Читайте на Mountain.RU Михаила Налетова: ТАЛГАР 2000 Боровое - очень маленькие горы Как я стал клиентом

Автор: Михаил Налётов, Омск

Сказка о Двойке

История непримиримой борьбы за повышение трудовой дисциплины, против бюрократизма, за высокий моральный уровень,против обезлички, за здоровую критику и здоровую самокритику, за личную ответственность каждого, за образцовое содержание отчетности и против недооценки собственных сил … в альпинизме.

…- Дай ему документы, а то его сейчас кондрат хватит.
А. и Б. Стругацкие.
“Сказка о Тройке”

Мы сидели на травке посреди ВС, вольготно раскинувшегося прямо на тропе под сенью лиственниц и занимались тем, что здоровались с проходящими группами. Редко кому из прохожих удавалось минуть наш баз-лаг без приключений. Повинуясь мысли строителей ВС, прямой как полет одичалой вороны, путника, рискнувшего вступить на нашу территорию, встречал огромный костер с тросиком, натянутым на уровне шеи. С одной стороны костровища располагалась колода для рубки дров и сырье, еще пока не перешедшее в разряд “дрова”, а с другой была устроена довольно объемная поленница. Сверху, в дыму костра, болтался флаг нашего спонсора, украшенный геральдической картинкой, которую при некотором воображении можно было принять за герб России или за результат неудавшегося эксперимента генетиков. Под гербом размещалась ни к чему не обязывающая надпись. Если у кого-то была цель вызвать этой рекламной кампанией недоумение туристско-альпинистской братии, то мы выполнили ее на все сто. На самом деле, странная надпись из разряда “Земля и воля” означала название нового продукта нашего спонсора, более детально рекламировать который запрещал закон, да и не было смысла, ибо раскупается он на Руси с завидным успехом в любое время и по любой цене.

Более же всего пугал усталых путников тяжеленный топор-колун с приваренной ручкой из водопроводной трубы, игриво воткнутый в колоду. Остальное барахло стыдливо прикрывала собой рваная брезентовая палатка размером с микроавтобус. Над палаткой висела натянутая мною проволочная антенна на 27 МГц, что внушало уважение проходящим. Они думали, что в палатке мы смотрим телевизор. На самом деле, в дальнем углу палатки стояла радиостанция на которой я проводил связи согласно утвержденного расписания. Оставшийся свободный объем палатки заполнял непередаваемый амб’рэ, состоящий из запахов подтухающей капусты, гнилых лимонов, копченой селедки и пропано-бутановой смеси.

Довершала пейзаж обеденная зона в виде буквы П, выполненная из струганных досок. Традиционно используемые для этой цели чурбаки и бревнышки были отвергнуты нашим инструктором В., желающим оградить холеные задницы членов нашей, с позволения сказать, экспедиции от непосредственного контакта с природой хотя бы во время принятия пищи.

Базовый лагерь принадлежал, как уже говорилось, нашей экспедиции которой руководила Большая Двойка в составе четырех с половиной человек. А именно: Председателя ФА нашего славного города, Старшего Тренера всех времен и народов, двух инструкторов, и оператора, который тянул только на полруководителя. Для руководства ему требовалась камера. Когда оператор брал ее в руки, то его слушались все безприкословно, когда камеры не было, оператор автоматически переходил в разряд простых людей, а когда на сцене появлялось альпинистское снаряжение, то беднягой командовали все, кому не лень. Остальные восемь человек проходили по разряду “участники”, или “члены”, смотря по настроению Двойки.

Полчаса назад я имел связь с промежуточным лагерем и выяснил, что загорать нам сегодня не последний день, ибо вчерашние восхождения не оправдали высокого доверия, оказанного нашим спонсором. Из состояния глубокой подавленности, вызванной тем, что сидение внизу растягивалось во времени с поразительным постоянством, меня вывела Наталья.

- Не боись, - сказала она, - инструктор В. приложил руку не только к доскам. По прибытии в ВС он провозгласил себя завхозом.
Я приподнялся на локте
- Что ты хочешь этим сказать?
- Продукты наверх собирал он. – Наталья помолчала. Было видно, что ей – завхозу с пятнадцатилетним стажем эта мысль приносит какое-то садистское наслаждение.
- Ну, дык, поэтому и получилось в два раза больше, чем взяли бы мы.

Не отрывая взгляда от белой горы, замыкающей ущелье, Наталья утвердительно кивнула, презрительно морща губы, а потом резко бросила:
- Они уже на подсосе… завтра продержатся последний день - и улыбнулась, как, наверное, улыбается преферансист, наблюдая за игрой детей в “дурачка”.

И точно, на следующей связи промежуточный лагерь в завуалированной форме поинтересовался, не найдется ли внизу дураков, желающих прогуляться наверх и подбросить им жрачки. К этому моменту я уже перестал удивляться бестолковости организации экспедиции, и молча сносил все перегибы и заскоки нашего руководства. Единственно, меня раздражал мешок муки, который стоял возле радиостанции и мешал проводить мне связи. Наталью же мешок просто бесил, потому что предназначался для изготовления оладушек (что само по себе может травмировать психику завхоза-туриста). Однако, яичный порошок, для той же цели куплен не был, и теперь все прогрессивное человечество из числа участников мучительно придумывало, что бы такое с этой мукой сделать.

Получилось это из-за того, что при составлении раскладки руководством в качестве плана был провозглашен тезис: “Наша цель – занести наверх как можно больше, а потом все ЭТО съесть”. После чего раскладку перелопатили до неузнаваемости, приводя в качестве мотивации истории о том кому, сколько и где пришлось оставить жратвы. Доминировала тут, конечно, история о ящике тушенки, брошенном на леднике где-то под Маашеем.

Первая часть этого плана была успешно реализована с помощью вездеходного “Урала” и целого дня челночных переходов. Со второй дело обстояло гораздо хуже ибо никто не представлял, как можно съесть 13 килограммов топленого норвежского масла, например. Урока из этой ситуации извлечено не было, и для 3-х дневного выхода наверх набрали столько всего, что пришлось сделать заброску в трех часах ходьбы от лагеря.

Целью этого выхода, да и собственно всей экспедиции являлось восхождение на вершину 3400. Далее было запланировано назвать эту несчастную вершину именем, утвержденным спонсором. Для реализации этой цели наши командиры сформировали два отделения коие и возглавили, а спонсоры придали нам два ящика своего продукта (того самого, который нельзя рекламировать по ТВ) и оператора с камерой и штативом. Продукт и штатив дотащили до баз-лага, а оператора с камерой поперли еще выше. Вершинку решили затоптать с двух сторон. С одной стороны те, кого начальство уважительно называло “разрядники”, а с другой “новички”, к коим прицепили и оператора. Для нас в этой феерии альпинизма места не нашлось, и оставили нас “на рации” обозвав “спасотрядом”. Особенно удивлена была этим званием моя сестра, которая впервые в жизни поехала в горы, да и то с целью позагорать.

“Новички”, ведомые самим председателем городской ФА, подошли под перевал Нижнешавлинский, благополучно залезли на него, и двинули вправо по гребню. Но тут вышла заминка. На “многократно просмотренном и тщательно разведанном” гребне вдруг, откуда ни возьмись, обнаружилась куча жандармов. К 18-00 группа промолотила с пяток жандармов, и осталось еще не меньше. Надо было как-то спускаться. Решение было найдено простое и незамысловатое как мычание. Вся группа вместе с Председателем и камерой заперлась в кулуар в котором пришлось навесить 10 дюльферов. Говорят, оператор был очень доволен снимая как по кулуару сходят камни.

Вторая группа была на вершине уже к 15-00. Правда удовлетворения это никому не принесло. Во-первых на “никем не покоренной” вершине спокойно лежала записка, а во-вторых памятная табличка призванная увековечить это великое восхождение (а заодно и спонсора) лежала в рюкзаке у кого-то из “новичков”, беспросветно застрявших на южном гребне.

Связи больше в тот день не было, так как все до наступления темноты и после, пока хватило сил прыгали, по моренным валам. Ночевать пришлось кому где попало, но к первой связи следующего дня все собрались таки в промежуточном лагере.

Тут как раз и прозвучало предложение подкинуть наверх продуктов. Я набрался смелости и попросил прислать нам замену – мне очень хотелось сходить на Маашей, пока стоит погода.

Рация удивленно замолчала. Потом по небу пронеслась черная тень, где-то громыхнуло, на что рация отозвалась испуганным шипением, запахло затхлой канцелярщиной, и динамик пролаял:

- Это исключено, – таким тоном, что я сразу оставил все свои инсинуации, и уныло протянул:
- Вас понял… Связь кончаю.

И мы продолжили загорать. Под вечер появился Председатель с подвернутой ногой. В связи с этим было срочно пересмотрено меню ужина. Из него выкинули пошлую вермишель и внесли картошку, которую девчонки пожарили на газовой плите. Нет, не на горелке, а именно на двухкомфорочной плите, которая тоже скрывалась во глубине волшебной палатки. Председатель Сам руководил подготовкой к ужину, что выразилось в требовании заменить подсолнечное масло на топленое. В результате картошка подгорела, но Председатель об этом не узнал, ибо мыть сковородку пришлось не ему…

Следующий день был насыщен переговорами в эфире. Связь в 15-00 провели с вершины, где группа занималась тем, что прибивала табличку. В те моменты когда отделения 1 и 2 включались на передачу не одновременно, было отлично слышно как звенит шлямбур и разговаривают участники на вершине. Однако, я открыл для себя, что даже если станция выходит на 9 баллов, то это не значит что ты поймешь своего корреспондента. Я, например, так и не понял, как получилось, что спускались опять в темноте, и как отпустили двоих участников в 21-00 из промежуточного лагеря в базовый. Через полчаса в лесу стало хоть глаз выколи, и наши герои спокойненько завалились спать под ёлку, мы же в баз-лаге, повинуясь указаниям рации, до 2-х ночи жгли костер, ожидая их прихода.

Узнав, что все спустились с вершины, и надобность в спасотряде отпала, я возгордился, и дерзнул просить Председателя отпустить меня утром наверх, на подход к Маашею. Первой его реакцией было:

- Никуда не пойдете, потому что не имеете права… - Но потом, в течение вечера он слегка размяк, в речи его появились человеческие нотки, и к последней связи решение было найдено:

- А вот мы сейчас Старшего тренера спросим.

- Какой Маашей!!?? - прохрипела рация. - Они еще не прошли ледовых учений. Пока я не приду, ни шагу из лагеря.

Это было сказано таким тоном, что я даже испугался – отхожее место у нас было довольно далеко, и я не был уверен что меня туда отпустят. Председатель же наоборот ожил, и, потирая руки как Понтий, проследовал к прерванному ужину.

Разговор с тренером – 1

На следующий день ближе к обеду появился старший тренер. Я возликовал, ибо полдня мне хватило бы для подходов, а я боялся, что начальство появится как всегда по темноте. Наивный, я полагал, что если я сделал для экспедиции все что мог, то и ФА сделает что-нибудь для меня. Максимум что мне было нужно – чтобы мне не мешали. Как оказалось, я глубоко ошибался. Старший тренер говорил просто, доступно и энергично. Речь свою он начал с двух тезисов:

- Свои планы выброси из головы. Никуда вы не пойдете.

То что было сказано дальше никакого интереса не представляет. Но, тем не менее, монолог занял не менее двадцати минут. Были заданы грозные вопросы типа: “да знаете ли вы что такое альпинизм?”, “вы что раздеть меня хотите?”, “да вы всю федерацию на корню погубите” и т.д., и т.п. Так как я счел вопросы риторическими, то диалога у нас не получилось. Далее были многократно помянуты: подведение под монастырь, еще раз раздевание всей федерации, моральная ответственность за наши молодые жизни, лично Кавуненко – Великий и Ужасный, а так же группа каких-то безвестных КМС-ов улетевших с гребня. Особенно веско прозвучала фраза:

- Да мы с Бабановым это ребро шли целых э-э-э… Спустились в э-э-э … по темноте еле спустились.

Я опять счел за благо промолчать, ибо все эти ночные спуски имел возможность наблюдать и вчера, и два дня назад. Может это стиль такой?

Молчание мое вынудило Старшего тренера прибегнуть к откровенному шантажу:

- Даже если вы сами уйдете, даже если вы напишите мне записку “в моей смерти прошу не винить”, то я все равно несу за вас моральную ответственность. Я должен буду послать за вами спасотряд. Усталых измученных людей я погоню на гору…

Я понимал, что он передергивает, и что людей, “измученных” трехчасовым переходом налегке и вниз, вряд ли он куда погонит, хотя бы потому, что у них так же как и у меня не было бумажки для выхода на такой маршрут. Но ни спорить, ни убеждать, ни просто выслушивать все это у меня уже не было ни желания, ни сил. (А наверное зря. Очень интересно было бы посмотреть членов нашей федерации на льду перевала Надежда. Не зря ведь они перед своим скальным восхождением целый вечер одевали кошки “Рембо” на нерантованные трекинговые ботинки.) Боже, я сидел как оплеванный. Чтобы остановить этот поток красноречия я готов был пообещать вообще не ходить в горы. Однако, этого не потребовалось. Достаточно было пообещать просто не ходить на Маашей. После этого сила метафор и экспрессия ослабли, мне было дано разъяснение, что обижаться не стоит, и я был отпущен с миром.

Разговор с тренером – 2

Итак, с Маашеем мы обломались, но просто загорать в лагере еще полторы недели сил уже не было. Кроме того, вокруг высились прекрасные, манящие вершины. Рядом лежало ущелье Каракабак славное ледовыми маршрутами. Соседи–барнаульцы настойчиво звали на первопроход на Куркуре. (Вообще-то они предложили мне забить на обещание, на Федерацию и на Старшего тренера лично, и идти куда душа зовет, но я побрезговал плутовать и лукавить).

Тщательно изучив карту со всех сторон, мы пришли к выводу, что на Маашее свет клином не сошелся. Наталья настойчиво предлагала опросить начальство на предмет того, на что же мы таки имеем право, и светит ли нам вообще что-нибудь. У меня были кое-какие соображения на эту тему, навеянные предыдущей беседой, но Наталья, вооруженная картой, уже направилась к командирской палатке. В ответ на ее прямой и недвусмысленный вопрос “Куда мы можем сходить?”, мы услышали несколько укороченный вариант вчерашнего монолога. Над вопросом “Да знаете ли вы, что такое альпинизм” мы думали уже вдвоем, и у меня зрела уверенность, что альпинизм это школа мужества. В том смысле, что надо иметь немалое мужество, чтобы продраться сквозь все препоны и добраться до горы.

Вторичное обещание не ходить на Маашей, несколько поубавило раздражение Старшего тренера вызванное нашими телодвижениями, его речь почти утратила агрессивность, а палец уткнулся в карту.

- Вот, например, перевал Нижнешавлинский – 1б. Вполне вам по силам. Сходите на перевал, потренируйтесь на льду, потом спуститесь в Шавло, потом через Моховое плато выйдите по кругу обратно к базовому лагерю.

- Так, так, - прикинул я про себя, - три–четыре дня по слоновьим тропам и моренным увалам. Это без запаса на непогоду. Рация в соседнее ущелье не пробьет. Значит чистая автономка. Один я и две дамы. Население здесь, правда мирное, но все же… Эксцессы бывали… Ни малейшего представления о том как ориентироваться в ущелье Шавло и на моховом плато которое, на карто-схеме выглядело большим белым пятном.

Однако, интересно Старший тренер трактует Правила совершения горовосхождений.

- А вот эта часть, - мой палец пополз по карте через ущелье Шавло, обогнул Моховое плато, спустился по реке Карасу к Мажою и, наконец, уткнулся в отметку баз-лага. – Она обязательна?
- А как иначе?
- И вы выпустите нас втроем, без всякого присмотра? – решил я немного прощупать оборону противника.
- Почему без присмотра? Вон у нас двое инструкторов в лагере. – При этом как-то, само собой полагалось, что инструктора не покинут баз-лаг. – А мы пока, двинем вам навстречу, на плато - золотого корешка пособираем.

Пока я огорошено думал, как инструктора будут нас инструктировать из баз-лага, и какое отношение имеет собирание гербария к федерации альпинизма, впервые за много лет вырвавшейся в горы, Наталья решила брать быка за рога:

- Зачем нам спускаться в Шавло? – Прямо спросила она.
- А чтобы посмотреть на озеро. – Был не менее прямой ответ.

Мы не знали, то ли плакать нам, то ли смеяться. Наши горькие улыбки были истолкованы превратно:

- Что еще за ухмылки, - Старший опять сбился на повышенные тона, - Я вас спрашиваю!!! Да знаете ли вы, что такое альпинизм? – Пластинка поехала по третьему кругу. Пока нас шельмовали, гнобили, и всячески вытирали о нас ноги, многократно поминая почему-то, при этом ведущих туристов-горников, мы поспешно покидали поле боя, прикрывая тылы ни на что больше ненужными картами.

Очнулись мы только в палатке.

- Домой? – Спросил я.
- Домой! – Ответила Наталья.
Мойте мозги порошко-о-ом!!!

Разговор с тренером – 3

- Мы уезжаем! – Я стоял перед Старшим тренером держа в руках бесформенный комплект теплой одежды выданный нам на троих.
- В чем дело? Объяснись. – Как ни в чем ни бывало изумился Старший тренер.
- Мне здесь больше нечего делать. Связь я обеспечил, спасотрядом отработал – все что мог я уже сделал, а теперь хочу домой.
- Выброси это из головы! Экспедиция заканчивается 23-го. Мы вместе приехали и вместе уедем.

Коротенько, на пяток минут, опять был помянут Маашей, моя гордыня, “ненастоящие” туристы, которые ходят пятерки-шестерки, приведены в пример “настоящие”, которые знают толк в оформлении документов, а так же приглашены в свидетели все сидящие вокруг.

- Мы приехали, чтобы совершать горовосхождения, ходить на вершины, а ты все портишь, – вещал он, и я ясно понимал, что и Талгар в двойке, и Берельское ребро Белухи, и первопроход на 50 лет КПСС, и пик Комсомола и другие прекрасные горы пройденные нами, и даже траверс 50 лет – Урусвати, ничего из себя не представляют. Я наконец, понял что такое “альпинизм”. Это скромная серая бумажка на которой написано: “записка с перевала Нижнешавлинский”, или я не знаю, какие-то еще магические надписи. Только она могла удостоить нас высокой чести встать в один ряд с “новичками” и дать право “участвовать в альпинистских мероприятиях”.

- Чего ты, да брось, - подал голос инструктор В., - сходите вон на эту, как её, Кукареку – чем привел в замешательство Старшего тренера, и я счел за благо ретироваться под это дело.

На следующее утро мы ушли вниз. Наиболее смелые и небрезгливые “новички” пожелали нам счастливого пути, но таких было не много. Бумажки, на которых я отпечатал для них волшебные слова: “Книжка альпиниста” начали действовать. Впереди ждал золотой корень, а слабые духом уходили вниз. Альпинизм это все ж не шашки. Не каждому дано. Старший тренер напутствовал нас доступным объяснением, что “гордыня в христианстве - это есть грех”, и мы ступили на тропу под стук ложек. Здесь вам не равнина…..

А горы стояли прекрасные и величественные как и десять дней назад. Неподвластные ни перу чиновника, ни печати в книжке альпиниста. “Ни лифт, ни вертолет…”, ни полтонны жратвы в баз-лаге, ни благоустроенный сортир, ни спонсорские тысячи, ни сама Городская Федерация в полном составе не сделают их более доступными или менее притягательными.

Восхождение начинается на спуске. Ноги несли меня вниз пыльной тропой вдоль Мажоя, а в душе зрели, зрели коварные планы, как сходить на Маашей и на Карагем, Сказку и Красавицу, Эльбрус и Казбек, Орджоникидзе и Партизан, и многие, надеюсь, многие другие прекрасные вершины. Для этого нужно только одно – держаться подальше от Федерации Альпинизма.

Если ФА мешает альпинизму, брось ее, такую федерацию!

P.S. Каюсь, трижды каюсь, что исполнял роль начальника спасотряда, ведь, если верить п.п. 5.1.1 “Правил”

“Начальник СО должен иметь квалификацию не ниже КМС, звание инструктора альпинизма 2 категории и жетон "Спасательный отряд".”