо. Более-менее запомнились трое: "Главный" - интеллигентного вида довольно габаритный мужик, "Дед" - так они звали между собой маленького шустрого мужичка лет пятидесяти и "Армянин" - дядька кавказской внешности, говорящий с соответствующим внешнему облику акцентом. Кажется, обитателей было больше, но остальные появлялись эпизодически или не общались с нами, а поэтому не запомнились.

У пастухов было множество собак. Как я думаю, в тайге собак не кормят вообще, поэтому они все время голодные и жадно, с надеждой смотрят вам в глаза. Все собаки были неопределенной породы, этакая помесь лайки с бобром, размера скорее маленького, чем среднего, в общем шавки и шавки. Все, кроме одной - очень крупной, явно породистой лайки называемой Кучумом, видимо из-за столь же злобного нрава, что и у знаменитого тезки - сибирского хана, противника Ермака. Собаки совсем не лаяли, и как заметил кто-то из наших, наверно не от того, что хорошо воспитаны, а просто подобно волку привыкли бесшумно бросаться на свою жертву.

Мужичок, зашедший к нам поболтать, и был Дед. Ему не привычному к женскому обществу, никак не удавалось держать свою речь в тисках внутренней цензуры. Он постоянно забывался, но тут же, взглянув на кого-нибудь из наших дам, очень смущался и все время повторял: "Изините, изините…" Затем он поинтересовался, что это мы готовим. А когда узнал, что сладкую, молочную геркулесовую кашу, то просто закашлялся от смеха. Если Дед посреди разговора вдруг вспоминал об этом, то лицо его расплывалось в широченной улыбке, он прыскал и снова повторял, все время как бы переспрашивая: "Каша геркулесовая… с молоком?!… сладкая?!… е…!"

Каша на печке, к сожалению, никак не хотела доходить до кондиции. Главный уже несколько раз предлагал нам переставить ее на плиту, но мы были крепки, и не давали тратить газ на случайных гостей. Столь долгое приготовление каши, хотя это от нас и не зависело, тоже служило лишним поводом для насмешек над ней со стороны Деда. Он просил нас дать попробовать столь малопривлекательное на его взгляд блюдо, чтобы было о чем рассказывать мужикам. Примерно через два часа, каша была признана условно готовой, и дежурные разложили ее по тарелкам не забыв естественно Деда. Мы все же уступили очередному предложению мужиков и дали довести до кипения кан с чаем на плите, предварительно максимально согрев воду на печурке. А едва Дед увидел, как дежурные раздают каждому по сухарику хлеба, его прямо затрясло, частично от смеха, частично от удивления, частично от возмущения, и тут же выбежал на террасу и вернулся с огромной буханкой хлеба. Не долго думая, мы разделили ее по-братски. Каждому досталось по огромному куску настоящего довольно свежего хлеба.

Дед тоже отведал каши. Она не то чтобы ему не понравилась, но и вкусным кушаньем не показалась. Но Дрон, вероятно уже смекнувший где тут можно поживиться, на все лады нахваливал кашу, говоря, что ничего вкуснее и не бывает. Дед клюнул на приманку и тут же заявил, что он, дескать, в два счета сварит такой суп, рядом с которым наша каша просто заплесневевший сухарь по сравнению со свежевыпеченной буханкой. Андрюха усомнился в том, что такое блюдо вообще существует. Мужичок распалился не на шутку, он ехидно усмехался над нашим невежеством в плане еды и тут же направился стряпать. Олегович тоже вовремя подсуетился и был выбран спорщиками третейским судьей, честным и беспристрастным. Спор был принципиальным, и стороны боролись лишь за престиж, считая его, несомненно, выше какого-либо материального вознаграждения. Остальные с интересом наблюдали за развитием событий, глядишь, чего-нибудь перепадет.

В том, что суп получится вкусный, сомневаться не приходилось. Как ни крути, но если бухнуть с кастрюлю много свежего мяса, картошки, сала, а также какой-нибудь зелени и специй, получится похлебка хоть куда. Все это наличествовало у хозяев. Не знаю, чем Дед занимается за пределами избушки, но здесь у него была должность повара. Мы спросили, у мужика как называется суп, который он собирается сготовить, но он только отмахивался. Другие со смехом сказали, что суп называется "Дед", просто "Дед". Видимо повар не баловал их разнообразием, а каждый раз кидал в котел все, что было под рукой. Потянулись минуты ожидания. В это время Дед метался между верандой, на которой готовилось блюдо и комнатой. Всякий раз, забегая к нам, он напоминал, что пари заключено и "теперь уже все", а Олегович - свидетель, судья и дегустатор. Главный, конечно понимал суть дела и тоже смотрел на происходящее с юмором.

Наконец суп был сварен. Мужичок предпочитал не мелочиться и наварил целую огромную кастрюлю похлебки. Запах был просто волшебный, особенно для нас, почти месяц не евших нормального мяса и супа. Всем, а не только непосредственным участникам спора предложили угощаться, нас естественно не пришлось долго упрашивать. Каждому досталось по большой тарелке наваристой похлебки, к которой прилагалось неограниченное ничем, кроме нашей совести, количество хлеба, сала и сметаны. Сами хозяева не захотели к нам присоединиться, сославшись на то, что недавно обедали. Руководство пыталось ввести ограничения на потребление чужих продуктов, но безуспешно. В результате канула в лету трехлитровая банка сметаны, килограммовый шмоток сала и пара буханок хлеба. Совесть была спокойна, у хозяев в продуктовом углу еще оставалось несколько огромных полиэтиленовых мешков с хлебом. В мясе и сале недостатка тоже не было. И лишь запасам сметаны голодные туристы нанесли сокрушительный урон. Как позже выяснилось, пастухи здесь работают вахтовым методом. В тот момент, когда мы здесь гостили, смена приехала всего несколько дней назад, и продуктов было - хоть отбавляй.

Кстати о пари. Превосходство супа Деда над кашей было признано единогласно, что доставило ему массу удовольствия. Он от радости сжимал кулаки и удовлетворенно кряхтел и крякал.

С самого начала гостевания у пастухов перед нами стоял вопрос, идти ли сегодня к Танзыбею или нет. Как я уже говорил, карты на этот, последний участок маршрута у нас не было. Поэтому в оценке расстояния приходилось слепо верить данным из отчетов и сведениям, почерпнутым из разговоров со всеми, кого мы встречали в этих местах. Данные слегка разнились и находились в диапазоне 30-50 километров. Разница конечно приличная. Решили исходить из средней цифры в 40 км. А это либо три легких дня хода по тракту, либо два напряженных, либо один ломовой. Чтобы гарантированно успеть на поезд Абакан-Москва, хорошо бы завтра вечером быть в Танзыбее, чтобы уехать на послезавтрашнем автобусе или если его не будет (а такое возможно) иметь в запасе еще один день. Чтобы не искушать судьбу попыткой достижения Танзыбея за один день, изначально (сегодня утром) руководство решило, что после обеда, когда народ более-менее придет в себя и вещи слегка просохнут, выходить и пройти половину или чуть меньше общего расстояния, чтобы назавтра железно пройти оставшиеся километры.

После сытного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать. Чтобы не входить в противоречие с этим законом, а также пощупав еще совсем мокрые спальники и палатки, и посоветовавшись с народом, руководство мудро разрешило продолжать отдыхать. К тому же дождь все еще хлестал. Хозяева тоже очень рекомендовали остаться на ночь. Завтра было решено устроить показательное выступление: подъем в пять утра и полет до Танзыбея.

Все развалились на полатях, приняли горизонтальное положение и стали вяло трепаться. К нам присоединились и коренные жители избушки. На вопрос, есть ли у вас здесь женщины, Армянин ответил: "Вот мой дэвушка,"- и показал на оконное стекло, но на нем ничего не было. "Ты куда дэл мой дэвушка, зачем оторвал?" - грозно и одновременно жалобно выспрашивал он у ни в чем не повинного Деда. Затем, порывшись среди тряпок под окном, выудил оттуда маленькую цветную фотографию почти обнаженной девушки, вырезанную из какого-то журнала и приклеил ее обратно на стекло.

Мы пытались немного развлечь обитателей избушки. Наш обычный репертуар здесь никакого успеха не имел, пришлось перейти на народные, полународные и блатные песни, которые могли быть знакомы мужикам и те смогли бы подпеть. Особым успехом у Деда пользовалась "Ой, мороз, мороз", исполненная несколько раз подряд, всякий раз с разным набором куплетов. У Армянина были свои музыкальные предпочтения. Он грустно сидел в углу и изредка жалобно произносил: "Слущь, спой желтый тульпан, а?" Когда он сказал это первый раз, Олегович, чтобы угодить, честно пытался узнать, что это за песня. Но ни музыки, ни слов, в объеме, достаточном для даже примитивного исполнения этой песни Наташи Королевой (как выяснилось) никто не знал. Заказ пришлось замять.

Увидев внушительных размеров нож Олеговича, Армянин очень им заинтересовался и покрутив в руках, заявил, что сталь - дерьмо, вот у него нож, вот это да! Сбегал за своим и чтобы доказать крутизну стали, ударил лезвием о лезвие. Экспериментатор с восторгом, что правота подтвердилась, предъявил Олеговичу его нож с глубокой зазубриной, что отнюдь не вызвало радости владельца. На орудии Армянина зазубрина была не меньше - так что квиты. Но мы не стали огорчать хозяина этим очевидным фактом, который он не заметил (или не захотел заметить), а только про себя ухмылялись.

Разговорились о жизни. Когда они узнали, что мы из Москвы, то очень удивились и несколько раз переспрашивали: "Из самой?" Мы были не в курсе, что означает "из самой" или "не из самой", но подумали, что "Москва вообще", по их сибирским представлениям, расстилается по крайней мере от Смоленска до Волги, и только "сама Москва" означает собственно наш родной город. А Дед, узнав, что мы из столицы, сразу задал вопрос не в бровь, а в глаз: "Что же вы тогда до сих пор Ельцина не убили?" Ну что тут скажешь…

Армянин ту же вспомнил, как он когда-то был в Москве. Очень ему наш город не понравился - опасно говорит в нем жить, много плохих людей, и в подтверждение рассказал историю о той своей поездке…

"Лечу я в самолете Баку-Москва. Лечу, лечу… Объявляют посадку. Выхожу, а куда дальше идти не знаю. Подходит ко мне одна женщина, ничего, красивая, видит, что не местный и в затруднении, и предлагает у нее переночевать. Я не знал, где тут можно найти гостиницу, но идти к ней не хотел. Но она все же уговорила. Поехали. Квартира хорошая. Вот, говорит, твоя комната. Оставил я вещи и пошел погулять по городу. Вечером прихожу, а в квартире уже какие-то люди, много. А та женщина подбегает ко мне и говорит, чтобы шел к себе, закрылся, молчал и не открывал никому, чтобы не случилось. Я уже хотел совсем уйти, но пришли какие-то люди, и я закрылся в комнате и только смотрю в замочную скважину. Сначала они просто выпивали, орали и дебоширили. Потом повздорили, кто-то кого-то ударил и началось… Все, что было под рукой пошло в ход. Сначала убили женщину-хозяйку, а потом и тех, кто был с ней. Я сижу, ни жив, ни мертв, только бы думаю, не нашли. Найдут - убьют, это точно. Стали они квартиру обыскивать, нет ли свидетелей. У меня совсем душа в пятки ушла. Спрятался я в шкаф и постарался затеряться среди платьев. Кто-то из бандитов вспомнил, что еще кого-то видел в квартире, стали опять искать и наткнулись на запертую дверь в мою комнату. Дверь выломали. Видят, что в комнате никого, поискали немного, не нашли и уже собрались уходить, но тут подо мной деревяшка скрипнула. Все, теперь кранты, теперь найдут. Полезли они в шкаф, а я не стал ждать, когда меня вытащат - с криком вылетел, одного ногой, другого рукой, и к окну. А квартира на третьем этаже. Оттолкнул еще одного, что по пути попался, разбиваю собой стекло, падаю вниз и ору… Тут меня кто-то за плечо теребит, просыпайся, говорит, в Москву прилетели."

Мужики очень смеялись, когда слушали наши рассказы про поиски "золотого корня". И когда все стали пить чай, добавили в него настойку этого лекарственного и тонизирующего растения. Им не хотелось, чтобы мы покидали Саяны, так и не попробовав корешка, на поиски которого потратили много времени и сил. А потом Тане подарили целый засушенный корень.

Помянули недобрым словом погоду. Такие долгие дожди здесь в порядке вещей. Пастухи предсказывали, что тот солнечный день с температурой под 30° , когда мы ходили в "Каменный город", был последним хорошим днем этим летом. А скоро, вещали они, через неделю-другую, сильно похолодает и в горах ляжет снег.

Еще раз пастухи сильно нас удивили тем, что ближе к вечеру, часа в четыре, когда дождь лил, как из ведра, двое решили отправиться на какие-то озера собирать ягоды. На наш немой вопрос, они "ничтоже сумняшась" сказали, что в дождь, ягоду собирать даже лучше, чем по сухой погоде. Вот уж не знаю почему…

Мы долго сидели и разговаривали на разные темы: философские и не очень. Самой напряженной получилась дискуссия на тему религии. Спорили, главным образом, Галина Борисовна и Шурик, а остальные вставляли реплики. Я просто отдыхал, понимая, что данный вопрос находится не на уровне понимания, а на уровне веры, а по сему доказать что-либо просто невозможно. Стороны все больше распалялись, и, в конце концов, всем надоели. Спор был закончен методом переключения на более актуальную в тот момент тему - завтрашний бросок к Танзыбею.

Мы предупредили Главного, что будем уходить рано. Но он сказал, что в их планы входит уйти еще раньше, или сегодня ночью или с первыми лучами солнца, а поэтому в избушке кроме нас никого не будет. Мужик попросил не устраивать бардака и предупредил, что собаки, а в частности Кучум, останутся. Собаки - голодные, поэтому, когда будете уходить, пусть последний не зевает, Кучум может броситься. Не знаю, сказано это того, чтобы попугать изнеженных горожан или это было правдой, но к Кучуму, все еще больше преисполнились почтения. Чтобы избежать печального сценария, мы целый день прикармливали его, да и других собак тоже.

Что еще мы делали в тот вечер, я толком не помню. Но впечатления на этом не закончились. Уже когда стемнело в комнату влетел Главный и спешно спрятал от кого-то ружье подальше под нары в груду матрасов и наших спальников. Мы порядком испугались. Когда стало уже совсем темно, оставшиеся в избе пастухи начали волноваться по поводу ушедших собирателей ягод. В их распоряжении был старый, раздолбанный ездой по местным дорогам "Запорожец". На нем мужики поехали на поиски, которые велись довольно своеобразно. Пастухи ездили на машине по тракту, время от времени останавливаясь, светя фарами в темноту и сигналя клаксоном. Несколько таких попыток закончились безрезультатно. Мы были в ужасе - подумать только, люди в такую погоду пошли в тайгу и не вернулись. Хозяева тоже конечно волновались, но все же, как я понял, такая ситуация для них не нова. Мы ничем не могли помочь в их автомобильных поисках, а в лес, в дождь, да еще ночью соваться не имело смысла. Главный сказал, что если за ночь собиратели не найдутся, то тогда рано утром оставшиеся пойдут в лес их искать.

Стали собираться спать. Внутри места на всех не хватало, поэтому Шурика, Илью, Ваньку и меня отправили спать на веранду, на свежий воздух. Причем в наш тройной спальник вместо приболевшего Андрея, лег Илюха. Трезво прикинув шансы, решили вставать не в пять, а в шесть. Попросили хозяев нас разбудить, ежели сами не проснемся, и договорились сварить завтрак на газу. Все быстро заснули - сказалась вчерашняя бессонная ночь и обилие новых впечатлений.