"Горы в фотографиях" - это любительские и профессиональные фотографии гор, восхождений, походов. Регулярное обновление.

Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Читайте на Mountain.RU: Монблан, блин!, Семен Альпов

Автор: Семен Альпов

 

Глубокая разведка

“Надеемся только …
на руки друга…”
В.Высоцкий.

Если в горах может существовать идеальная погода, то она должна выглядеть так. В солнечном небе гуляет одна единственная туча, которая постоянно располагается между солнцем и идущей группой. Ветер совершенно отсутствует в утреннее время, когда умытые туманом и росой горы излучают свежесть. По мере нагревания гор, неощутимый вначале ветер постепенно набирает силу и остужает своей прохладой разгоряченные тела под рюкзаком. Брошенная на камень во время короткого отдыха мокрая насквозь от пота футболка высыхает за десять минут, а в тени камней роса держится до обеда.

На Алтае стояла идеальная погода. После акклиматизационного кольца группа шла на первый перевал основной части маршрута – перевал Красавица. Название соответствовало. Это действительно одна из красивейших седловин, которые я когда-либо видел. Пять лет назад мы с Борькой уже ходили через Красавицу. Остальная четверка была на Алтае впервые.

Мы остановились на тропе невдалеке от оставленной несколько дней назад заброски. Димка и Колян пошли ковыряться в камнях..

Я поднялся с рюкзака.

Рюкзак привычно пристроился на плечах.

В начале перехода, пока еще дыхание не сбито и пот не заливает глаза, я внимательно осмотрел путь подъема на ледник. Нам с Серым здесь часа на три работы. Ребятам на полтора часа больше. Для восьми утра расклад вполне приемлемый. У нас это называется “оптимизацией групповых усилий”. Пока вторая часть группы вылезет на ледник мы с Серым установим палатки, раскидаем свои вещи, сготовим обед. А потом, после обеда, когда народ начнет пересортировывать барахло, полезем в ледопад на разведку.

У выхода на ледник Серый подозрительно закопался, обувая кошки. Пришлось подойти к нему поближе. Так! Как сейчас помню. Восьмого мая на спуске с Эльбруса около скал Пастухова у Серого слетела кошка, потому, что оторвалась тесемочка. Снегу было навалом и пошел Серый дальше в одной кошке. Но не далеко. Скоро оторвалась и вторая тесемочка. И сложил тогда Серый свои кошки и обрывки тесемочек в аккуратный мешочек из толстого брезента. Сейчас этот мешочек, обрывки тесемочек, моток расходного репшнура, зажигалка и нож лежали на камне перед Серым. Серый опаивал концы репшнура.

Что-то я про “поссла” ничего не слышу. Хотя вина-то уж очень очевидна.

… Мы допивали компот, развалившись на камнях морены, когда показалась славная четверка вьючных ишаков, загруженных по самую хряпку.

Серый - конь. Точнее, если учесть его рост, то, скорее лошадь Пржевальского. Первую веревку в ледопаде он проскочил как на соревнованиях.

Два жумара я положил в лагере на камень рядом с тем местом, где Серый собирал свой рюкзак Прямо поверх стремян для фиф. Понятное дело мы не стали выяснять отношения на сорокаметровой дистанции, и мне пришлось лезть наверх, пристегнувшись к перилам скользящим карабином, используя вместо зажима поочередно то правую, то левую руку.

Логично. Он на этих фифах сорок раз на спор подтягивается. Очень хотелось обругать его, но на ум постоянно лезла одна и та же фраза, которую я любил повторять во время лекций слушателям школы ВТП: “ Руководитель обязан лично убедиться в том, что при выполнении технических действий, участники, эти действия выполняющие, имеют достаточную техническую подготовку, а так же имеют необходимое снаряжение”ю Говорить было не о чем, а потому мы занялись делом, ради которого и залезли в этот ледопад.

Последняя веревка досталась мне. Все складывалось очень удачно. Веревка эта заканчивалась на плоской части ледника над ледопадом. Вот только стеночка последняя, метров восемь высотой, крутовата. Почти вертикаль. Я с сомнением взглянул на свои десятизубые ВЦСПС-овские кошки. Да, стремена, что лежали сейчас в лагере, мне очень бы пригодились. Но тут, очень, кстати, вспомнился отец – военный летчик. “Ас не тот, кто умеет здорово летать на МИГ-23” - говорил он. В то время МИГ-23 был самый лучший в мире многоцелевой самолет. – “Ас тот, кто умеет здорово летать на всем, включая МИГ-23, У-2 и помело Бабы-Яги”.

- Ладно, попробуем на помеле, - бормотал я, подбадривая себя и заворачивая ледобур, как можно выше.

Оказалось проще, чем смотрелось снизу. Просто, когда фифу переставляешь, семьдесят процентов веса на другую кладешь, на ноги особенно не надеясь.

Влажный снег глубиной тридцать – тридцать пять сантиметров великолепно утаптывался в ступени. Завтра с утра они замерзнут, и мы пойдем на перевал, как ступеням Мавзолея. Выигрыш сил для группы был очевидным и огромным, а потому мы, не жалея ног, тропили снег, постепенно уползая от ледопада в верхний цирк. В цирке снег был такой же, и мы протоптали дорогу через цирк. Под самый перевал. Затем и под бергшрунд. И, с сознанием честно выполненного долга, поскакали назад в лагерь рядом со своими подъемными следами, один вид которых вызывал у нас законную гордость.

Где-то посредине цирка Серый, который шел следом за мной на другом конце нашей двадцатики, вдруг заорал:

Да! Это, пожалуй, промашка. Вернуться назад в лагерь с выданными нам шоколадом и курагой – это серьезная ошибка для спортсменов такого класса. Пришлось присесть на пару минут на рюкзаки, в которых у нас были только пуховки. Сидеть было не очень удобно, но мама же мне говорила в детстве, что стоя едят только лошади. Правда, мама тогда не знала, что в моей жизни, благодаря горному туризму, будут такие моменты, что я не смогу толком объяснить, чем же это таким особенным я от лошади отличаюсь.

Мы снова расположились с Серым на разных концах веревки, я впереди, Серый сзади и почесали вниз к палаткам. На самом выходе из верхнего цирка, когда склон наклонился вниз на двадцать- двадцать пять градусов, мы, двигаясь естественным путем, отклонились от подъемных следов метров на пять в сторону. Вот тут то, прямо у нас на пути, я увидел трещину, хорошо прикрытую снегом. Коварно!

Попытался прощупать ее ледорубом. Результат меня удивил. Там, где я отчетливо видел по изменению цвета снега трещину, под снегом был лед.

Чувство острой опасности пронзило вдруг весь организм. Но было поздно. Снежный мост, на котором я стоял, ощупывая противоположный край трещины ледорубом, не выдержал, и началось вертикальное погружение вглубь ледника.

Солнечный день исчез. Снежно-ледовая стенка прямо перед глазами размазалась в светло-серую полосу. Удар по напружиненным ногам. Снова вижу стенку. Она опять размазывается в полосу, но с каким-то запозданием. Опять удар по ногам. Стенка снова появляется на мгновение и исчезает совсем.

Я лечу вниз в темноте. Черт подери! Сколько же можно лететь?! Они что, меня, напрямую, что ли в преисподнюю решили отправить? Наконец, скорость полета замедлилась и, по врезавшейся в зад беседке, я понял, что вишу. Сверху непрерывно и методично, один за другим, начали падать сугробы. На каску, на плечи, на все еще согнутые колени. Снег лез за пазуху, за шиворот, набивался в огромном количестве между спиной и рюкзаком. Но ничего серьезного не прилетело. Переждав некоторое время, я начал осторожно стряхивать с себя снег, потом также осторожно поднял лицо вверх. До маленькой голубой дырочки, за которой начинался солнечный день, было метров пятнадцать. Две секунды, если в свободном полете. А если учесть торможения на двух пробитых снежных мостах, то все три, а то и четыре наберется. Теперь понятно. Те, кто прыгал в воду с пятиметровой высоты, знают, как бесконечно долго длится этот односекундный полет.

Ответа не было. Ладно, работает человек, а я тут со своими глупостями. Надо бы с делами разобраться. Не видно, ни фига. Хорошо. На ощупь. Справа фифы с двумя карабинами. Слева три ледобура, все с карабинами. В рюкзаке пуховка. На голове каска, на ногах кошки. К самостраховке привязан темляк ледоруба. По снаряжению все. Теперь по здоровью. Пошевелил разными частями организма и пришел к выводу, что, если не считать легкой боли в левой пятке, то все в идеальном состоянии. Надо заметить, что леденящий страх, который сопровождал меня весь полет, потихоньку отступил, и я начал слегка соображать. Первая мысль, которую можно отнести к разряду гениальных, выглядела так. Если снять темные очки, то у меня здесь уже не темная ночь, а просто серые сумерки. Начал потихоньку осматриваться. Посмотреть было на что.

Я висел внутри ледового шатра, совершенный вид которого портила ледовая трещина на его своде. До потолка было метров шесть, до ближайшей стенки метра три. Строго под ногами, метрах в двух, из пола вдоль всей трещины торчал острый ледовый нож, высотой метра полтора. У всевышнего, или кто у него там по подобным шалостям, все было продумано четко и безжалостно. Одной только мелочи не учел. Что сзади в нашей связке настоящий ас стоял. А им, асам, плевать, что партнер по связке на тридцать килограмм тяжелее, что склон на двадцать градусов наклонен совсем не в нужную сторону. Да и не в натяг же у нас веревка была? Вот и сыграл он свое соло на помеле Бабы Яги по высшему разряду, перечеркнув подлую задумку нашей судьбы.

Сверху снова посыпались сугробы. Затем послышался голос Серого:
- Слава!

По тревожным ноткам в голосе я понял, что он совсем ничего не слышал из того, что я орал пять минут назад. Да, досталось ему! Он меня даже по имени обозвал.

Когда Серый обрушил на меня весь снег на краю трещины, и кидать стало больше нечего, мы смогли с ним поговорить. Расстановка сил выглядела так. Выкопав до льда ямку у себя под грудью в полутора метрах от края трещины, Серый завернул туда ледобур. Второй и последний он завернул метром выше, сблокировав их самостраховкой. Это хорошо, что он теперь к веревке не привязан. Если крючья вдруг вылетят, то меня уже это вряд ли угробит. Не буду же я, нарочно, ноги растопыривать над ножом. А вот если Серый в это время будет на другом конце веревки…

Узнав, что я цел, Серый воодушевился и начал излагать свой план моего выхода из подполья. Что-то вроде “ ты лезешь, а я тебя сверху тащу”. Эх, Серый, не хотелось тебя огорчать, только план можно реализовать наполовину.

Тащить ты, конечно, можешь, только лезть мне не по чему. Когда я сообщил ему эту новость, он заметно погрустнел. Мы уже не дети и нам понятен расклад сил. Он бы на руках эти злополучные шесть метров вылез. Во мне же мы оба сильно сомневались.

Когда-то люди ходили на десятимиллиметровых веревках, а самостраховки делали из репа. Потом требования к безопасности повысились и самостраховки стали делать из восьмерки. Потом требования опять повысились, и вот теперь, в свете последних достижений науки о безопасности, я висел на десятимиллиметровой веревке с трехметровым концом той же самой десятки и усиленно думал, к какому месту мне бы его приложить, чтобы выбраться из этого совершенно чудного места, куда явно не ступала нога человека. Я пробовал завязать схватывающий и асимметричный схватывающий, узел Бахмана и какой-то удивительно невообразимый узел собственной конструкции.

Ничего не держалось на натянутой десятке.

Я тоже не взял. Сказал бы мне кто-нибудь, почему? Я больше НИКОГДА так делать не буду. Теперь у меня всегда в анораке будет лежать два схвата. И два Гиббса. И никак по другому.

Ладно. Сколько “Петцель” не говори, а зажим в руках не появится. Русская народная мудрость. Придется пробовать ручками.

Я очень разозлился на себя. Я очень честно попытался пролезть на руках этот шестиметровый участок бесконечной длины. Мне даже удалось поставить колено на ушедшую вниз от груди петлю. Но в этой битве с земным притяжением силы были явно не равны. Закон всемирного тяготения победил, я свалился вниз и повис на исходной позиции, грустно раскачиваясь из стороны в сторону.

Все! Вот только вернемся с гор! Каждый день буду подтягиваться! Каждое утро! Нет, каждое утро и каждый вечер! Весь год! К следующему походу буду подтягиваться двадцать пять, нет, тридцать раз! Да! И отжиматься буду! И бегать десять кругов по стадиону! И, и, и…

На втором качке я подъехал к ближней стенке лицом. Вот тут и улыбнулась удача своей широкой улыбкой. Стенка не такая идеально гладкая, как это кажется в сумерках с расстояния в три метра. Прямо напротив моего лица находился небольшой откол. Вспомнив детство, я раскачался на веревке, как на качелях, и зацепился за откол фифой.

Есть такое расхожее выражение – от волнения вспотели ладони. У меня, похоже, от волнения мозги вспотели. А без мозгов плохо. Я начал закручивать ледобур в жесткий, как камень, лед. Ледобур выскользнул из руки и упал на дно трещины.

Я тоже не понял, как это таким придуркам разрешают в трещины падать.

Да ни фига ты не понял! У тебя очень медленно – это минут пять.

Расковыряв дырку во льду ледорубом, я начал вкручивать в нее пристегнутый к самостраховке крюк. Работа оказалось страшно трудоемкая. Наверное, потому, что лед был очень жесткий. Конечно, можно придумать с пяток теорий, от чего это лед здесь такой, только мягче он не станет. Первый крюк я завинчивал минут десять. Наконец, удалось закрепиться на крюке пристегнутой к груди фифой и повиснуть, опустив руки вниз. Какое блаженство, как мало человеку нужно для счастья. Просто опустить руки вниз, а не держаться ими.

… Медленно, заворачивая крюк за крюком, я продвигался наверх. Меня не очень смущало то, что расстояние между крючьями едва ли превышало тридцать сантиметров. Конечно, сторонники чистого ледолазания осудили бы мой “индустриальный” стиль, но утешало то, что я впервые в жизни шел по углу минус тридцать градусов, а главное – появления здесь этих самых сторонников в обозримом будущем явно не предвиделось.

… Силы постепенно уходили. Здорово болела спина от того, что постоянно приходилось висеть прогнувшись. Все чаще руки затекшие руки безвольно падали вниз, требуя отдыха. Между тем я торопился. Не хватало еще ночью по ледопаду гулять. Мне еще метра полтора до перегиба.

Серый наклонился в дыру и крикнул:

Серый выбрал и закрепил. Я вывинтил оба крюка и повис на веревке. А может зря мне не дали такой маршрут пройти? Димка с Борькой не стали заниматься рекогносцировкой местности. Взяв Серого в компанию, они просто потащили веревку, и я пошел вверх со скоростью, мало уступающей той, с которой опускался вниз. Для проформы я переставлял фифы, но, по-моему, это им совсем не мешало. В считанные секунды моя каска и глаза оказались над поверхностью трещины.

- Стой! – заорал я, но было поздно. Последний рывок и, вылетев из трещины, как пробка, приземляюсь на четвереньки в окружение троих джентльменов. Джентльмены молчат. Понятно, первое слово спелеологу, а уж потом они мне скажут все, что они думают о моем стиле хождения по закрытым ледникам.

Прежде чем Борька успел разразиться специфическими выражениями, с помощью которых он, обычно, сканирует осадочную оболочку Земли, я повернулся к Димке, и спросил:

Я сделал три хороших глотка, завернул фляжку и протянул ее Димке. Димка руку не поднял. На его лице было написано выражение далеко не тихого ужаса, как-будто следом за мной из трещины вылезла пара монстров. Я обернулся, монстров не было. Снова посмотрел на Димку и понял, что он уже смотрит на мою руку с флягой. Черт! У нас же всего одна алюминиевая фляга – со спиртом. Не может быть! Я снова открутил флягу. Пахло спиртом. Сколько же я выпил? Грамм сто, не меньше. Стакан водки, с горкой!

- Ты, блин, что у меня попросил?!
- Борька! Давай быстренько веди этого алкоголика вниз! Мы сейчас барахло соберем и вас догоним, - вмешался Серый. - Дуй вперед, - пристегиваясь все к той же двадцатке, сказал Борька. – По следам!
-Шаг в сторону, бросаю ледоруб.
- В спину? – жалобно спросил я.
- В спину, в спину! – решительно заверил Борька.

Через пятнадцать минут мы подошли к ледопаду. Здесь я понял, что спасработы велись действительно на мастерском уровне. Уже на самом выходе из ледопада, на том самом “носе”, за прохождение которого мне досталась похвала Серого, рубился мастер спорта международного класса Колян. Мастер спорта без всяких классов Светлана его страховала. Поскольку Борька с Димкой унесли наверх последнюю веревку перил, то Колян и Света сняли предпоследнюю. Из всего инструмента у Коляна был только ледоруб, но это его совсем не смущало. Не подоспей мы вовремя, он бы из этого восьмидесятиградусного “носа” тридцатиградусный бы сделал. Да, совсем забыл! Два здоровенных рюкзака очень колоритно дополняли композицию.

… Уже в сумерках из ледопада вышла последняя связка, Серый – Димка. Серый сразу подошел ко мне.

Да что это за день такой, сегодня! Парень, как минимум, двоих спас, а целый день виноватым ходит! Где справедливость!!?? Нет справедливости!! Я уткнулся Серому лбом в плечо, заняв позу “ты меня уважаешь?”.

Ночью мне не спалось. Стоило только закрыть глаза, как пережитое приключение вставало перед глазами.

Тихий всхлип у плеча можно вполне было отнести к обычным ночным звукам, но меня не проведешь. Не одному мне сегодня не спиться. Тихонечко, чтобы не разбудить Серого, я наклоняюсь к уху жены:
- Кто это у нас здесь хлюпает? Ну, что ты, маленькая? Все нормально же закончилось.
- Я очень за тебя испугалась.
- Знаешь, - почти совсем серьезно зашептал я, - Красавица, она, конечно, знатная. Только в этом мире нет таких красавиц, которые смогли бы меня у тебя насовсем отобрать.