|
Автор:
Сергей Рогожин, Женева, Швейцария
КЕНЗО
|
 Рок
гор. Горы-боги, как античный хор, правят действом восхождения,
заставляют идти и составляют эстетику подъема. Горы ставят
грандиозный спектакль, драму повседневной жизни и комедию
перевоплощения сирых и убогих равнинных жителей в мифических
героев. Эмоциональность гор разлита, растворена в пространстве
между небом и землей. Они обволакивают пеленой облаков, оглушают
тишиной и ревом водопадов, убаюкивают звоном колокольчиков,
что доносится из долин, опрокидывают и поглощают лавинами,
пожирают трещинами ледников, ошарашивают лепотой рассвета,
смущают наготой склонов, испытывают крутизной колодцев, осеняют
крестами вершин, ласкают камнепадами, порабощают волю и сознание
притяжением высоты, кормят снегом и ветром, очищают студеной
водой, одурачивают альпинистскими мифами, умиляют безразличием,
останавливают ход истории и жизни, привечают жестокостью,
ложатся под ноги и встают стеной.
Прерванная тишина,
Трупики эдельвейсов в твоей ладони.
Смерть в горах – вершина жизни.
|
 Время
и пространство гор относительно и непредсказуемо, как погода и расположение
горных духов. Время Монблана протяженнее и “пафоснее”, но не круче,
чем вздымающееся время Монтерозы или Маттерхорна. Пространство скальное,
снежное, ледниковое, открытое, закрытое и раскрытое, перечеркнутое
via ferrata и запутанное лабиринтами Алечского ледника, припорошенное
сыпухой, зализанное лбами, упитанное грязью, разукрашенное лугами,
раздавленное ледниками, причесанное моренами, отраженное озерами,
расчерченное художественными тропами окружает, растворяет, поглощает
и, в итоге, возносит путника к вершине, к точке вне времени и пространства.
Бабочка на леднике,
Слышно как тает снег.
Странник, не искушай судьбу!
|
 Горная
пустыня – место уединения, сосредоточенного самопознания,
рафинированного индивидуального бытия “горолюбивых” отшельников,
подражателей Христа и Моисея. Горы позволяют подняться над
обыденностью и бренностью повседневной жизни, выйти из душевного
запоя, сбросить футляр, раздавить пузырек сакэ в возвышенной
обстановке божьего мира, вспылить, рискнуть, выкинуть фортель
и…“сойти во ад” равнин. Большая жизнь – большие горы, житие
под знаком вечности в окружении церемониально расставленных
Творцом вершин духа.
Гром в пургу
и молнии пляшут в глазах -
Долог путь на Монблан…
|
 Солнце,
кривляясь и томя, появляется в отрогах из рая и опускается в ад
запада, совершая круговорот над чистилищем гор, освещая походя страждущие
души, гарцующие на гребнях и стремящиеся заглянуть в бездну. Горы
– строительная площадка Града Божия на земле, царство блаженных,
“нищих духом” и богатых кензо, беснующихся в “горняшке”, прущих
сдуру вверх против кармы; это пристанище мальчиков, писающих на
Европу с высоты Монблана и смеющихся притом над монбланами плоскостей
равнинной культуры; помост для эстетов, стирающих ноги в кровь по
принципу “новый поход - новые ногти”.
Безлунная ночь, сон на леднике.
Сакэ уже не греет
Мою заблудшую душу.
|
 После
сопротивления гор “сверхпроводимость” равнины поражает воображение
и неприятно удивляет. В тоталитарных равнинах, покрытых ватным
одеялом облаков и болеющих “равняшкой”, путь альпиниста освещается
отраженным светом гор. Русского альпиниста узнаешь по запаху,
кисло-сладкому аромату Родины и глазам, в которых бесконечная
грусть “раавниины”, пестро размалеванной в “бабское” лето,
“агульная млявасць и абыякавасць да жыцця”, плоская, как стол,
степь, Камень на груди, а вместо вершин – луковки куполов.
“О Русская земле! Уже за шеломянемъ еси” – “О, Русская земля!
Уже ты скрылась за холмом... ”.
Солнце карабкается по
скале,
Цветок приютился на гребне –
Отчаянный поступок.
|
 Стиль
кензо – смешение инь и ян, нагромождение слов-камней, образов, эпитетов,
метафор, парадоксов, русско-японских матерных штампов, хокку, неологизмов,
словесных ассоциаций, веры в светлое прошлое и прочих литературных
излишеств, вызывающих словесную изжогу.
Словом, кензо, японский кутюрье, - это сила
духа и эстетика подъема.
Тени безымянных гор окружают меня,
Призрак Монблана бередит душу.
Япона мать! Конец сезона?
|
