Памирская трагедия, восхождение на пик Коммунизма 7495 м, воронежский альпинизм / Памир / Горы мира / Mountain.RU

Автор: Вадим Алферов, г. Воронеж

Всем участникам той экспедиции, живым
и ушедшим в мир иной посвящается.

Страницы из истории воронежского альпинизма

Скорее всего, это не предисловие, а послесловие. Поводом для нашей встречи послужила статья “Горы ставят диагноз”, но тема разговора была гораздо шире. Встреча с Александром Ильичом Стукаловым произошла 6 августа 2001 года в 40-ом корпусе КБ химавтоматики. Был жаркий день. Это место значимо для всех, кто занимался альпинизмом. Вверху, в актовом зале, рождались все или почти все наши горные планы. В КБХА была сильная секция. Здесь истоки воронежского спортивного альпинизма.

Мы не виделись года два-три. За это время у моего собеседника прибавилось седины. Я поведал ему о задумке сделать сайт, показал подготовленный материал и попросил содействия. Позже, мы вновь встретились. Он принёс старые фотографии, лишь единицы из которых я видел ранее. Часть фотографий пожелтела от времени, другая часть требовала компьютерной доработки. Я понимаю, что материалы о прошлом не рождаются в одночасье. Они собираются по крохам. Он отдал в мои руки эти крохи. Мне предстоит собирать их воедино. Не всё из фотоматериалов, к сожалению, можно восстановить. И всё же, что-то должно получиться.

Он родом из под Бийска – сибиряк. Вырос в безотцовщине. Отец погиб на фронте, поэтому жизнь не баловала его. В Красноярске получил хорошую спортивную закалку на известных всем Столбах. Позже – златоглавая столица, учёба в МВТУ им. Баумана и обретение специальности конструктора. Благодаря этой специальности он и попал в КБ Воронежа. Спортивные занятия проходили в том самом кругу альпинистского мэтра Овчинникова А.Г., из которого вышли будущие именитые восходители: Глухов Э., Добровольский Л.., Иванов В., Масюков В., Мысловский Э. Он был не слабее их. Однако, фортуна – дама “сама в себе” – больше внимания уделила москвичам и вывела их в альпинизм мирового уровня.

Судьба в 1967 году забросила Стукалова в Воронеж, когда он уже был перворазрядником, имел горный опыт и прошёл отличную скальную школу. Будучи в Воронеже, он закрыл кандидата в мастера спорта по альпинизму и скалолазанию. Он был полон сил, энергии и такта. Здесь Александр Стукалов встретил Эдуарда Заева (на снимке Заев и Стукалов на вершине Чапдара, 1971 год), который после окончания Киевского политехнического института в 1963 году приехал в Воронеж. В городских секциях туризма и альпинизма в то время занимались разрозненные альпинисты, как ранее говорили, разрядами ниже. Осенью 1959 года они обединились в городскую секцию при облсовпрофе. Руководил ею Семён Полонецкий, который имел звание младшего инструктора альпинизма.

Прежде всего - Заеву, полномум азарта и увлечённости, мы обязаны зарождением в нашем городе не альпинизма,как такового, а альпинизма организованного, спортивного. На мой взгляд, это был принципиально новый этап в развитии воронежского альпинизма. Была создана Федерация альпинизма при Спорткомитете, увеличилось число соревнований в предсезронный-подготовительный период и т.д. Надо отметить, что секция ДСО “Зенит” хоть и была создана Заевым, но в конце 60-х годов по силам она не превосходила секцию “Труда” (Ваганов, Чупрынин, Тагинцев и др.) и “Буревесника” (Рублёв, Родивилов, Солодовников, Румянцева и др.). Заев объединил их воедино общими горными планами. Даже сборы ребят и обсуждение перспектив проходили на квартире Заевых. Позже, альпинистский штаб переместился и долгое время оставался в КБ химавтоматики.

“Кто не увлекается, тот не может увлечь”, - гласит поговорка. Подобралась хорошая компания, которая увлекала в горы всё новых и новых спортсменов. Ваганов, Глушко, Гончаров, Греков, Заева Г., Солодовников, Рублёв, Росляков, Родивилов, Тагинцев, Чупрынин, Шоломко – это основа будующей команды. (Воронежцы неплохо зарекомендовала себя в те годы. Себе в актив они вписали высотные восхождения на пики Ленина и Е. Корженевской и, конечно же, на вершины Кавказа и Фанских гор. Причём, на оба семитысячника команда поднялась в один сезон 1969 года). Здесь названы не все. Но это - костяк. С ними связаны не самые первые странички воронежского альпинизма. но, видимо, самые перспективные и обнадёживающие, нацеливающие на спортивный результат. Участником и тренером первых памирских экспедиций воронежской команды на пики Ленина, Корженевской и Коммунизма был Стукалов. Мои строчки - лишь короткие “штришки” к портрету альпиниста.

Эти “штришки” дополняет фото, которое Вы видите: в 2000 году в день 60-летия А.И. Стукалов со своим сыном поднялись на западную вершину Эльбруса. А это, как Вы знаете, ни мало – самая высокая точка России – 5642 м. Завидное спортивное долголетие у ветерана!

А сейчас вернёмся к тому, о чём статья. Безусловно, она о Летникове, но не только. Этот врач, по праву, заслуживает добрых слов за всё то, что он сделал людям. Не меньше он сделал и альпинистам. Что альпинистам, всем спортсменам! Я с ним не знаком, но знаю, что с травмами, болячками, за советом моя альпинистская братия обращалась к нему. Мой сын медик – ординатор областной клинической больницы. Когда я готовил этот материал, то спросил его: “Кирилл, знаешь ли ты Летникова?”. Он ответил: “А кто его не знает!” Я думаю, что эта оценка много стоит. Летников наш, нашей среды, наших взглядов на горы, на альпинизм. Сазонова спасли ас - травмотолог Летников, лётчики - асы Малахов и Сачко. Друзья - альпинисты помогли венуться к жизни – снесли вниз к вертолёту, как помогли транспортировать его по леднику литовцы.

Впрочем, и сам - то Летников, помогая другому, чувствовал себя из рук вон плохо: акклиматизация так и не пришла к нему. Горы встали поперёк его здоровья. Не “влился”, что ж, бывает. Времени не хватило. Хотя он был хорошим спортсменом – лыжником.

Мне представляется, что статья и об альпинистском братстве, и лишь о части экспедиции. Вторая часть (или первая, как хотите) – сама трагедия, осталась за рамками статьи. А потому, я решил попытаться восполнить пробел. Я исходил из простой истины: мы знаем далеко не все страницы в истории воронежского альпинизма. Помимо того, по договорённости с автором строк, я восстановил первоначальный вариант текста статьи. В нём есть некоторые нюансы, которыми обычно дорожат авторы. А дорожить Александру Ильичу есть чем. Всё, что дополнено и ему принадлежало изначально - помечено синим цветом и курсивом. После статьи будут мои комментарии к этой первой воронежской трагедии. Но не только мои. Главное, что появились воспоминания очевидцев.

Автором статья была названа “Травматолог” и отдана в редакцию ко дню медицинского работника.

Газета “Воронежский Курьер”,
20 июня 1998 г.

Заведующего отделением травмотологии областной клинической больницы Альберта Летникова знают в воронежской области все, кто побывал в автокатастрофах или получал тяжёлые травмы. В заметке участника событий доктор предстаёт перед нами и действует в экстремальных условиях Памира.

Под моею рукой чьи-то жизни лежат.
Я их новая мать, я их снова рожаю,
И в затылок мне дышит старик Гиппократ,
Ну, а в отпуск меня всем селом провожают.

Воздуха на высоте 4200 метров не хватало не только Летникову, но и вертолёту, который доставил его. Он фыркал, недовольно рычал и, прежде чем подняться и улететь, долго подпрыгивал на месте. Гипоксия терзала доктора: голова раскалывалась, мучила одышка, сама мысль о еде вызывала тошноту. Другие участники экспедиции прибыли на Памир раньше, давно акклиматизировались и теперь всячески сочувствовали Летникову, который три дня назад был ещё в Воронеже. Его вообще бы не пустили в отпуск в это время, да Эдуард Заев упросил. И его начальство, и его жену, и его самого. С тех пор, как в ноябре Летников буквально вытащил с того света сорвавшегося на пике Дзенеладзе (это произошло на пике Дворец Пионеров – примечание Алфёрова В.) Виталия Бурштейна, Заев не представлял экспедиции без этого врача. Как будто в воду смотрел.

…Утро 7 августа не предвещало проблем. Погода – причина большинства неприятностей в горах – была идеальной. Справа круто взлетало вверх Восточное ребро пика Коммунизма – цель воронежской команды в первенстве страны в высотном классе. У основания ребра, обрабатывая сложное начало маршрута, уже трудились две связки, ушедшие туда ранее. Стучали скальные молотки, звенели забиваемые крючья.

Объяснив ещё раз Летникову, что акклиматизация должна быть активной, Заев повёл его и других на ледник собирать экспедиционные грузы – их сбросили накануне с пролетающего вертолёта.

Громыхнуло, когда работа уже заканчивалась. Все повернулись к горе и остолбенели: невообразимых размеров висячий ледник, оторвавшись двумя километрами выше, падал вниз. Падал на четвёрку, работавшую под ребром. Ударившись о скалы ребра, ледник разбился на множество гигантских глыб, которые, разлетаясь веером, бомбили ребро и прилегающие склоны. Огромный столб снежно-ледовой пыли поднялся на несколько километров и заслонил саму вершину.

Уцелеть кому-либо из четвёрки в таком обвале было немыслимо. Из оцепенения Летникова вывел глухой голос Заева: “Попробуем поискать тела. Все идём под ребро”.

На Сазонова наткнулись часа через полтора: сначала на широкий и длинный шлейф крови на снегу, а затем и на него самого, затихшего среди льдин. Летников первым бросился к нему, на ходу расстегивая аптеку. Он один видел, что Сазонов ещё жив, и начал свои инъекции.

В базовом лагере, куда снесли пострадавшего, Летников занялся “внешним оформлением”: приладил и пришил оторванный нос, обработал, зашил, забинтовал все крупные раны. Всю ночь в палатке при свете фонарика Летников возился с бесчувственным телом: колол, гипсовал, зашивал, бинтовал. Вызвали по рации вертолёт, но до места, где он мог приземлиться, трое суток хода. Связали из ледорубов носилки, пристроили на них Сазонова и двинулись вниз. Состояние его было критическим, и Летников постоянно торопил. В памяти всех, кто был там тогда, навсегда останется сюжет: рядом с носилками, задыхаясь, спотыкаясь, падая, вскакивая, бежит Летников. Одна рука со шприцем, другая – на пульсе у Сазонова. Бормочет распухшими, обгоревшими губами: “Быстрее, мужики, быстрее. Не успеваем”.

Когда до места оставалось двое суток хода, альпинисты увидели вертолёт, сидевший на тропе. Около колеса расположился и покуривал Малахов. Рядом стояли, подозрительно вглядываясь в приближающуюся кавалькаду, бортмеханик и радист…

Легендарный Малахов… Его знал весь Памир – альпинисты, гляциологи, зимовщики высотных метеостанций. Десятки травмированных, обмороженных, заболевших на высоте были обязаны ему своим спасением. Он садился и взлетал там, где другие памирские асы могли только пролетать на бреющем.

Когда носилки втащили в вертолёт, Малахов в резкой форме предложил Летникову покинуть кабину: взлётный вес на этой высоте должен быть минимальным. Но доктор упёрся, заявив, что не может оставить Сазонова ни на минуту. Чертыхаясь, Малахов вытолкал из кабины упирающегося бортмеханика и начал поднимать машину в воздух. Вертолёт истошно ревел, подпрыгивал и вновь плюхался на камни. Оторвались с пятой попытки.

Когда набрали высоту, у Сазонова изо рта и ушей хлынула кровь. Летников вновь схватился за ампулы и шприцы, крикнув в кабину, что надо сбросить высоту. Малахов повиновался. Он снизился и повёл свой Ми-2 над самым ледником, рискуя врезаться во вздыбившиеся сераки – ледяные столбы. Сазонов снова не умер. В какой уж раз Летников не разрешил. На маленьком аэродроме горного села Джергиталь Малахов помог Летникову перегрузить носилки в Ан-2, идущий на Душанбе. Похлопал по плечу, помахал рукой.

Профессионалы! Соль и совесть земли! Им чужды резоны, обволакивающие всех власть и деньги. В них другое кредо, другая философия жизни. Прощаясь с Малаховым, врач не предполагал, что видит этого человека в последний раз. Через год он погибнет, прорываясь в пургу на Ледник Гармо к терпящим бедствие гляциологам.

В таджикской республиканской больнице Летников не задержался. Убедившись, что Сазонов пошёл на поправку опекаемый прилетевшей женой, Летников отбыл в Воронеж. В свою стихию, на своё бойкое место. Здесь вот уже около тридцати лет его руки, глаз и мысль ежедневно определяют последующую участь многих пациентов. Вот лишь один случай из тысяч.

Шестнадцатилетнего мотоциклиста, сбитого грузовиком, спешно везли к операционной. За носилками на негнущихся ногах двигались потрясённые родители. Они не плакали – лишь губы крупно дрожали на серых лицах. При перекладывании с носилок на операционный стол сердце парня остановилось. Непрямой массаж невозможен – большинство рёбер переломаны. Прямой? Но много ли хирургов желают в таких случаях испытывать судьбу - вскрывать грудную клетку, брать в руки сердце и, массируя, запускать его? Никто не обвинит врача, если он этого не сделает. А если он это сделает и результата не будет – неприятностей не избежать. У Летникова своя нравственность и он сразу решается на прямой массаж сердца. Но его ладони, несмотря на интенсивные толчки, не ощущают толчков ответных. Сердце безмолвствует. Оно как будто не хочет возвращать парня в этот тревожный мир. Летников удвоил усилия, чувствуя жестокий цейтнот, и вдруг сердце слабо колыхнулось. Затем сильнее и сильнее. Только тут доктор ощутил, что весь залит потом. Остальное было делом хирургической техники его и помощников. Через сутки в реанимационной палате парень пришёл в себя, через месяц ушёл из больницы своим ходом.

Недавно Заев высадился на девятом километре и направился в травмотологию. Донимала давняя травма и Летников предложил обследоваться. Между сосен Заев заметил главного травматолога, который несся к себе в отделение.

Россия – мать, земля ненаглядная! Рожай побольше летниковых и не сгинешь. Они всегда помогут, всегда спасут. Как спас от безотцовщины двух малых детей Сазонова травматолог Летников. Как спас он тысячи других жизней и судеб.

Надеюсь, что меня простит читатель за не столь последовательное и лаконичное изложение событий. Но спустя многие годы поведать о восприятии разными альпинистами (при том находившимися в разных точках памирских гор) даже одних и тех же событий – дело не из простых. Я не прошу снисхождения. Я прошу понимания, ибо я пытался быть точен и искренним.

Наверное, я имею не больше, чем кто-либо прав на комментарии. Или меньше. И возможно, тем самым вторгаюсь в ту “деликатную” сферу, куда не следовало бы вторгаться. Может быть. Но этот случай особый. Мне не безразлична история воронежского альпинизма. Я и сам её участник. Этот случай - первый трагический, который, вне сомнения, изначально наложил отпечаток на всё дальнейшее развитие этого вида спорта в нашем городе. Тем, кто придерживается иного мнения, я напомню, что после рокового 1971 года (то есть после гибели И. Ваганова) и далее пока не сменилось поколение воронежских горовосходителей, не было команды, которая бы смогла принять участие и достойно выступить в первенстве страны. Как ни печально признавать, но сильная “Команда-71” фактически распалась. Вопрос “почему?” – остаётся открытым. Причин тому достаточно много, но об этом не стоит говорить. В последующие годы в чемпионатах Союза она не заявлялась. Хотя большая часть участников той экспедиции продолжала ходить в горы. “Базовым” для воронежцев стал кавказский альплагерь “Торпедо”. Я убеждён, что гибель Ваганова, тем или иным образом, отразилась на всех альпинистах и даже на тех воронежцах, кто шёл следом за этой первой командой.

… Прошли годы. Появились новые имена. Они начали “распускать крылья”. Потом окрепли и готовились к полёту. К большому полёту. В ходе подготовки ими пройдены технически сложные маршруты 5-й и 6-й категорий трудности, свидетельствовавшие о серъёзных намерениях и потенциальных возможностях ребят. Девяностые годы были, пожалуй, расцветом воронежского альпинизма. Несколько раз команды участвовали в первенствах ДСО в различных классах. И … вновь трагедия: при восхождении на памиро-алайскую Ак-Су летом 1985 года погиб Андрей Пронин.

Что это, рок? Случайность? Просчёты в подготовке альпинистов? Не знаю, не могу и не хочу судить. Я лишь могу описать то, что услышал от очевидцев, что “вещают” документы и высказать свою позицию. Напомню скептикам: годы уходят и у нас, и у Вас. Люди не только седеют, но, одновременно, и стареют. Со старостью всё, или почти всё, стирается из памяти. Наглухо и навсегда. Задумайтесь над этими истинами. Я над ними достаточно долго рассуждал и, в конце концов, пришёл к однозначному выводу. А вывод … – создание своего сайта. Его подготовка требуют времени, но он что-то, надеюсь, даст будущим альпинистам Воронежа. Он что-то им напомнит об истории восхождений. И о тех, кто прокладывал путь в будущее. В их будущее. Я бы не хотел, чтобы имена тех, с кем мне довелось ходить в горах и тех, о ком только слышал или узнал в ходе подготовки материалов для сайта, ушли в забытье. Это моя основная цель.

Мой будет сайт открыт для всех. И кто хочет, милости прошу, пишите. Можно и обо мне и, конечно, без лести. Тем закрытых я не вижу. А материалы обязательно, и без купюр, размещу на сайте. Пройдут годы, я уверен, молодёжь вновь “распустит крылья”. И вновь будет готовиться к Чемпионату страны. Нельзя же запретить мечтать о вершинах.

Итак, вертолёт МИ-4 бортовой номер 38286, который вёл Сачко Ю.И. 1 августа совершил полёт по маршруту село Джиргиталь – Алтын Мазар – ледник Федченко – ледник Бивуачный и высадил альпинистов в заданной точке. Как тогда и полагалось восхождение проводилось в честь какой-то даты, в данном случае в честь XXIV съезда КПСС. В заявке на полёт отмечалась цель - доставка команды альпинистов Воронежского областного комитета по физкультуре и спорту под пик Коммунизма. В маршрутном листе значилось: восхождение на пик Коммунизма по восточному контрфорсу (путь Буданова) 6-ой категории трудности. Маршрутный лист на восхождение был подписан представителем Федерации альпинизма СССР, мастером спрота И. Богачёвым.

... Вы, конечно, обратили внимание на то, что ледово-снежный обвал “падал на четвёрку, работавшую под ребром”, а погиб один. Резонен вопрос: как же так? На самом деле, преодолев рандклюфт, 7 августа в 14 часов 30 минут на стене начинали работать двое: Александр Стукалов и Вадим Рублёв - оба в красноярской обувке – резиновых галошах. (Надо сказать, что это был сильный тандем. К тому времени за плечами Рублёва имелся большой опыт прохождения сложных маршрутов, в том числе по сложным маршрутам на вершины Ушбы, Домбай-Ульгена, Чапдары, Чанчахи, Уларга, траверс вершин Аманауз и др.). Именно здесь начинался ключевой скальный трёхсотметровый участок. Причём, верёвка была цельная, специально подобрана по длине стены. Скалы крутые и сложные, но проходимые. И тот, и другой были хорошими скалолазами, потому-то и шли впереди. Они должны были обработать стартовую часть маршрута и закрепить перила для остальных членов команды, обеспечивая всем путь вверх. В то время другие члены экспедиции собирали воедино сброшенные с вертолёта продукты и снаряжение, найденные остатки предыдущей экспедиции, а также бензин и продукты, оставленные на вертолётной площадке ледника Федченко на высоте 3200 м. Их переносили в базовый лагерь, разместившийся на леднике Сталина (Коммунизма) на высоте 4600 м. под склонами пика Орджоникидзе.

Внизу, в четырёхстах метрах от стены, на снежной подушке ледника Бивуачный (5200 м), несколькими часами ранее расположилась красная высотная палатка. Это был штурмовой лагерь, из которого двое альпинистов ушли на стену и ещё двое - оставались: Ваганов готовил на примусе, а Сазонов занимался со снаряжением. Одновременно они должны были вести наблюдение за скалолазами и корректировать направление движения коллег в день обработки маршрута. Старт был дан: началась техническая работа непосредственно на стене. Первые волнения восходителей давно улеглись, погода их баловала, а будничная и привычная работа не предвещала ничего необычного.

Всё произошло внезапно, примерно в 15 час. 30 минут. Неожиданно громыхнуло. Содрогнулись горы. И… зловещая тишина. Верхняя двойка услышала сильный крик оставшихся у палатки ребят. Им, как никому иному, была видна динамика развития обвала. (Осознание того, что обвал неотвратимо дойдёт до них пришло, видимо, не сразу, а чуть позже. Минимум времени было упущено на раздумье. Возможно, сыграло наше русское “авось да небось”. Авось не дойдёт, небось пронесёт. Может быть, я не прав. Не прочувствовать некое оцепинение в таких случаях, на мой взгляд, противоестественно. Можно ли было им скрыться или они были обречены – сказать сложно. Скорее всего – над ними уже был занесён дамоклов меч. И ни минуты, а секунды решали их судьбу). Потом пошёл гул, созвучный с нарастающим скрежетом наезжающего поезда в перемешку с грохотом артеллериской кананады. Стукалов и Рублёв приготовились к худшему: один закрыл рот и нос майкой, другой - шерстяной рукавицей. В то же время Сазонов попытался укрыться на месте за небольшой ледовой складкой около палатки и лишь “краем глаза” увидел, что Ваганов “рванул” вперёд к стене, в надежде укрыться за стеной (до которой было около 200-300 метров) от стремительно надвигающейся лавины. То была естественная реакция организма, направленная на самосохранение. Однако … позже уже никто не видел его. Он исполнил всё, что мог сделать для верхней связки. А Сазонов видел только месиво и вскоре потерял сознание. Одновременно с криком перепонки ушей у верхней двойки начали испытывать сильное давление от воздуха, который стремительно шёл впереди лавинной массы.

Верхней двойке повезло. Это случайность, но случайность, замешенная на расчёте. Интуиция – незаменима в горах. Она, как правило, приходит с огромным практическим опытом восхождений. Если посмотреть на маршрут Буданова (*), то справа вверху находится висячий ледник. Одновременно, это место и сбора снега с верхнего вершинного яруса, и сброса льда. Внизу, подобные поля и ещё один висячий ледник (своеобразный конус “мусоросборника”). Ещё ниже и слева – те самые ключевые скалы. Как раз рядом с двойкой находилась скальная “балда” или, как выразился Александр Стукалов - “шишка”. Рядом: ни выше, ни ниже укрытия не было. Выйди двойка минут на 20 раньше или позже, то они бы прошли или не дошли до этого природного укрытия, сыгравшего роль “бомбоубежища”. Их бомбили “брызги” льда в пелене снега. Стукалова и Рублёва изрядно потрепало. Особенно ногти на пальцах рук. Во что бы то ни было надо было держаться. Волна пыталась оторвать их от стены и сбросить вниз, но ребята удержались. Молодцы. Через них прошла эта громадина льда, снега и камня. Через них прошла “белая смерть” и в прямом, и в переносном смысле. Что испытывает человек в этом случае? Наверное, сильнейший шок.

Место вокруг “шишки” накрыло снегом, льдом и белой пылью. Пыль пыталась задушить их. Они вылезли, в буквальном смысле этого слова, из под снежной массы: всё забито снежной пылью и очки, и пуховые куртки, и карманы. Это стало их первым воскрешением. Напомню, что они был в галошах. Хорошо, что рюкзак остался и в нём сохранились ботинки. “Когда вылезли, страха не было. Было состояние некого возбуждения”, - рассказывал Стукалов, - “Я думал, что накрыло только нас, но после того, как мы не получили ответа на неоднократные крики, вот тогда-то пришёл страх. Страх за нижнюю двойку”. Внизу, на километры вокруг, всё было белым-бело и в комках льда. Часть маршрута Абалакова также побелела. Ощущение и осознание произошедшей трагедии стало причиной страха. Обратите внимание, был страх за своих товарищей - альпинистов. Подобное испытывают, по-моему, сильные люди.

О том, что произошло дальше с Вагановым и Сазоновым – можно только догадываться. Тонны льда и снега сделали своё “грязное” дело. Было нечто вроде мясорубки. Или точнее – шарово-ледовой мельницы. Воздушная волна, обрушившаяся масса снега и льда, несли Сазонова метров 150-200 и занесли в трещину. На следующий день, неподалёку от той самой трещины, нашли красную палатку штурмовой четвёрки. Весь ледник был усеян обломками “обкатанного” льда. Часть трещин забита. Забита наглухо. Даже ледовые сираки подчистило на пути. Мне довелось видеть фотографии ледника после обвала: впечатляющее зрелище с “чемоданами” из льда, хаотично разбросанными на полях ледника.

Облако снежной пыли и мзги, накрыв огромные площади ледника, ушло аж на соседний ледник и достигло базового лагеря “4600”, некоторые из палаток даже завалило. Там находились: начальник экспедиции - Эдуард Заев, врач - Альберт Летников (см. его фото у палатки), а также - Галина Заева и поляк Антони Вала (Antoni Wala). Они видели обвал и представляли его возможные последствия. Громаднейший кусок висячего ледника обрушился с высоты 6300 метров, потащив за собой фирн и снег с окружающих склонов на нижний висячий ледник. И тот - тоже рухнул. Волна снега перехлеснула Абалаковский маршрут. Белая пелена затмила солнце. Мрак окутал этот участок памирских гор, а чуть в стороне, солнечный диск светил как и прежде.

После того, как облако село, а это случилось спустя минут 40-50, Заев (сначала в 8-ми кратный бинокль, а затем в 40-кратную подзорную трубу) увидел двойку, позже – ещё одного человека. То были люди без имён и выглядели они тёмными штришками на белом поле. Имена они обрели потом. Для выхода вверх с базового лагеря уже готовилась группа помощи, которая помимо аптечки взяла всё необходимое, в том числе зонды и лавинные лапаты. Между тем, Стукалов и Рублёв после спуска на ледник, оценив обстановку, поняли, что вдвоём им мало что удастся сделать. А потому - срочно начали спуск в базовый лагерь. Именно их видел Заев в трубу, но тогда он не знал: какую из двоек рассматривал в окуляр. К сожалению, группы разошлись: одни спускались по правому, другие – по левому склону ледовой подушки. В лагере ребята нашли записку, написанную Заевым на картонке для Глушко и Чупрынина, суть которой следующая: “Произошёл обвал. Группа Стукалова погибла. По прибытии в лагерь присоединяйтесь к нам”. Для них строки означали более, чем гром среди ясного неба, поскольку это было уже второе их воскрешение из небытия.

Как я уже говорил, часть группы во время обвала находилась в базовом лагере. Это в трёх-четырёх часах хода до начала маршрута. Бородацкий, Глушко и Родивилов, Солодовников, Чупрынин и Шоломко отсутствовали. Одни переносили бензин и груз с вертолётной площадки (3200 м), другие - собирали остатки подуктов, которые ранее были сброшены с воздуха, но не на снег, как расчитывали бросавшие, а на лёд, как оказалось. Грузы упали в разные места. Что-то осталось, но значительная часть провианта и горючего разбилась. Вспоминая прошлое, Глушко пояснил мне: “от них остался только “пшик”. И показал свидетельство тому – снимок помятой канистры с пробоиной “в два кулака”. Зато были найдены хорошо сохранившиеся продукты предшествующей узбекской экспедиции “Мехната”. Как выразился Заев: “Эльчибековцы всегда жили богато. Им всё забрасывалось с вертолётов” (*). Из очередной “продуктовой” ходки Глушко и Чупрынин вернулись на основную базу в хорошем настроении и не знали о случившемся. Они слышали грохот, но мало ли подобного происходит в горах. Позже они узнали о случившимся и также отправились вверх на поиски ребят. На ледовой подушке все и встретились.

Когда Заев увидел Стукалова он не поверил своим глазам (со слов Александра Ильича). “Вы кто?”, - спросил он Стукалова, разводя круги руками. (Хотя сам он позже не помнил этого). И его понять можно: произошедшее основательно потрясло всех без исключения. Он думал, что ледово-снежный обвал похоронил четвёрку. Заев, и как руководитель, и как лидер, и как товарищ нёс ответственность за всю команду. В статье отмечается: “уцелеть кому-либо из четвёрки в таком обвале было немыслимо”. И вдруг появляется Стукалов. Сон? Чудо?! Да, поверить в реальное чудо трудно. Одно утешало, что трое из четырёх нашлись и живы.

Одиночным же альпинистом оказался Сазонов. Его нашли около 18-ти часов сильно побитым. Уже смеркалось. Нашли по кровавым следам и крикам. Но в статье не говорится, что он в бессознательном состоянии попал в сорокаметровую трещину. Трещина имела дно (или двойное дно), достаточно крутые стены и некое подобие сложного выхода из ледового лабиринта. “Как так: сорок метров падать и остаться живым?”, - спросите Вы и будеты правы. Да, бывает то, что не укладывается в рамки обычного понимания. Очевидно, поток воздуха был настолько сильным, что не только забросил Сазонова в трещину, но и поддержал его при падении. Воздушная подушка!? Мистика? Фантастика!? Не думаю. Но слава Богу, что мистика и фантастика в реалиях сделали своё дело: он побитый как-то остался жив (?!), вылез из сосулистой пасти трещины с крутыми стенами и нашёл в себе силы самостоятельно выйти на ледник. Но шёл не туда. Он шёл к сиракам, в самую вздыбленную часть ледника. Инстинкт самосохранения подвёл его в тот час, не подсказал ему правильного пути. Сазонов находился вне сознания, но при жизни, а тело представляло один сплошной синяк. По нему прошёлся весь этот страшный шквал, но главное было в том, что он остался жив.

…Как пояснили мне Заевы у Игоря Сазонова были перелом основания черепа и переносицы, разорваны ноздри и губа, многочисленные кровопотёки. Лицо представляло сплошную окровавленную массу. Впрочем, и тело – тоже. Он часто терял сознание, что-то бормотал и просил не сообщать о произошедшем жене. Боялся, что она не перенесёт известия. Сильнейший шок и ушибы повлекли за собой раздвоение личности. Он, как бы видел себя со стороны, рассказывая, как какой-то человек идёт в красной пуховке (он, действительно, был в красной пуховке) по огромному леднику, а вокруг горы и горы, но не кавказские… Он не понимал, что видел перед собой реальные вершины Памира. Галлюцинации и явь перемешались в полуобмарочном состоянии пострадавшего.

Поднявшись к месту трагедии, группа разделилась надвое: Рублёв (он был начспасом экспедиции), Стукалов и Солодовников выдвинулись на поиски Ваганова, а Сазонов в сопровождении Летникова, Заевых (на снимке - Галина Заева), Бородацкого и Вала начали спуск в базовый лагерь. Порою он продвигался сам (при поддержке, конечно же). Летников бесконечно стимулировал его уколами прямо через пуховку и брюки. Заевы отмечали, что апетечка врача была не хуже, чем в Кремлёвской больнице. До прихода Летникова жизнь Сазонова висела на волоске, но теперь она попала в его крепкие руки. Галюцинации отходили прочь, жизнь снова обретала смысл. “Игорь был не только физически сильным человеком, - говорила мне Галина, - но и чрезвычайно волевым”. Он верил ей больше, чем кому-либо. Она старалась говорить ему правду, настраивая на час – полтора ходьбы, но времени на спуск потребовалось больше. Хоть и палаточный дом, но он приближался. “Последний взлёт”, - сказал ему Заев, подходя к палаткам базового лагеря. “Не врёшь?”, – ответил Сазонов, - “Ну, ладно, пойду”. И собравшись, как-то передвигал ноги. А Заев иногда врал ему, так надо было. Как ни странно, но “враньё” придавало силы. Последние метры Эдик нёс его на себе. (То была борьба за жизнь друга. И они выиграли эту длительную, полную трагизма битву. Здоровые были мужики и не только в физическом смысле. Я склоняю перед ними голову). Только к половине четвёртого утра они достигли цели и уже через час, Бородацкий и Заев опять двинулись вверх.

На полях “ледовой подушки” шёл тщательный осмотр места аварии. Когда стемнело, включили фонари. Единственное с чем им тогда повезло, так это с луной. Огромная и мертвяще голубая она изменила восприятие гор Их очертания обрели ещё больший объём, удлинились тени. Реальный мир оделся в неземные краски, но в лунном свете хоть что-то было видно. Напряжение от ночной обстановки, травмированная психика ребят и ледовый оскал верхних ледопадов соединились воедино. Всё было настроено потив них, а главное - время незаметно ускользало. То была самая сложная ночь. И всё же, они надеялись на чудо…

Вечером рокового дня и последующие дни велись активные поиски Ваганова. К месту трагедии поднялись другие члены экспедиции: Глушко, Родивилов, Чупрынин, Шоломко. Последовательно обследованы полузасыпанные и оставшиеся трещины, тщательно осмотрены лавинные конуса, с помощью лопат вскрыты некоторые характерные формы рельефа ... Словом, просмотрено всё, что могло сокрыть Ваганова, что вызывало хоть малейшее подозрение и надежду. Не могли проткнуть спрессованную толщу даже металлические лавинные щупы (зонды). “Масса снега и льда была настолько плотной, что спасательные зонды входили на глубину 30-50 сантиметров и лишь в отдельных местах – на 1,5-2 метра” - отметит потом Николай Шоломко.

Получилось так, что в ту самую трещину 8-го августа в 10 часов пришлось “дюльферять” всем. Это произошло после сигнала о повторном сходе лавины, поступившего от Игоря Глушко, который наблюдал за поведением висячих ледников. Заблаговременно в трещину (как в вынужденное убежище на всякий случай) была спущена перильная верёвка.

Владимир Родивилов отмечал: “Здесь чётко сработала наша “система”. Менее, чем за минуту все спустились в трещину под карниз”. На сей раз эта “благодать” до ребят не дошла. Следует заметить, что наверху оставалась значительная часть не обрушившегося ледопада. Она сошла спустя несколько дней, когда по тому же пути шли литовцы (*). Им повезло: они были уже выше потенциально опасной части начала маршрута. Волна и их пыталась “сдуть” со стены, но крючья спасли. Вообщем, результаты трёхсуточного поиска не стали утешительными: всё было сделано, но Игоря Ваганова не нашли. На этом свете ему было отпущено всего тридцать три года. Из-за объективной опасности повторного обвала поисковые работы были прекращены. Горы укрыли Ваганова навсегда в вечной мерзлоте.

Действия Заева были энергичны. Он понимал, что от оперативности и слаженности команды зависит жизнь Сазонова. Высота “4600” – не лучшее место для больного. Здесь вольготно болезням. За считанные часы они могут “скрутить” человека и отправить его в иной мир. А поскольку связи у группы не было Эдик (на снимке Э. Заев - годы спустя) и Галина Заевы, Николай Солодовников побежали по леднику сначала за помощью к литовцам (ведь Сазонова предстояло нести на носилках до площадки, на которую сможет сесть вертолёт), а потом - на метеостанцию за тем, чтобы вызвать вертолёт. (Эта основательная гидрометеостанция “Ледник Федченко” была построена в 1933 году по проекту Владимира Блезе у величественного пика “Комакадемии”).

Им предстояло пройти-пробежать примерно сутки по не простому горному рельефу и закрытому леднику. К тому же, в темноте, они “умудрились” не залететь в трещины. (Как Вы понимаете, это не по проспекту пробежать. На здешней дистанции не меньше трудностей, чем на марафонской, где, пожалуйста, тебе водичка и в рот, и на голову можно полить, да и врачи на всякий случай подстраховывают). Потом уже, по рации, Заевым был вызван из Душанбе вертолёт для пострадавшего. Вот текст радиограммы, отправленной в ЦС ДСО “Таджикистан” на имя начспаса КСП Согрина и уполномоченного Федерации альпинизма СССР – Богачёва: “7 августа под маршрутом Буданова пика Коммунизма громадный ледово-снежный обвал засыпал двух участников Воронежской экспедиции. Поиски Ваганова в течении трёх суток оказались безрезультатными. Сазонов найден и находится в тяжёлом состоянии. Ведётся транспортировка на вертолётную площадку 3900 метров ледника Бивуачного. Прошу способствовать высылке вертолёта за пострадавшим 13 августа к 8 часам утра на указанную площадку, о местонахождении которой знает пилот Иванов”. Аналогичная радиограмма ушла и начальнику санитарной авиации Душанбе - Жукову. Именно Жуков, позже, прилетел на вертолёте за Сазоновым.

Пострадавшего спустили вниз на 700 метров по вертикали с участием литовских спортсменов. Несли его на носилках, сделанных из труб мачты антенны. То был не лёгкий путь по льду и осыпям при изнуряющей жаре. И всё же Сазонова донесли. Положили в вертолёт, который унёс его в столицу Таджикистана. (Скорее всего, А. Стукалов не прав в своей статье ссылаясь на то, что вывозил Сазонова лётчик Малахов. Его вывозил Сачко. “Рисковый был лётчик, - говорит Заева, - хоть и хапуга”). Позже вертолёт с бортовым номером СССР 01845, ведомый Малаховым Е.В., вывез остальных ребят с холодных памирских просторов в душный посёлок Джиргиталь. Это тот самый посёлок, с которого берут старт многие высотные памирские экспедиции. И воронежская - тоже. Команда вернулась к своим истокам озабоченной и в хреновом настроении. А какое ещё могло быть? На том завершилась лишь спортивная часть первой экспедиции на пик Коммунизма. Начались организационно-административные мытарства, но о них ниже. Сейчас я более подробно расскажу о маршруте.

Перед Вами его фото-схема. Она взята из заявки воронежской команды на участие в том XXII чемпионате СССР по альпинизму. Мною внесены некоторые компьютерные корректировки, метки и надписи. Маршрут пройден в 1968 году группой П. Буданова. Тогда они взяли “золото” на первенстве страны в высотно-техническом классе и оценили маршрут 6-ой категорией трудности. (Это был очень сильный состав: Г. Агроновский, Е. Ильинский - кстати, уроженец Воронежа, братья Клецко: Борис и Константин, А. Колчин, К. Коноплёв, Ю. Устинов. Только две последние фамилии, на мой взгляд, “выпали из обоймы” ведущих восходителей страны тех лет. После них, вплоть до 1971 года, этот маршрут никто не ходил). С шестёрками альпинисты того времени испытывали дефицит. Их было раз-два и обчёлся. Воронежцы консультировались с Будановым и заявили тот же маршрут, но в высотном классе и так же надеялись на достойное место при подведении итогов соревнований. Заеву, который к тому времени уже был мастером спорта, в альплагере “Шхельда” Борис Клецко рассказал об особенностях этого пути. Более того, он передал подробное описание маршрута. Воронежцы должны были подтвердить эту шестёрку и при прохождении маршрута получили бы так необходимые им мастерские баллы. По крайней мере, часть из команды должна была стать мастерами спорта. А пока они были КМСами. Если бы маршрут занял одно из призовых мест в чемпионате, то всех членов команды “ждали” мастерские звания.

А воронежский альпинизм, непременно, вышел бы на более высокий - союзный уровень. “На всякий случай” (а так полагалось правилами соревнований) запасным вариантом оставался соседний маршрут - первовосхождение Е. Абалакова, которое он совершил с ледника “Бивуачный” по восточному правому ребру на пик Коммунизма в 1933 году (на схеме путь обозначен красным цветом; описание восхождений на пик Коммунизма – см. более подробно на данном сайте – примечание Алфёрова В.).

Понятно, что запасной маршрут не мог “тянуть” на призовое место. Условно, этот маршрут можно назвать “утешительным”, хотя официально он значился как “запасной”.

Чтобы иметь большее представление о районе трагедии, я поместил панорамное фото Антони Вала, на котором обозначены: 1 - маршрут Буданова (склон пика Коммунизма); 2 – пик Правда; 3 – пик России; 4 – склон пика Радиоклуба; 5 – базовый лагерь; 6 – место нахождения Стукалова и Рублёва; 7 – место палатки Ваганова и Сазонова; 8 – зона охвата лавины.

В чемпионате СССР по альпинизму команда образца 1971 года выступала от Воронежского комитета по физкультуре и спорту, а, по сути, была “сборной”, так как Сазонов и Бородацкий представляли город Грозный. Этот город в те годы был неплохим альпинистским центром и “котировался” в союзном масштабе. Конечно же, включение в состав команды двух человек “со стороны” было согласовано. “Со стороны”, видимо не те слова, поскольку эти ребята неоднократно поднимались вместе с воронежцами в заоблачные выси. По выходу из в больницы Сазонов уехал в свой родной город, как и его товарищ – Бородацкий. (Кстати, по национальности Игорь Бородацкий - ингуш. На сборах перед пиком Коммунизма в Фанских горах он сорвался при восхождении на вершину “Арг” и сломал ногу, но с помощью непомерно больших доз азиатского лекарства – мумиё, он достаточно быстро вылечился. Игорь разводил мумиё в кружке до консистенции “битума” и это чудо-месиво вливал в себя ежедневно. То была, образно говоря, воронежская “не запатентованная” методика врачевания. Она оправдала себя, хотя и обрекла Бородацкого на мучительную бессонницу).

Поляк Антони Вала был включен в состав экспедиции уже в Душанбе по рекомендации представителя союзной Федерации альпинизма. Позже, он прислал Э. Заеву грамотно оформленный отчёт об экспедиции, а также копию статьи, которая направлялась им в альпинистский журнал “Татерник”. Я обратился к переводчице и с её помощью статья обрела русский текст. Она размещена ниже.

Та самая скальная стена находилась на уровне 5200-5500 метров. Далее она постепенно выполаживалась. Однако она стала практически первым и последним техническим препятствием команды воронежских альпинистов. Первые 400-500 метров маршрута являлись потенциально опасными. Поэтому, решением Федерации альпинизма СССР, маршрут Буданова был закрыт для восхождений. В сборнике “Анализ несчастных случаев с альпинистами в 1971 году” по этому поводу говорится следующее: “Учитывая большую объективную опасность маршрута и тот факт, что, в отличие от снежных лавин, установить закономерность ледовых обвалов невозможно, дисциплинарная комиссия Федерации альпинизма СССР просит маршрут по восточному ребру на пик Коммунизма из Всесоюзной квалификации исключить и впредь не рекомендовать для восхождений”. Почему–то, одновременно, не закрыли соседний Абалаковский маршрут? Мне это не понятно. Но, как часто случается, история повторяется, и, порою, не учит нас. Спустя годы, маршрут опять открыли и вновь на нём погибли альпинисты. На сей раз шесть красноярцев. Новые жертвы - итог тех самых полумер чиновников от альпинизма.

Ниже я привожу составы экспедиции и команды (*):

Дальнейшее развитие событий кратко пересказано в статье А.И. Стукалова. Это его версия, его восприятие событий и не значит, что всё в ней точно так, как было на самом деле. Мои комментарии подготовлены на основе бесед с Глушко, Заевым, Стукаловым. И я не претендую на истину. По-моему, её просто нет. Ведь стресс, который пережили участники той экспедиции не мог не сказаться на их оценках ситуации. Да и лет прошло очень много. Я благодарен Эдуарду Фёдоровичу Заеву за пакет документов об экспедиции, который он хранил 30 лет. Он передал мне архивные материалы в октябре 2001 года, когда большая часть статьи уже была подготовлена. Часть документов всё же вошла в мой текст. Они отражают ход развития событий, ибо здесь и объяснительные, и письма, и маршрутные листы, и заявки на полёт вертолёта, и многое, многое другое.

Что оставалось сделать молодым ребятам из команды после трагедии, то они и сделали (это было их долгом и неким утешением): на самом высоком месте в районе трагедии, на камне возле тропы, Николаем Шоломко, Владимиром Родивиловым, другими ребятами долго выбивались слова:

ИГОРЬ ВАГАНОВ
1938-1971
Погиб при восхождении на пик Коммунизма
7.08.71.

Справа прибит ледоруб, слева - баночка для цветов. Вечная ему память.

Игорь Георгиевич Ваганов родился в 1938 году. Русский. Образование высшее. Работал инспектором горнотехнической инспекции в г. Воронеже. Впервые поехал в горы в 1958 году и поднялся по маршруту 1 Б кат. трудности на Пик 3500. Совершил 56 восхождений, из них семь – 5-й кат. трудности. Среди лучших значатся восхождения на вершины: Уилпата, Сонгути, Мамисон-хох, Е. Корженевской и Ленина, Чапдара. В 1964 году в альплагере “Шхельда” окончил школу младших инструкторов, после чего работал с молодёжью в альплагерях “Торпедо”, “Цей”, “Варзоб”, на сборах в “Дигории”. Кандидатом в мастера спорта стал в 1968 году. Звание инструктора присвоено 20 января 1970 года Федерацией альпинизма СССР. Неоднократно участвовал в спасательных работах в горах. Член областной федерации альпинизма. Представлял ДСО “Труд”.

Год спустя в память о погибшем альпинисте в Воронеже был учрежден мемориал имени Игоря Ваганова. Символично, что первым призёром стал его товарищ по команде - Эдуард Заев. “Вагановские” соревнования по альпинистскому двоеборью, включающие в себя скалолазание и лыжную гонку, впоследствии обрели ранг памятных спортивных мероприятий по всем альпинистам – воронежцам, ушедшим в Вечность. В последний год XX столетия победителем был и я – Вадим Алфёров. (На фотографии судейская коллегия памятных соревнований 2000 года – Э. Заев, Н. Шоломко, В. Маламид).

Чем был обусловлен тот злополучный обвал - до сих пор загадка. Вы знаете, что подобных “тайн” много в горах. Особенно в таких гигантских системах, как Памир. Может, то был сейсмический толчок, сдвинувший к подножию горы миллионы кубометров снега и льда. То ли обвал - результат накопившейся критической массы снега и льда, которые постоянно находятся в неустойчивом состоянии равновесия. Возможно, и то, и другое одновременно. Я же склонен ко второму варианту. Недаром известны случаи схода лавин в горах даже от неосторожного крика восходителей. И всё таки, что бы не являлось первопричиной, бесспорно одно: висячие ледники и особенно памирские гиганты – место повышенной опасности. Они движутся, стекают всё ниже и ниже, меняют формы, образовывая причудливые сираки и новые трещины. Словом, они живут своей жизнью. Из истории восхождений известно, что маршруты под висячими ледниками представляют собой гигантские природные ловушки, периодически захлопывающиеся обвалами и лавинами. Часто, попавшие в ловушки люди, остаются здесь навечно. Реже – их находят спасатели. Ещё реже – “изрядно потрёпанные”, сами выбираются. И всё же, я обращаю Ваше внимание на строку, которая изложена В. Рублёвым в его письме: “Гляциологи в Душанбе нас предупреждали, что в этом году сильная подвижка льда, но мы не прислушались к этому”. Конечно, предугадать обвал невозможно, но место установки палатки, теперь уже очевидно, было выбрано неудачно. Я отдаю себе отчёт в том, что рассуждать после случившегося, к тому же, спустя годы – проще. Но и не рассуждать нельзя. Мы ещё ходим в горы и за нами пойдут другие. На ошибках, в конце концов, учатся. Или мы обречены ещё и ещё раз наступать на грабли?

Я не могу не сказать и другое. На первый взгляд мой вывод звучит кощунственно, но воронежцам повезло. Крупно повезло. Всего одна жертва. Могло быть больше. Причём - значительно. Вы скажите, что у меня “поехала крыша”. Нет, не поехала. Не судите заранее и с выводами не спешите. А должно было случиться вот что.

Вспомогательная группа, куда входили оставшиеся члены экспедиции, должна была параллельным курсом подниматься справа от северо-восточной стены по маршруту Абалакова. Как видно из верхней фото-схемы и составленных начальником КСП Таджикистана Согриным кроков, путь этот начинается под теми же самыми снежно-ледовыми полям и висячими ледниками. Там, где прошла смерть (обвал и примерные его границы обозначены красной пунктирной линией). Они лезли в ловушку. Их проход был опасен. А сами они оставались потенциальными, простите, самоубийцами. Не расценивайте это как моё обвинение. На пободное я не имею прав. Это лишь моё мнение. При этом я понимаю, что альпинизм и смерть всегда ходят рядом. “Что их задержало?”, - спросите Вы. Скорее всего, организационные неувязки спасли их: затянулись вылет из Джиргиталя и последующий сбор остатков сброшенных с вертолёта продуктов, визуальное изучение маршрута теперь уже непосредственно с базового лагеря. Наверное, сработала интуиция руководителя экспедиции, то ценное, что обязательно должно присутствовать у лидера группы. Словом то, что не всегда укладывается в сознании, что не всегда можно объяснить, ибо работает на подсознательном уровне. Здоровья и акклиматизации им было не занимать (всем кроме Летникова), ведь они приехали с Фанских гор. Я повторю ещё раз: воронежцам повезло. Очень и очень крупно: всего одна жертва. И нам тоже повезло. Один день решил всё.

Я задался ещё одним вопросом: что ожидало команду в случае удачи при прохождении того маршрута? Чтобы получить ответ на поставленный вопрос мне пришлось найти и изучить материалы тех лет. И вот, ответ.

В. Соколова от лица Федерации альпинизма СССР, в одной из центральных газет в статье “Атаки трудных вершин. Итоги XXII чемпионата СССР по альпинизму”, пишет: “…Шёл поиск новых путей (опорные слова подчёркнуты мной – примечание Алфёрова В.) и в классе высотных восхождений. Однако для роста спортивных достижений здесь возник как бы некий барьер: все высочайшие вершины страны были многократно покорены, а выхода на более высокие горы у наших спортсменов – высотников пока нет. Этим можно объяснить то обстоятельство, что первое место в высотном классе осталось вакантным. Серебряными наградами отмечен новый путь к грозной Хан-Тенгри (6995 м). Его проложили представители Казахстана во главе с Е. Ильинским. За подъём с Памирского плато по северной стене, правее ледника Трамплинный на высочайшую вершину страны – пик Коммунизма (7495 м), бронзовые медали присуждены команде Таджикистана (руководитель И. Гетман)”.

В конце статьи она подводит итог: “Итак, в прошедшем спортивном сезоне в горах страны было совершено множество интересных и исключительных по трудности восхождений и траверсов. Небывалая цифра покорителей семитысячников – 166 человек, причём только на пик Коммунизма взошло 70 спортсменов, 25 альпинистов выполнили нормы мастрера спорта, а четверо завоевали право на звание “Снежный барс”.

Во-первых, просматривается явная тенденция того, что новые маршруты брали верх над ранее пройденными. Во-вторых, если посмотреть насписок команд - призёров чемпионата Союза по альпинизму и в иных классах, то при подведении итогов, по-моему, приоритет отдавался “национальному фактору”. И эта тенденция также понятна: альпинизм расширял свои региональные границы.

P.S. А сейчас, прошу Вас посмотреть на верхний снимок, где намечен маршрут воронежской команды (путь Буданова). Вглядитесь внимательно в гряду скал, что узкой лентой протянулись по ледовому склону слева от начала маршрута. Как раз на уровне тех самых скал. (Если официально, то это путь А. Кустовского, который, кстати сказать, умер от сердечной недостаточности на маршруте при прохождении юго-западной стены пика Коммунизма и до сих пор “прикован” к ней. – примечание Алфёрова В.). Палатка же стояла чуть ниже и правее скал. Посмотрели? Вы, что-либо видите?

… Горы - не только хищники. Они ещё и творцы прекрасного. Природа, порою, создаёт то, что уму непостижимо. Человек лишь домысливает увиденное. Так получилось и здесь.

Этот фрагмент я увеличил. Вот он, перед Вами. Сравните с фотографией. Не знаю, как Вам, а мне эти скалы напоминают гиганский природный памятник альпинисту с поднятой левой рукой. Он взметнулся вверх. Взметнулся в мощном порыве. Может быть он предупреждал кого-то об опасности? Может быть в этом застывшем, символическом, скальном образе человека воплотились те, кто хотел помочь своим друзьям, но не успел? Да нет же, успел! И помог! Выжить помог.

Дай Бог, чтобы память о них жила. Природа и забрала их обратно в своё лоно и позаботилась об их памяти своеобразным образом. Мы ей, за последнее, благодарны. Остальное - за нами. От нас тоже многое зависит. Память – вот то главное, что мы можем сохранить и передать другим.

Вот, собственно, почти вся история. Хотя, я надеюсь, откликнутся её очевидцы и мы узнаем ещё много нового о нашей общей беде и дальнейшей судьбе участников тех далёких событий. “Почему почти вся?” - спросите Вы. Да потому, что после экспедиции началась административная волокита с оформлением протоколов, объяснительных, заключений комиссий по выявлению причин несчастного случая и т.д. и т.п. Многое легло на плечи Заева. И самое главное – с оформлением свидетельства о смерти Ваганова, которое необходимо было его родственникам, в том числе, для выплаты страховки. 15 марта 1972 года пришлось даже отправлять документы в адрес Генерального прокурора СССР – Руденко Р.А., чтобы он воздействовал на своего коллегу-прокурора в Таджикестане. И только после этого, 24 марта 1972 года, на Ваганова Игоря Георгиевича было оформлено свидетельство о смерти II–ПН № 269873 и передано родителями. В нём значилось, что причина смерти – несчастный случай при обвале ледника.

Прошли годы… В угоду новым веяниям времени и амбициям политических деятелей Таджикистана в 1999 году, уже третий раз за семьдесят лет, было вновь измено название пика Коммунизма. Он обрёл имя Исмаила Самони. Однако для нас – воронежцев, эта вершина, с отметкой “7495”, навсегда останется первой вершиной СССР и с прежним названием. Это была мечта, наша общая - высокая мечта, к которой мы готовились долго и упорно. 4 августа 1980 года для четырнадцати человек эта мечта обрела реальность. Группа поднялась на вершину по пути Ю. Бородкина. Руководил восхождением Эдуард Заев (см. мой снимок: на вершине 7495 м).

Кроме Эдика в нынешней экспедиции участвовали его жена - Галина и Игорь Глушко - свидетели трагедии тех прошлых лет. Игорь заболел на зелёной поляне, расположенной на стыке ледников Москвина и Вальтера, и был отправлен вертолётом вниз. Только теперь, спустя годы, мне стало понятней, что наше восхождение было связано, прежде всего, с памятью Игоря Ваганова и то, что пришлось пережить в те дни Эдику. Слава Богу, что приемственность – великое достояние людей - сохраняется. Спасибо Эдику, спасибо всем нам и за восхождение, и за успех. За наш общий успех, ибо закладывали наш успех участники той далёкой, первой и памятной экспедиции на пик Коммунизма 1971 года. Командное восхождение на пик Коммунизма 1980 года я расцениваю как символическую победу воронежцев над суровым характером этой мощной и престижной Горы, которая унесла жизнь Игоря. Мы сделали то, о чём мечтали наши предшественники.

Параллельно с подготовкой первой части этой трагедии, я искал очевидцев тех далёких событий. Скажу откровенно, что не все и не сразу “шли на контакт” со мной. Вадима Сергеевича Рублёва я нашёл в Ярославле. Помог мне Дмитрий Дмитриевич Тагинцев. Спасибо ему. Созвонившись с Рублёвым, я объяснил о своих намерениях и попросил его рассказать о молодости, друзьях альпинистах и, в частности, поделиться воспоминаниями об экспедиции на Памир в 1971 году. Конечно же, я понимал деликатность всей ситуации. Теребить прошлое – не лучшее занятие, но деваться мне было не куда. Он всё понял правильно и откликнулся оперативно. Я был рад получить по электронной почте его волнующие строки о нашей истории, поскольку Рублёв являлся не только одним из зачинателей этого вида спорта в Воронеже и очевидцем тех событий, но и одним из наших ведущих альпинистом тех лет.

Я благодарен Вадиму Сергеевичу за эти письма и уверен, что могу сказать - мы благодарны ему за эти строки, написанные с любовью и глубоким уважениям к своим друзьям. Повествование в них логичны, как сама математика, преподаванию которой он отдал многие годы жизни. Текст, касающийся событий произошедших на пике Коммнунизма, я помещаю без купюр. Конечно же, это лишь часть из его писем, которые будут помещены в иные разделы.

Осенью 1970 года мы приняли решение об участии в 1971 году воронежской команды в чемпионате Союза. Вся организационная и тренерская работа лежала на нашем лидере Эде Заеве. Мы готовили снаряжение и вовсю тренировались. В частности, бегали почти марафонские дистанции (до Чертовицка и обратно). Позже в жизни мне это очень пригодилось и я тоже проводил такие тренировки, готовя экспедиции в Фаны в 1984 году и на юго-западный Памир в 1985 году. Тогда же в 1970 году после первого такого марафона с трудом передвигался всю
неделю. Был Заевым подобран и объект восхождения: маршрут Буданова на пик Коммунизма, который получил золотые медали в 1968 году. Сначала по коллективной путёвке на 30 человек мы провели учебно-тренировочный сбор в Фанах со стороны Искандер-Куля. Там мы совершили немало прекрасных восхождений и многие наши разрядники повысили существенно свою квалификацию, кто выполнил первый разряд, а кто и КМС. Мне запомнилось тогда восхождение на Чапдару 5Б категории, которым я руководил и в составе которого был и Игорь Ваганов, позже трагически погибший под пиком Коммунизма. С ним всегда было приятно - и общаться, и проходить сложные места. Он всегда был открыт, брал на себя без разговоров бытовые проблемы, умел пошутить и сгладить напряжение, если оно возникало в отношениях других. Он любил людей, много в Воронеже занимался детьми на детской туристской станции, организовав там детскую секцию альпинизма. В конце Фанских сборов мы должны были сделать первопрохождение на одну из вершин этого района (запасной маршрут чемпионата), но ввиду того, что оставалось мало времени до начала памирской экспедиции, то мы решили не растрачиваться, а сосредоточиться на одном объекте.

Спустились в Душанбе и большая часть участников первых сборов улетела в Воронеж. Гляциологи в Душанбе нас предупреждали, что в этом году сильная подвижка льда, но мы не прислушались к этому. Команда и её вспомогатели, которые должны были параллельно идти по пути Е.Абалакова, вылетели на маленьком самолете в местечко Джиргиталь - стартовый пункт многих памирских экспедиций. Здесь мы готовы были вылететь на вертолёте на морену ледника Федченко, но вертолёт сломался, и нам пришлось провести в Джиргитале 10
дней. Для того чтобы иметь мясо мы купили двух баранов, нам их зарезали, но когда оказалось, что вертолет сломался, то пришлось заботиться о сохранении мяса и его держали в холодном ручье. Но через неделю появился неприятный запах. По решению Эда мы промывали мясо марганцовкой, но это мало помогало. Решили его варить, но есть никто не желал. Тогда для пробы решили дать собакам, но и те отказались. Пришлось выкинуть мясо. Наконец, после того, как Эд подарил вертолетчикам пуховку и шерстяной костюм, что было громадным дефицитом, вертолёт сразу починили - оказалось, что не хватало карандаша в зажигании. Мы сначала вылетели на заброску и с небольшой высоты сбросили ящики с продовольствием и снаряжением, подготовленные ещё в Воронеже. Я по глупости решил сильно облегчиться на длинных переходах по ледникам Федченко, Бивачному и Сталина и положил в заброску кошки, завёрнутые в надувной матрац: кошки при ударе ящика, конечно, наделали много дырок в матраце.

Наконец, нас частями перебросили на морену и начались наши заброски - сначала в верховья ледника Бивачного, затем на морену ледника Сталина и, наконец, к месту нашего базового лагеря на высоте 4600 метров. Отсюда ребро Буданова и ребро Абалакова были видны. В команде нас было 4 воронежца (Заев, Стукалов, Ваганов и я) и двое грозненцев (Игорь Сазонов и Игорь Бородацкий - оба были КМС и совершили немало восхождений с воронежцами). Заев решил, что, пока вспомогатели продолжают делать заброски и он с Бородацким занят организационными проблемами, остальные четыре члена команда (Ваганов, Сазонов, Стукалов и я) выходим для акклиматизации под ребро Буданова на отметку 5200 и обрабатываем примерно 300 метров нижней части стены, навешивая верёвки для быстрого прохождения команды затем. Мы вышли во второй половине дня и, обойдя ледопад, заночевали на леднике. На следующее утро мы продолжили подъём, пришлось обходить громадные широкие и глубокие трещины -
было видно, что стены трещин уходят вниз метров на 40, затем трещина немного сужается и вновь её стены уходят в глубину и т.д. Кое-где на леднике лежали большие оплавившиеся глыбы льда, которые упали давно. Выйдя на ровную часть в верховьях ледника, мы разбили лагерь, чтобы оттуда выходить на обработку стены. Решили (ещё внизу с Заевым), что Саша Стукалов и я будем обрабатывать стену, а Игори Ваганов и Сазонов нам помогать. К началу маршрута надо было пройти еще примерно 600 метров и пересечь широкий рандклюфт около стены. Слева от него был широкий ледопад между рёбрами Буданова и Абалакова и в верхней его части угрожающе висел лед, который мог обвалиться в любой момент в рандклюфт. Он представлял собой явную опасность при нашем пересечении рандклюфта и мы его опасались. Решили, что Игори будут наблюдать за ним и дадут знать нам криком, если что-то повалится, а мы тогда будем бежать назад из зоны обвала или вперёд, чтобы оказаться на скалах повыше. Висячий ледник между ребрами Буданова и Абалакова в их верхней части, где они выводили на
огромный купол вершины, не казался нам опасным - он мирно блестел и никаких подвижек льда не было заметно.

Мы вышли, нагруженные верёвками и "железом" до предела. Быстро пересекли широкий рандклюфт, поднялись на скалы ребра и начали переодеваться, чтобы продолжить движение по ребру. Саша готовился страховать меня, а я переодел галоши для лазания. Вот в это время и раздался крик снизу. Мы прижались к скале и ждали падения льда ниже нас. Но прошла минута, а ничего не было, и Саша спросил меня, что ж это? Самые мрачные мысли пронзили меня, так как я понял, что обвалился лёд на самом верху, и я ответил: “Наверное, наверху, держись...”. Натянул майку на рот (на нас ввиду теплой погоды были только майки и штормовки) и, вдохнув как можно больше, ещё сильнее вжался в скалу. Сильная ударная волна прижала нас ещё больше (возможно, что прижал его Стукалов. логичнее то, что волна пыталась оторвать их от стены, как говорил его напарник – примечание Алфёрова В.), а мельчайшая снежная пудра, обрушившаяся на нас, забивала все наши поры. Сколько это продолжалось, не знаю (внизу мог не дышать более 2 минут, но здесь высота), но пришлось начать дышать и снег, проникший через майку, начал забивать рот и душить. Страха не было, но огромное желание выжить.

Наконец, всё кончилось. Мы выплюнул и снег и отряхнули громадные сугробы, в которых оказались. Все мельчайшие трещины были забиты снегом, внизу клубясь, удалялась белая туча. Я, повернувшись по направлению наблюдателей, крикнул им, чтобы они поняли, что у нас всё в порядке, но ответа не последовало. Тогда я крикнул ещё раз и тревога уже охватила меня. Я посмотрел на то место, где были ребята возле красной высотной палатки, но ничего... только белое пространство. Саша сказал: “Надо бежать вниз” и мы, бросив всё (я только скинул галоши и сунул ноги в трикони) ринулись к тому месту, где должна была находиться палатка. Ниже её была широкая трещина, но... почти никаких трещин, все забито льдом со снегом, все самые широкие трещины, и громадные глыбы льда на поверхности ледника. Вот здесь ужас охватил нас, мы поняли, что ребята засыпаны где-то и нужна помощь всего коллектива. Мы отметили место и ринулись вниз в базовый лагерь по пути нашего подъема (по кратчайшему пути к базовому лагерю 4600 был труднопроходимый ледопад).

Прибежав в лагерь, мы нашли записку Эда вспомогателям, ушедшим на перетаскивание грузов к предыдущим лагерям: “Гигантский обвал льда. Все ребята, по-видимому, погибли. Выходим на поиски”. Мы заметили группу людей на ледопаде и рванулись вверх по направлению к ним. Когда мы подошли поближе, то поняли, что каким-то чудом спасся Игорь Сазонов. Его ударной волной скинуло в трещину и он, пролетев первые 40 метров, упал перед сужением трещины на снежную подушку. Он встал и пошёл по лабиринту трещин в направлении ледопада, надеясь там выйти на поверхность, что ему и удалось. Там он начал кричать и подошедший Заев с ребятами вытащили его. После этого Игорь Сазонов отключился, и далее его транспортировали в лагерь, а потом вниз до лагеря на
слиянии ледников Сталина и Бивачного. Там на вызванном по рации вертолёте его переправили в больницу в Душанбе (у него оказался всего лишь перелом носа) и, мы его забрали из больницы, когда добрались до Душанбе.

Сазонов сказал нам, что когда они крикнули нам, то ещё не представляли себе масштабов беды. Но когда лёд ударился о нижний ледопад, и поднялось облако, двинувшееся на них, то он спрятался за кочку, а Игорь Ваганов рванулся по направлению стены. Наверное, думал найти спасение на скалах, но пробежать за 20 секунд 200 метров можно только выдающемуся спортсмену и не на такой высоте. Три дня и три ночи мы зондировали в окрестности трещины, но старания наши были бесполезны - нужна была огромная армия, да и та могла бы и не справиться с этой задачей. Ледник Коммунизма навсегда стал могилой нашему другу. Ниже трещины, в которую скинуло Сазонова, мы нашли нашу палатку со всеми вещами и, в частности, с моим киноаппаратом, на котором последние
снимки сделал Сазонов, когда Стукалов и я отправлялись на обработку. Я дополнил это, сняв также место гибели и результаты обвала. Игорь, улыбчивый, уравновешенный, молодой, отзывчивый, навсегда остался в наших сердцах.
Недавно исполнилось 30 лет тому, но рана это у нас до конца жизни.

По возвращении в Воронеж я начал собираться в Ярославль, куда переезжал с группой математиков ВГУ. В Ярославле открыли университет и давали квартиры, а решит эту проблему иначе мы не могли. Но Ярославль является и родиной моей матери. Так что это не чужой город для меня. Я уезжал из Воронежа с большим сожалением, расставаясь с друзьями. Через полгода в Ярославле я организовал федерацию альпинизма и секцию Буревестника (секция Труда и альпинисты были и здесь). Во многих своих решениях для меня всегда примером был Эд, но поработать вместе нам пришлось только в 1990 году, когда я по его приглашению ездил работать на Воронежские майские сборы в ущелье Шхельды. Ярославский альпинизм стал для меня главным на долгие годы, но это уже другая история и, если она Вас тоже интересует, то сообщите мне.

Вот собственно и всё пока. Если надо ещё вспомнить что-то более подробно, то напишите мне. Может быть моя память сможет извлечь интересующее Вас. В любом случае, я надеюсь, что наша связь не прервётся, и Вы будете сообщать мне о современном состоянии альпинизма в Воронеже, Ваших планах и их осуществлении. Мне это, быть может, поможет и в Ярославле.

И я, надеюсь, что связь наша только окрепнет.

Представленная статья написана участником воронежской экспедиции – Вала Антони и была направлена в польский альпинистский журнал “Татерник”. Перевод её осуществляла преподаватель ВГУ Аскоченская Ольга Фёдоровна. Я получил перевод 11 декабря 2001 года. По сути, это дневник, но в статье есть и то, что в некоторой мере, в цифрах, открывает нам масштабы произошедшего обвала и динамику развития событий. Всё это дополняет картину трагедии. Я обращаю Ваше внимание, уважаемый читатель, именно на эти цифры: по оценке Антони вес снежно – ледовой массы был фантастическим - 10 млн. тонн, “не считая того снега, который сполз с боков кулуара”. Такое, как он правильно отмечает, бывает крайне редко.

По возрасту Антони был несколько старше наших ребят. Он прислал письмо и статью Э. Заеву, датированные 1 августа 1972 года, то есть год спустя после событий. Поскольку я не общался с автором статьи, то поместил её без его согласия, но с разрешения Заева. Я думаю, что Антони не будет в обиде на меня, так как эти строки были предназначены для читательской аудитории, хотя и польской. Нас, я надеюсь, разделяют лишь расстояния и границы. И ничто иное. По духу - мы единое альпинистское братство.

Он – поляк, подготовил статью и посвятил её памяти русского человека, товарища по экспедиции, воронежца Игоря Ваганова. Он даёт некоторые характеристики нашим ребятам. Что тоже ценно. И мы благодарны Антони Вала за это. Итак…

Летом 1971 года я принимал участие в одной из экспедиций на пик Коммунизма (7495 м) в Центральном Памире.

Из Воронежа отправилась группа в составе 14 человек под руководством мастера спорта Э.Ф. Заева, поставившая себе цель – подняться на вершину со стороны ледника Федченко (двумя путями): восточным центральным контрфорсом – маршрутом Буданова от 1968 года и по восточному ребру, классическим маршрутом Абалакова от 1933 года. Этот второй путь должен был служить, одновременно, и путём транспортного обеспечения высотных лагерей и спуска всего коллектива, находящегося на склонах горы. Предполагалось, что экспедиция в горах будет действовать с 25 июля до конца августа.

Товарищей по экспедиции я впервые увидел на большой террасе, откуда простирался обширный вид на Душанбе в густеющем мраке и на бесцветные в это время дня горы. Мы сидели как таджики на ковре и пили зелёный чай. Некоторые только что вернулись из Фанских гор и сейчас уже все принимали участие в последующих приготовлениях. Среди собравшихся (более других) обратил на себя внимание Игорь Ваганов.

Этим вечером он почти не говорил, казалось, что он был поглощён своими мыслями. Затем, уже в горах, в Джиргитале, где неделю мы с нетерпением ожидали вертолёт, я познакомился с другим Игорем (здесь надо пояснить: всего в экспедиции было четыре Игоря, причём, трое – в очках и все небольшого роста. В данном контексте речь идёт об И. Глушко – примечание Алфёрова В.) разговорившимся за чаем в чайхане, который оплетал (обвязывал) баулы и ящики, предназначенные для заброски с вертолёта. Ваганов был заядлым любителем игры в футбол. Крепкий, самый маленький ростом в коллективе, босой, с завёрнутыми штанинами, он гонялся за мячём с таджикскими подросками. Уже на ледниках, в походе, он отличался от всех потёртым тиковым комбинезоном, так хорошо мне знакомым по походам на Кавказе, а здесь, кроме него, никто подобного не носил. Из его большого рюкзака всегда торчала, почти на метр, длиная туба с заботливо охраняемой подзорной трубой.

В Джиргитале я узнал, что Эдик Заев - наш шеф, уже два раза был на пике Ленина (7134 м), а с женой Галей (единственная женщина в коллективе, тоже мастер спорта) также и на пике Е. Корженевской (7105 м). На этой вершине были также Александр Стукалов, Игорь Глушко, Игорь Ваганов, Коля Солодовников, Коля Шоломко и Евгений Чупрынин. Последний вспоминал о поляках - участниках международной, юбилейной альпиниады на пик Ленина 1967 года. И только Вадим Рублёв, Игорь Бородацкий, Игорь Сазонов, врач – Альберт Летников, единственный в нашем коллективе студент – Владимир Родивилов и автор отчёта (то есть Вала Антони – примечание Алфёрова В.) были новичками на Памире. В повседневной жизни они были инженерами различных специальностей. Все мы здесь составляли один, хорошо сплочённый коллектив.

Лишь 3 августа, после заранее выброшенных запасов, на перелёте ужасной реки Муксу, свыше 100 км между хребтами Петра Великого с юга и Заалайским с севера, около 14 часов мы приземлились рядом с ледником Федченко. То была высота 3200 м. Мы шли три дня с рюкзаками весом около 40 кг вдоль стоков, по моренам нижней части ледников Федченко и Бивуачного.

6 августа, в полдень, мы основали базовый лагерь на каменных россыпях под скалами пика Орджоникидзе (6280 м) на краю стока бокового левого разветвления ледника Бивуачного на высоте 4600 м. Это как раз напротив восточных склонов пика Коммунизма. То было место большинства лагерей, действующих здесь экспедиций. Сейчас перед глазами у нас была панорама склонов пика Коммунизма: слева - пик 6852 метра, замыкающий с юга своими ледовыми склонами цирк. Выше - пик Правды (6400 м.) - большое фирновое седло, словно прислонившиееся к пику Коммунизма маленькой белой пирамидой.

Пик Коммунизма находился на 500 метров выше окружающих вершин. Он представлял собой трапецевидную снежную вершину. На высоте 6500 метров весь массив был покрыт снегом и фирновым льдом, наклон его был относительно благоприятен. Ниже вершину окружали двухкилометровые обрывы. Снежные поля расположены под углом в 60 градусов. Это черты помолодевшего рельефа, характерные для всего Памира.

В конфигурации восточных склонов обозначены два больших плеча, вершины которых заснежены. Ниже они переходят в скально – ледовые рёбра, а между ними большой фирново – ледниковый котёл. Он расположен на высоте от 6000 до 7000 м. Котёл упирался в вершину. Обрывающийся высокой стеной льда, котёл снисходил до кулуара, из которого берёт начало небольшой регенерированный ледник. Этот ледник (около одного километра шириной) круто спадал в сторону нашей базы. Справа - восточное ребро, которое ограничивало котёл и кулуар. Здесь проходит девятикилометровой маршрут Абалакова. С левой стороны (над выходом из кулуара) громаздится скальный, свыше 1000 м высотой, центральный контрфорс – маршрут Буданова. За ним, в склонах пика Коммунизма, видно ещё одно большое обрывающееся фирновое плато.

На отдых не было времени. В этот же день, после обеда и обустройства базового лагеря, мы разошлись небольшими группами на противоположную сторону ледника и в более низкие местах на терассе подхода. Кроме того, четверо получили дополнительное задание на следующий день – просмотреть расположенныую ниже пути Буданова часть рельефа, а также обеспечить продвижение всей команды вверх Одновременно, им предстояло сделать заброску снаряжения и продуктов.

Ежегодная подготовительная тренеровка россиян, взаимная доброжелетельность и внимание, с которым относились к руководителю, позволили им сейчас проводить акции без перерыва и наверстать время, упущенное в ожидании вертолёта. Таким образом, после устройства бивуака на леднике, 7 августа, четверо альпинистов находились уже непосредственно под обрывами пика Коммунизма, у подножия центрального контрфорса – стены Буданова.

Лавины гремели днём и ночью. Мы обращали внимание на те из них, которые сходили по склонам пика Коммунизма. Под особым вниманием были лавины, идущие от ледовых сбросов, висячих над кулуаром. Именно они представляли угрозу для нас при подходе на восточное ребро по пути Абалакова. Первые экспедиции на пик Коммунизма были свидетелями схода в данном месте лавин гигантских размеров (5 августа 1933 и 1 августа 1937 годов). Тогда не было человеческих жертв. В высоких горах лавины - явление обычное, но такие огромные встречаются редко.

7 августа между 14 и 15 часами на базе было лишь четыре человека. Стояла невыносимая жара. От занятий в лагере нас отвлёк глухой, но очень мощный грохот, идущий со стороны пика Коммунизма. На расстоянии пяти километров и более 1500 метров выше сползала ледяная стена полукилометровой шириной над кулуаром. Минуту я видел, как, один за другим, падали вниз глыбы льда размером с жилой дом. Когда я достал из палатки фотоаппарат, из кулуара с непрекращающимся ужасным шумом поднимался вверх огромный белый туман распылённого фирма. Он рос на глазах, достиг вершины нижнего обрыва, затем перевалил через восточное ребро ниже жандармов на пути Абалакова и распространялся на всю пятикилометровую ширину долины. Сейчас он шёл на нас огромной белой стеной, из за которой была видна лишь вершина пика Коммунизма. Я едва успел сделать три снимка, как наступила темнота. Мы спрятались в палатках. Над лагерем прошумел ураган со снежной метелью.

Уже через мгновение туман спустился в долину, у нас же всё утопало в ослепительном солнечном блеске, отражённом от снежного покрова. Занесённые снегом лежали три перевёрнутые палатки базового лагеря.

Лишь сейчас мы поняли угрожающую ситуацию. Там, наверху, под обрывами пика Коммунизма, были наши товарищи. Необходимо было организовать скромную при наших возможностях спасательную акцию. По очереди мы внимательно наблюдали за верхней частью ледника, падающего из кулуара. Позже, менее, чем через полчаса, мы увидели два чёрных пунктика, движущихся по лавинному сбросу вперёд и назад, Даже в бинокль их нельзя было хорошо рассмотреть. Трудно было поверить, но двойка была жива и невредима.

С Галей Заевой я пошёл на другую сторону ледника к сбросу за зондом. Эдик с врачём готовили медикаменты. Мы должны были встретиться у ледопада. Двойка на верху исчезла из поля зрения. Продвигаясь по леднику, мы вдруг увидели одного человека, спускающегося в направлении к лагерю. Неужели они разделились? Мы добрались до сброса и возвращались, а он всё ковылял между трещинами, затем неожиданно повернул обратно. Через некоторое время он исчез за перегибом. Неужели он нас заметил и вернулся? Мы пошли резко вверх.

Лишь на следующий день, когда несколько растаял покрывающий всё вокруг снег, стало возможным представить размеры лавины. Её образовала оторвавшаяся от барьера масса льда и фирна, которая была, предположительно: длиной около 500 метров, высотой до 200 метров и глубиной в 100 метров. Итак, обрушилось около 10 миллионов тонн снега, не считая того, который сполз с боков кулуара.Часть снега, которая распылилась в воздухе, была унесена его волной и разлилась массивным языком, покрыв половину длины ледника площадью в два квадратных километра, толщиной местами в несколько метров. Было засыпано большинство трещин, находящихся на этой площади. Туман пыли спустился, по крайней мере, до разветвления ледника Бивуачного (около 10 км).

В этих условиях, только благодаря необычным обстоятельствам, три человека остались живы, хотя находились в непосредственном поле деятельности лавины. Двое остались невредимы, один тяжело потрёпан и только Игорь Ваганов – погиб. Вероятнее всего, он был засыпан в трещине.

В момент схода лавины Александр Стукалов и Вадим Рублёв, будучи в начале скал центрального контрфорса, протиснулись в мелкую нишу скалы, исключительно счастливо расположенную. Таким образом, они избежали подхвата воздушной волны, а также перевалившуюся рядом массу фирна и льда.

Вторая двойка – Игорь Сазонов и Игорь Ваганов – находились в это время на расстоянии 500 метров от входа в кулуар. Здесь, на небольшом горбу, разместилась палатка. Этот горб сдерживал разветвление ледника, сплывающего в направлении цирка, под пики Правды и 6852. Сазонов лёг за глыбу льда. Ваганов же хотел убежать к скалам ближайшего стока. Удар воздуха снёс их обоих. Как стало известно из рассказов Сазонова и проведённого поисковой группой исследования, воздушная волна снесла Сазонова и он пролетел, ничего об этом не предполагая, около 150 м, а затем был сброшен в трещину. Он упал на полку на глубину сорока метров. Ваганова же, скорее всего, в этой трещине засыпала обрушившаяся масса снега.

Прийдя в себя, в состоянии шока, Сазонов необычайными усилиями смог самостоятельно выбраться из трещины. Это его мы позже увидели на откосе, когда потрёпанный, в рваном костюме, почти без сознания, с лицом, залитым кровью и обмороженными руками, он пытался самостоятельно добраться до базового лагеря. Первая двойка не найдя никого, была уже на спуске другим путём. Снесённый под скалы восточного ребра, попав на небольшой оползень береговой трещины вдоль ледника, Сазонов, находился в состоянии полного психического истощения и не мог уже идти. Он сел и стал кричать. И это спасло его.

Поднимаясь вверх ледника, мы услышали его крик, вернулись и по голосу, уже в сумерках, добрались до него. Немного позднее подошли Стукалов и Рублёв, а также Бородацкий и Солодовников, которые к тому времени вернулись из лагеря со снаряжением. Теперь ситуация прояснилась и оказалось, что неизвестна судьба Ваганова. Сазонова осмотрел врач и мы доставили его ночью в лагерь. Здесь, под опекой Альберта, он оставался следующие четыре дня, медленно приходя в себя.

Игоря мы искали ещё два дня. Наши слабые силы не позволяли нам проводить дальнейшие поиски, необходимые в данных условиях. Связи по радио с “Литвой” всё не было. К месту катастрофы прибыли сначала группы из шести, а затем семи человек. Каждый раз осматривалась вся территория, а особенно завалы снега и трещин, расположившихся рядом с той трещиной, где стояла палатка. Игорь не оставил о себе ни малейшего следа. Зондирование также не дало никаких результатов.

Постоянная лавиноопасная угроза сильно мешала поиску и была весьма угрожающей. При зондировании и осмотре трещин участники группы были оснащены верёвками в соответствующих местах, чтобы, спустившись по ним, можно было избавить себя от непредвиденных обстоятельств. Однажды, даже мы воспользовались этим средством. Тревога оказалась преждевременной, ибо лавина на этот раз была небольшой и задержалась высоко в кулуаре. Произошедшее, спасательная акция и смерть Ваганова перечеркнули дальнейшую экспедицию.

Были ещё трудные дни. Вертолёт мог забрать раненного в лучшем случае с ледника с отметки 3900. Но его следовало перенести туда. Это должен был сделать коллектив из 8-ми человек. Транспортировка длилась два дня и была совершена в очень короткий срок благодаря помощи большой группы альпинистов из Литвы, которых мы всё же смогли уведомить. Мы несли раненого по бездорожью, которое представляло из себя каменные глыбы и морены ледника К счастью, он уже был настолько здоров, что перенёс всё относительно хорошо. Это путешествие по жаре, на примитивных носилках, сделанных из трубок радиомачты, запомнится надолго. Мачту нашли на месте прошлогоднего лагеря экспедиции узбеков. Когда на третий день, в полдень, его забрал вертолёт, поднявшийся с кучи гравия, мы вздохнули с облегчением. Таким образом, миновала необходимость нести его до посадочного места на отметку 3200 м. Осталась уже более простая участь - транспортировка багажа.

Когда 14 августа, в полдень, мы вышли из вертолёта в аэропорту в Джиргитале, я вспомнил слова гляциолога - старого бывалого человека, живущего в горах, с которым мы познакомились три недели тому назад. Он поведал нам тогда: “В горах ничего нельзя спланировать”.

Несколько дней спустя по центральному контрфорсу, маршрутом Буданова, на пик Коммунизма поднялся коллектив литовских альпинистов (литовцы не смогли подняться на вершину, поскольку у них заболел участник восхождения и его спускали вниз – примечание Алфёрова В.)

Интересно, а как же сложились в дальнейшем судьбы людей из той команды?

Эдуард Заев, Александр Стукалов, Игорь Глушко, Николай Шоломко уже “в годах” и до сих пор работают в КБхимавтоматики. Галина Заева вышла на пенсию, но до последнего времени также трудилась в коллективе разработчиков ракетной техники. Из альпинистов той команды, дольше других, вместе в горы ходили Заев, Солодовников и Шоломко.

Вадим Рублёв, вскоре после экспедиции 1971 года, уехал в Ярославль. Там он возглавил областную федерацию альпинизма и ходил в горы. (Мне кажется, что отъезд Рублёва был существенной “потерей” для альпинистов города Ворнежа). В его активе – бронзовые медали чемпионата СССР по альпинизму. Он взростил достойную альпинистскую смену. До сих пор он работает и на Ярославском шинном заводе, и в местном госуниверситете. Рублёв Вадим Сергеевич через годы пронёс любовь к математике и любовь к воронежцам.

Альберт Летников, как и прежде, заведует травмотологией в областной больнице и продолжает лечить людей. Он привержен данной когда-то клятве Гиппократа.

Евгений Чупрынин трагически погиб за несколько дней до начала 2000 года в Санкт-Петербурге. На него наехал автомобиль в тот момент, когда он переходил улицу.

Игорь Бородацкий часто работал инструктором в альплагере “Торпедо” на Кавказе и неоднократно ходил маршруты с воронежцами. В 1981 году он закрыл норматив мастера спорта. О дальнейшей его судьбе воронежским альпинистам, к сожалению, о нём ничего не известно.

Игорь Сазонов после испытаний, выпавших на его долю, с альпинизмом “завязал”. Это и понятно: можно ли испытывать судьбу дважды? Он был геологом и одно время работал в Африке. Далее его следы затерялись. В Грозном, Вы понимаете, что сейчас невозможно найти даже какие-либо следы.

Самый маленький из участников экспедиции, но проявивший себя в тех критических условиях настоящим бойцом - Николай Солодовников, проживает в Воронеже и преподаёт в ВГУ.

Об остальных у меня пока информации нет. Пока нет.

Хочу сказать и о некоторых символах - совпадениях.

Игорь Ваганов был единственным из попавших под обвал, у кого не было детей. Кто же сберёг остальных? Не высшая ли это мудрость, которая распоряжается за нас всем живым и потусторонним миром? (*).

Примечание: Всё, что Вы прочитали я отдавал на “рецензию” Заевым, Стукалову, Рублёву. Естественно, что позже я вносил некоторые правки в текст, но кое-что отставил без изменения. Между участниками также есть некоторое “разночтение”. Наличие своей позиции - это нормально. В частности, В. Рублёв 4 февраля 2002 года прислал, в том числе и следующий ответ: “Не высшая ли это мудрость, которая распоряжается всем живым и потусторонним миром”. Я не согласен с этим. На мой взгляд, высшая мудрость - оставить после себя. Ведь Игорь Ваганов был исключительно деликатным, внимательным к другим человеком и, если бы у него были дети, то можно было бы надеяться, что его ген не потерян для человечества и проявится в каких-нибудь потомках. Я остро чувствую, что каждый человек после себя обязан оставить как можно больше хорошего. Игорь оставил о себе прекрасную память, но судьба не позволила ему оставить потомков - и это плохо. Среди альпинистов много пассионариев, а с их исчезновением гибнет и этнос (читайте увлекательнейшую книгу Льва Николаевича Гумилева "Этногенез и биосфера Земли" - есть в интернете). Игорь был одним из них, но с такими прекрасными качествами, которые я редко встречал в людях вообще.

Ваганов погиб на Памире 7 августа 1971 года, а за три с лишним тысячи километров от того самого района – на Кавказе 5 августа этим же летом, я, в составе отделения новичков, поднялся на первую в своей жизни вершину – Гумачи и спустился в альпинистский лагерь “Уллу-Тау”. Причём, в нашем отделении было 10 человек, из которых трое - русских и семеро – литовцев с красиво звучащими фамилиями: Даргис, Вильчаускас и не менее созвучными именами: Юстас, Витас ... И вот уже в 2002 году на “Австрийских ночёвках” альплагеря “Безенги” мы опять встретили литовцев. Приятная компания с хорошими и доброжелательными взглядами. Вот уже который раз мы пересекаемся. Это не спроста. И мы, и они не избежали потерь. Словом, и жизнь продолжается, и Земля круглая. И все мы повязаны одной верёвкой.