Автор: Ильдар Марданов, г. Керчь,
Председатель судейской коллегии Национальной Ассоциации шотокан каратэ-до Украины

ВОСХОЖДЕНИЕ НА ЭЛЬБРУС 29 ИЮЛЯ 2002 ГОДА

Светлой памяти Максима Акулина посвящаю это восхождение…

Какая сила движет человеком на этих неприступных склонах? Что заставляет его забыть на время про удобства и уют теплого очага и взвалить на себя бремя риска и ответственности за свою жизнь? Одно ли стремление доказать самому себе свою значимость в этой жизни? Или он ищет на этих промороженных и обледенелых вертикалях что-то такое, на что и сам не знает ответа?

Готовиться к альпинистскому сезону этого года я начал еще зимой, но с приближением лета приходило осознание того, что мои планы могут остаться несбыточными по банальной причине – отсутствие средств на закупку необходимого снаряжения. Еще свежи воспоминания о прошлогоднем подъеме по леднику Ирик, когда трижды ломалось крепление моих кошек, и надежду на благополучный исход экспедиции сменяло полное отчаяние. Так что вопрос надежной экипировки был более чем актуален. Не найдя поддержки и понимания в городе, стал обзванивать друзей. Мой московский друг Игорь Акулин – один из владельцев крупнейшей в России фирмы оптовой продажи одежды “Град вещей на Алексеевской” - заинтересовался проектом и помог решить все финансовые проблемы.

В силу обстоятельств собрать команду для поездки на Кавказ не удалось, и я решил в одиночку сделать восхождение на Эльбрус. Отъезд из Керчи наметил на 8 июля, но планы изменили проходившие перед этим в Гурзуфе учебно-тренировочные сборы по каратэ – основному профилю моей работы. Непонятным образом в первый же день сборов умудрился сильно простудиться. Лечение приходилось совмещать с занятиями, в результате чего я был поставлен перед выбором – отказаться от участия в экспедиции по состоянию здоровья или рискнуть, вполне осознавая, чем такой экстрим может для меня закончиться (ниже станции канатной дороги “Старый кругозор” сохранились могилы первых погибших на Эльбрусе альпинистов – Николая Зельгейма, умершего на седловине – 5300 метров – в июле 1931 года во время одиночного восхождения на вершину и Алексея Гермогенова, шедшего больным и умершего 25 марта 1933 года на седловине от паралича сердца). Подкрепив свою веру в успех ударной дозой антибиотика и отлежавшись неделю в постели, я упаковал рюкзак и взял билет до Минеральных Вод.

Кавказ встретил следами разыгравшейся недавно стихии, но уже за сто километров на подъезде к Эльбрусу открывался потрясающий вид на белоснежные шапки двух его вершин, заметно возвышающиеся над остроконечными пиками Главного Кавказского хребта. А в Азау, у подножия величайшей европейской вершины, вдоль автомагистрали лежали поваленные девственные леса – результат сошедших мощнейших лавин.

Мой долгий и мучительный путь к вершине начался с подъема в базовый лагерь на высоте 3750 метров, где я встретил старых друзей и узнал последние новости. Эльбрус в этом сезоне забрал жизни трех альпинистов – двух россиян и шведа. Последний трагический случай произошел за четыре дня до моего приезда. Уже на спуске с вершины восходитель из Сочи, попав в туман, сошел с тропы и сорвался на ледник. Летел долго, тело нашли полностью разбитым.

Девять дней я тщетно пытался адаптироваться к высоте. По ночам, когда заметно падало и без того низкое атмосферное давление, мозг готов был взорваться от боли. Несколько раз делал акклиматизационные выходы, но выше 4050 метров не поднимался – колотила “горняшка” (горная болезнь).

Когда пришел циклон, погода безнадежно испортилась. Гора, до этого заполненная альпинистами из разных стран, словно вымерла. Находившийся в базовом лагере известный украинский альпинист Владимир Моногаров, который в свои семьдесят шесть лет активно готовится к покорению Эвереста (8848 метров), категорически запретил мне выходить на вершину и посоветовал спуститься вниз для реакклиматизации и восстановительного отдыха. К тому времени я был уже на грани, за которой никто не в состоянии спуститься с горы сам.

Двое суток усиленного питания и сна на высоте 2085 метров заметно преобразили меня. Зажило обгоревшее на солнце и воспаленное от герпеса лицо, прибавились силы. Погода прояснилась и 27 июля я снова поднялся в базовый лагерь, а к вечеру залез на 4600 метров. Ночью гора преподнесла мне серьезное испытание – “горняшка” колотила до утра так, что с рассветом я упаковал рюкзак и собирался уехать домой. Слово боль было ключевым в моих ощущениях.

Не знаю, что побудило меня остаться. Обида за напрасно потраченные силы, здоровье, время и деньги или нечто иное – то, что спрятано в глубинах подсознания и не поддается разумному объяснению. Отдохнув день, в ночь на 29 июля я вышел на штурм вершины.

Звездное небо, легкий ветер, заметно ощутимый мороз на высоте выше 5000 метров – все это только вселяло уверенность. А желание во чтобы-то ни стало подняться на вершину побуждало делать очередной шаг. Шлось тяжело, даже когда над Кавказом появились первые лучи восходящего солнца, я не остановился для фотографирования. Важно было не терять правильно выбранный темп. Только в седловине Эльбруса я понял, что назад уже не поверну. Так много было пройдено, и так близко был предвершинный гребень. Последние шаги по нему давались невероятно трудно. В 10 утра я стоял на западной вершине (5642 метра) и окоченевшими от мороза и ветра пальцами привязывал к вершинному камню привезенные с собой вымпелы. Эти минуты были очень дороги для меня.

Владимир Моногаров, Ильдар Марданов (стоят), Александр Середин

ВОСХОЖДЕНИЕ НА ЭЛЬБРУС В ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ УКРАИНЫ

История Керчи неразрывно связана с именем выдающегося советского альпиниста Евгения Абалакова – в нашем городе стоит первый в Крыму памятник Ленину, выполненный по проекту прославленного покорителя горных вершин. Каждый раз, отправляясь в очередную экспедицию, я ощущаю невидимую нить, связывающую наши поколения – несмотря на прошедшие десятилетия, так близки и похожи мечты и стремления одержимых горами людей.

Со дня возвращения из июльской поездки на Эльбрус прошло две недели, а я с моим литовским товарищем Игорем Примостом уже садился в аэропорту Внуково на борт самолета, вылетавшего рейсом на Минеральные Воды. Таким немногочисленным международным составом мы задумали восхождение на высочайший пик Европы в День независимости Украины.

Кавказ встретил проливным дождем. Садясь в такси вместе с московскими попутчиками – горнолыжниками Светланой и Арнольдом, мы желали лишь одного – хорошей погоды. Через три часа езды по горному серпантину вся дружная компания разместилась на центральной военной турбазе “Терскол”, расположенной в поселке с одноименным названием у подножия Эльбруса. Высокие цены за проживание на базе никак не соответствовали уровню предоставляемого сервиса, а отношение обслуживающего персонала напоминало далекие советские времена, когда лозунг “За ваши деньги – любые капризы” был неприемлем.

Шесть дней, проведенные на базе, позволили хорошо акклиматизироваться. Совершая ежедневные радиальные выходы с легким рюкзаком, мы прошли ущелья Адылсу и Шхельды, забрались на пик Терскол, примечательный красивыми отвесными скалами и крупнейшей в Европе обсерваторией. Российские пограничники без особых проблем пропускали альпинистов к расположенным в погранзоне вершинам. Засады армейского спецназа и маневренные группы погранвойск, перекрывшие все пограничные перевалы, напоминали о тревожной ситуации в регионе. В ущелье Шхельды мы стали невольными свидетелями поиска предположительно двух моджахедов, ушедших по труднодоступным гребням в сторону Грузии.

На четвертый день, после подъема на 4050 метров и спуска в Терскол, Игоря свалила “горняшка”, и он сутки пролежал с высокой температурой. Альпы, где бывал Игорь, не шли ни в какое сравнение с Кавказом по сложности маршрутов и высоте подъема. Отведенный на акклиматизацию срок заканчивался, но выход в базовый лагерь на 3750 метров пришлось отложить.

Подъем в лагерь совпал с приходом циклона. Мы лезли к скалам Пастухова на 4760 метров. Шел небольшой снег, видимость, достаточная для ориентирования, позволяла не беспокоиться о безопасности. На 4500 метрах нас застал буран. Игорь благоразумно повернул вниз, присоединившись к группе альпинистов из Красноярска, спускавшихся с седловины после неудачной попытки штурма Эльбруса. Дойдя до нижней кромки скал, я понял, что попал в серьезную передрягу – следы замело, и на расстоянии нескольких метров ничего не было видно. Шквальный ветер и холод, от которого не спасала промокшая одежда, сплошная белая стена из снега и тумана сильно давили на психику. Спустя полчаса я окончательно заблудился и вышел в зону закрытых ледниковых трещин. Страх, скорее всего, помогает выжить в таких ситуациях и не разделить участь многих восходителей, разбившихся или замерзших на бескрайних ледяных просторах Эльбруса. Страх и обостренное до предела чувство самосохранения испытывал я в тот момент. После длительного блуждания по ледяным полям счастливый случай вывел меня на ледниковую морену, вдоль которой удалось благополучно спуститься вниз. Потом я долго сокрушался из-за того, что не купил в Москве GPS (прибор спутникового проецирования) и успокаивал нервы горячим чаем с коньяком. Предварительный план установки штурмовой палатки над скалами Пастухова и ночевки в ней отпал сам собой – мороз ночью достигал двадцати градусов, а снега выпало столько, что виднелись только верхушки камней. Осмысливая случившееся, я благодарил судьбу за благосклонное ко мне отношение и молился за удачный исход нашей экспедиции.

Погода стала проясняться под утро 24 августа. В этот день Александр Абрамов – герой телепроекта “Русский экстрим” и мой питерский друг Иван Мошников, протропив в глубоком снегу маршрут, довели до западной вершины женскую команду из Южной Кореи и альпиниста из США Пола Джорджа, который в 2000-2001 годах трижды покорил высочайшую вершину мира Эверест. В следующую ночь на восхождение вышли и мы с Игорем, поднявшись к полудню на высшую географическую точку континента. Над нами было пронзительной синевы небо, далеко внизу проплывали облака, и весь Кавказ виднелся как на ладони. Фотографировать пришлось не снимая пуховые рукавицы: от мороза и шквального ветра моментально замерзали пальцы. Из-за этого мы так и не смогли привязать к вершинному камню вымпел. Подхваченный ветром, он взвился над нами, словно прощаясь, и исчез за гребнем. А потом был долгий мучительный спуск. Проходя через седловину, подумалось о том, что мне так и не удалось сделать “эльбрусский крест” - подняться сразу на обе вершины этой горы. Но на эмоции уже не хватало сил.

Спустя четыре дня такси под передаваемое по радио утреннее пение сутр из Корана увозило нас из этих благословенных мест. Через сто шестьдесят километров, оглянувшись назад, мы увидели возвышающиеся над горизонтом две белоснежные шапки Эльбруса. Я знал, что обязательно еще вернусь туда.

Евгений Очкин и Ильдар Марданов на западной вершине Эльбруса