Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Юрий Ицкович, г.Санкт-Петербург
Фото из архива автора

Фото Дмирия Ничипорова

На пик Коммунизма

Публикуется по тексту журнала "Спортивный туризм" №4-5'95 с разрешения автора.

В 1977 году на величайшую вершину СССР - пик Коммунизма 7495 м впервые взошла группа восходителей, не пользовавшаяся поддержкой государства, полностью самодеятельная. На вершине побывали два члена группы - братья Владимир и Юрий Ицковичи.

В то время этот факт был критически оценен официальными организациями, чему способствовал несчастный случай, случившийся в процессе восхождения.

Факт первовосхождения получил признание общественности только в 1992 г., когда на исторических чтениях во Всероссийском географическом обществе Академии наук был заслушан доклад руководителя экспедиции. Воспоминаниями об этом восхождении на пик Коммунизма делится один из участников восхождения.

Не просто вспомнить о событиях почти 20-летней давности. Вдвойне тяжело вспоминать о событиях трагических. А наше восхождение на пик Коммунизма в 1977 году кончилось трагически. Погибли двое наших друзей: Елена Павлицкая и Алексей Морозов. Вечная им память, низкий поклон и благодарность за тяжкий совместный труд в борьбе 1977 году со стихией.

Я открываю глаза и, конечно, не понимаю, что потерял память, сорвался и упал с высоты 200 метров, что практически побывал на "том свете"...

Кругом ослепительная снежная белизна. Сознание чистое, как стекло, и лишь одно не очень отчетливое впечатление о встрече с чем-то большим и светлым, если можно так сказать, с "душой природы", одна не совсем ясная мысль о праведной жизни в единении с природой или вернее установка, которую словами можно выразить так: "Живи по правде, борись до конца!" Прямо какая-то мистика.Пройдет еще некоторое время, прежде чем я вспомню все, восстановлю в памяти мельчайшие подробности восхождения на пик Коммунизма, пойму, что природа на этот раз оказалась сильнее и отомстила нам за дерзость, за попытку сразиться со стихией один на один. Я снова стану задавать себе прежние вопросы. Что может противопоставить силам природы простой человек?

Может ли обыкновенный человек взойти, например, на пик Коммунизма - высочайшую вершину СССР? Именно обыкновенный. Не альпинист-полупрофессионал, проводящий в горах шесть месяцев в году, не участник специальной экспедиции, доставляемой на зафрахтованном вертолете к подножию вершины, откуда путь наверх и обратно занимает 5 дней. А обыкновенный человек - инженер или рабочий, ученый или врач, занятый на производстве восемь часов в сутки и имеющий в своем распоряжении для покорения природы четырехнедельный отпуск и возможно дополнительную неделю за свой счет. Человек, пользующийся общественным транспортом для того, чтобы добраться поближе к горам, человек достаточно скромно вооруженный против стихии - как говорится "рюкзак да ледоруб".Пик Коммунизма был выбран нами потому, что это действительно сложная вершина, высочайшая в СССР, в труднодоступном районе. На нее нет легких путей. Подходы занимают не меньше недели, невозможно организовать каких-то хитроумных забросок, облегчающих прохождение маршрута. В общем, все трудности там настоящие, как говорится, "без дураков".

Очередной год тренировок, подготовки продуктов и снаряжения пролетает как обычно быстро и как будто нормально. Может быть, только состав группы в течение года колеблется несколько больше обычного - в пределах двух десятков человек. Мы это объясняем себе противоречивыми условиями - с одной стороны очень интересно, а с другой - очень трудно. Поэтому все время кто-то отсеивается, кто-то появляется вновь, и к началу экспедиции нас восемь. Руководитель - Владимир Ицкович. Участники - крепкие сорокалетние спортсмены примерно с двадцатилетним стажем жизни в горах. За исключением, может быть, Алексея Морозова, у которого опыта поменьше, и появился он в нашей группе ближе к заключительному этапу подготовки по рекомендации знакомых горняков. Мы не бывали с ним в экстремальных ситуациях, и где-то глубоко в душе мелькает сомнение относительно того, не окажется ли он слабым звеном где-нибудь, когда-нибудь и в чем-нибудь. Если бы знать, что случится впереди! Надо бы отговорить его от намерения участвовать в экспедиции. Но волею судьбы мы гасим в себе сомнения, тем более, что выбирать особенно не приходится - не много найдется фанатиков, готовых отдать свои кровные отпускные деньги и еще месячную зарплату за сомнительное удовольствие оставить записку: "В моей смерти прошу никого не винить" (такова традиция) и отправиться "к черту на рога" без разрешения официальных государственных организаций, а, следовательно, без их поддержки и подстраховки. Время проведения экспедиции выбрано так, чтобы не мешать альпинистам: чуть позже оптимального срока (в конце августа - начале сентября), и это тоже работает против нас, усложняет задачу. Тем не менее, поначалу ничто не предвещало беды, хотя и возникали некоторые проблемы и задержки. Так на подходах от поселка Ван-Ван через Пулковский перевал и ледник Гармо почувствовала недомогание и решила вернуться домой Галина Горохова - самая выносливая из известных мне в то время женщин. Видимо на высоте дают себя чувствовать старые травмы. Проводить ее домой вызвался Рудольф Никаноров.

Задержка движения - минимальная. Однако нас осталось шестеро и мы подошли к нижнему допустимому пределу численности для экспедиций такого рода, а нехватка нескольких дней хорошей погоды усугубит потом наши трудности... Это потом, а пока все идет нормально. Мы челноками подтаскиваем весь груз в наш базовый лагерь на леднике Беляева (4500 м). Для акклиматизации поднимаемся на высоту чуть выше 6000 метров, отдыхаем пару дней в базовом лагере и на девятнадцатый день начинаем восхождение. Путь лежит по ребру пика России на плато пика Правды, дальше по ледопаду на восточный гребень пика Коммунизма и по гребню на сам пик.

Подойдя из базового лагеря к подножию ребра на высоте 5000 метров, преодолеваем стометровую ледяную стену. Блестящий на солнце лед кажется огромным зеркалом, чуть отклоненным от вертикали, и эту красоту приходится портить нашими ледорубами, крючьями, кошками. Прости нас, мать природа, но нам очень нужно наверх, а ты к следующему году залижешь свои раны - так думаем мы. К тому же не очень-то и боимся мы гнева природы в этот миг. В итоге за первый день поднимаемся по ребру до высоты 5900 метров-для начала нормально. На следующий день проходим так называемый ажурный гребень. Это ледяной нож длиной метров 200 со снежными наддувами. Его прохождение - настоящее балансирование над пропастью. Встанешь чуть левее - обломишь острие ножа, чуть правее - попадешь на отвесные лед или скалы. Есть только узкая, единственно возможная для прохождения полоска, в которой можно протоптать что-то наподобие карниза на последнем этаже высотного дома. Если ткнуть ледорубом посильнее в склон на уровне глаз, то в образовавшемся отверстии, как декорации в театральном бинокле возникают ледники и скалы, находящиеся километрах в полутора ниже нас. Что-то в этой картине есть нереальное, фантастическое. Непонятно, почему мы не падаем туда вместе со своей стеночкой, на чем мы держимся...

За ажурным гребнем проходим два скальных участка, по ледяной полке выходим на плато пика Правды, и здесь погода резко портится. Шквальный ветер и туман закрывают путь. Природа предупреждает нас, призывает вернуться назад, но мы не понимаем этого, хотя и останавливаемся раньше намеченного срока, строим снежную стену и ночуем на высоте 6200 м. За ночь стихия успокаивается. Новый день начинаем быстрым приближением к ледопаду, ведущему на восточный гребень пика Коммунизма. Ледопад поражает своей грандиозностью. При высоте 300 - 400 метров он тянется слева направо насколько хватает глаз. Идти по ледопаду трудно. И дело не только в его крутизне и технической сложности. Трудно определить оптимальный путь. Описания, а их мы перечитали немало, почти бесполезны. Ледовая обстановка меняется и путь, бывший год или даже месяц назад оптимальным, сегодня может оказаться совершенно непроходимым. Только к вечеру добираемся до верхней границы ледопада на высоте 6500 метров.

При подъеме из лагеря 6500 м погода опять портится: туман и метель. Холодно. Похоже, что в горы приходит зима. Однако по гребню идти можно, и мы медленно продвигаемся вперед. К вечеру поднимаемся до высоты 6900 метров.

Здесь у подножия скалы - последнее место на гребне, где можно поставить палатку. Штурмовой лагерь. Залезаем в палатку, устраиваем совет. За три последние дня мы поднялись на 1000 м, до вершины еще 600 м. Чтобы добраться до вершины и вернуться в лагерь за один день надо или вдвое увеличить темп подъема или отступить. Но отступать мы не готовы. Самоуверенные фанатики, мы считаем, что наша судьба зависит только от нас самих, что сила воли может удесятерить физические Силы. Все рвутся вверх. Лишь Елена Павлицкая - единственная оставшаяся среди нас женщина и как бы душа и совесть всей компании - рассуждает здраво. Она предлагает отправить вверх одну связку - тех, кто чувствует себя лучше других, а остальным ждать. Она пытается убедить нас, что если хоть один взойдет на вершину, это будет наша общая победа. После бурной дискуссии принимаем компромиссное решение: первая связка пытается взойти на вершину при любой погоде, а остальные утром, в случае хорошей погоды, выходят следом за ней. Видимо это и есть то роковое решение, которым превышаются физические возможности группы.

В штурмовую связку входит руководитель Владимир Ицкович.Вторым выбирают меня.

Ночью мы встаем, одеваемся и в предрассветных сумерках бежим на вершину. Конечно, "бежим" - это сказано громко. Мы обходим скалу, под которой ночевали и по ее краю вылезаем на гребень. Идти тяжело: снегопад, глубокий снег на гребне, плохая видимость, холодно. По очереди топчем снег. Пройти свои пятьдесят шагов без остановок очень трудно, а в наиболее крутых местах, где снег доходит до пояса и надо пробивать себе траншею, отдыхаю за свои пятьдесят шагов по 2 - 3 раза по несколько секунд, чтобы чуть-чуть отдышаться, прислушаться к самому себе. Не выпрыгнуло бы сердце из груди. Проглатываю слюну и чувствую резкую боль в горле. Не ангина ли? Это было бы ужасно. На такой высоте ангина убивает за несколько часов. Даже ноги подкашиваются от такого предположения - страшно. Глотаю еще раз: боль поменьше. Еще и еще... Нет, конечно, это не ангина. Просто дышу через рот. Воздух сухой и холодный. Обезвоживает организм, сушит горло. Все там потрескалось и кровоточит. Поэтому первый глоток сделать больно, а потом полегче. Ноги опять приобретают уверенность, перестают дрожать. Осторожно преодолеваем острый гребень с крутыми обрывами с обеих сторон. Вроде гимнастического бревна длиной около ста метров. Как застраховаться - не придумать. Хочется сесть верхом и ползти на животе.

Сквозь туман иногда просвечивает вершина. Кажется, что она уже близко, и хочется бежать бегом, но пятьдесят шагов уничтожают излишний энтузиазм, и мы медленно и осторожно продвигаемся вверх. Наконец, преодолев очередной скальный взлет, мы видим, что выше нас ничего нет -только небо. Во многих местах прикреплены мемориальные доски. И хотя видимости нет, а вершина настолько завалена снегом, что главного тура даже не найти, мы счастливы победой. Правда, для бурной радости нет сил. Единственное, что мы можем себе позволить, это - сесть в свежий пушистый снег и несколько минут расслабиться. Времени уже около двух часов дня, надо бежать вниз, чтобы успеть вернуться засветло.

В лагерь возвращаемся в сумерках и узнаем о первых, действительно тревожных симптомах. Алексей утром вышел из палатки и попытался идти по следам в сторону вершины, но шагов через десять потерял равновесие и упал в снег. Днем возле палатки еще пару раз повторялись такие падения. Видимо, гипоксия (горная болезнь) повлияла как-то на вестибулярный аппарат. Возможно, это усугубляется переживаниями из-за невезения с погодой, из-за необходимости отступить перед горой. Ясно одно - надо вниз и как можно быстрее.

Мы еще надеемся, что как только сбросим высоту все восстановится и все обойдется. Но сегодня уже темнеет, и бежать вниз можно только завтра. Утром привязываем Алексея накоротко к Владимиру Смирнову, самому молодому из нас и неплохо себя чувствующему. Алексей идет сзади Владимира без вещей и держится за его рюкзак. Получается не быстро. Кроме того, быстрее сбросить высоту мешает туман. Идущая впереди связка - руководитель и Владимир Рудаков чудом умудряются отыскивать оптимальный путь спуска по занесенным снегом следам нашего подъема. Иногда туман полностью съедает видимость - как в молоке - первому не видно куда ставить ноги. Приходится просто пережидать. Вечер застает нас еще на ледопаде, конца которому не видно. Находим небольшую площадку для лагеря, решаем здесь ночевать и тут происходит первая настоящая беда. Как легко мы могли бы ее предотвратить, кабы только знать! Мы еще все в связках. Снимаем рюкзаки. Алексей, видимо по нужде, отстегивается от веревки, делает пару шагов в сторону и… падает с обрыва. Владимир Смирнов, который это видит, или вернее сказать, успевает заметить, мгновенно прыгает за ним на веревке. Мы спускаем веревку с ним все ниже и видим, как внизу он привязывает к себе Алексея. Алексей двигается сам. Вдвоем, в обход обрыва они поднимаются к нам. Но Алексей, видимо повредил что-то внутри. Ему плохо, знобит. Проводим тяжелую ночь в полудреме и хлопотах вокруг больного. Одеваем его во все, какие есть теплые вещи. Владимир Рудаков отдает даже свою пуховку, аргументируя свой поступок богатым полярным опытом и самым теплым спальником. Больше всех хлопочет Елена - она сестра милосердия. Колет ему новокаин для обезболивания, антибиотики, что-то еще. Фактически катастрофа уже произошла. Ловушка захлопнулась, хотя мы еще этого не понимаем. Утром Алексей с трудом поднимается не без посторонней помощи. На перилах опускаем его с оставшейся части ледопада. Однако на относительно ровном плато пика Правды лучше не стало. Алексей идет очень тяжело, часто падает. Мы его поддерживаем с двух сторон, фактически несем на плечах. За день по ровному месту проходим лишь несколько сот метров. В конце дня он идти совсем не может и нам приходится спуститься на ровное место, чтобы заночевать.

Следующее утро облегчения не приносит. Опять мы с братом поддерживаем больного, поскольку мы самые низкорослые и ему удобно опираться на наши плечи, а впереди ребята топчут дорогу в снегу. Алексей держится мужественно, но идет все медленнее, через каждые десять шагов отдыхает. В конце концов мы завертываем его в спальный мешок и полиэтилен и волочим по снегу, прилагаем отчаянные усилия, чтобы двигаться быстрее. Тянем до тех пор, пока не падаем в полуобморочном состоянии.

Уже несколько дней мы питаемся впроголодь - продуктов осталось очень мало. Елена вся извелась из-за бессонных ночей, она врачует Алешу и днем и ночью. Рудаков коченеет на морозе и пронизывающем ветру без пуховки. Страшно подумать, что будем делать на сложных участках, например на ажурном гребне? Вечная проблема: погибать всем вместе или спасать живых? Она стара как мир: на войне, в разведке, в окружении. Уже семь дней мы на высоте выше 6000 метров. Это много. Человеческий организм не привыкает к такой высоте. Он работает на износ. В нем копится усталость. И никакой отдых на этой высоте не может восстановить силы. Но пока человек дышит, пока жив, он надеется. Надежда умирает последней и отдышавшись мы снова впрягаемся в волокушу и тянем, тянем, тянем. Алеша часто теряет сознание... Вечером он теряет его в последний раз... Искусственное дыхание, массаж сердца результатов не дают. Горько и обидно. Вот он - предел человеческих возможностей. Мы настолько потрясены, что даже не решаемся вынести тело из палатки на ночь. Только утром осознаем, что это конец, и единственное, что можем еще сделать - это похоронить человека по человечески... Последние минуты прощания, последние взгляды на одиноко стоящий ледоруб. И мы снова пытаемся убежать от этой все убивающей высоты. Убежать вниз по ребру пика России. Но не тут-то было. Видимо, сказывается поднакопившаяся усталость, и новая беда ждет нас. В верхней части ребра на скалах повешены веревочные перила. Метров семьдесят в самом верху, потом перерыв метров в сорок и еще метров пятьдесят перил. Во второй связке иду я с Еленой. Перед верхними перилами Елена предлагает развязаться, чтобы не мешать друг другу на перилах своей веревкой. И здесь я совершаю еще одну роковую ошибку - соглашаюсь.

Конечно вопрос о том, где страховаться, а где нет-непростой. Гимнаст, например, делает без страховки тройное сальто, а мы и простые элементы не рискнем. Все зависит от тренированности, опыта, спортивной формы. Но тогда, учитывая нашу усталость, истощение, надо было перестраховаться. Несмотря на то, что Елена была опытнее, старше, просто умнее, я должен был настоять на страховке, хотя бы просто как мужчина.

Она проходит первую стенку по перилам и останавливается в нерешительности: ждать меня или идти до перил на следующей стенке одной? Так мне сейчас кажется. Тогда я видел ее лишь какие-то мгновения краем глаза, потому что основное внимание - стенке. Стена хоть и не сложная, требует внимания, тем более, что кошки на наших ногах создают дополнительные неудобства при скальной работе, а снимать и одевать их через каждые пятьдесят метров нет резона. Я уже подхожу к концу перил, и в это время Елена, видимо, решает идти к следующим перилам одна. Но если неделю назад был мягкий снег, то сейчас это крутой лед - наверное подморозило после оттепели или дождя.

Я дохожу до конца перил, отстегиваюсь, поворачиваюсь к стене спиной и то, что я вижу, заставляет меня содрогнуться. Сделав несколько шагов, Елена поскальзывается и катится вниз и вбок с ребра. Ужас состоит в том, что она отвязана от меня, и я ничем не могу ей помочь. Она от меня в метрах в десяти внизу. Догнать ее невозможно, не говоря уже о том, что бегать в таких местах - опасно, а может быть просто безумно, но до меня долетает ее голос, что-то невнятное, кажется "Ой-ой-ой". И я не могу удержаться от безнадежной, не имеющей ни малейшего шанса на успех попытки.

Сейчас, анализируя свои ощущения в тот миг, я все больше склоняюсь к чувству, что кто-то или что-то извне меня подтолкнуло на этот безумный, хотя может быть и праведный поступок.

Я бегу, вернее делаю несколько прыжков к ней, как выясняется очень неосторожных, и чувствую, что тоже скольжу вниз. Пытаюсь зарубиться ледорубом, изо всех сил давлю на его клюв, но скорость скольжения все равно растет. Охватывает жуткое чувство беспомощности, начинает бить о скалы на склоне. Последнее, что успеваю сделать перед потерей сознания, чисто инстинктивно или по гимнастической привычке - группироваться, сложиться в комок…

...Я открываю глаза, и конечно не понимаю, что потерял память от сотрясения мозга. Тишина и покой. Прозрачная голубизна неба, ослепительно белый снег и ощущение только что полученной установки на праведную жизнь и борьбу за нее. Где я? Как сюда попал? На снегу красные пятна. Провожу рукой по своему лбу, и она покрывается горячей кровью. Поворачиваю голову налево и вижу в двадцати метрах идущего ко мне брата, Владимира. "Живой?" - первый его вопрос. "До тебя тут можно дойти?" - второй. Тут я соображаю, что он идет ко мне по стене. "Что со мной? Где мы?" - отвечаю я вопросом на вопрос. Он говорит односложно, но этого достаточно. Память возвращается ко мне. Оставив мне бинт для перевязки головы, он идет дальше. Там метрах в тридцати синее пятно - куртка Елены. Мы пролетели двести метров по скальной ледовой стене и остановились на снежной полке. Владимир долго хлопочет возле Елены. Я уже перевязал голову. Пытаюсь встать и снова теряю сознание от резкой боли в ноге и пояснице, правда не на долго.

Наконец он возвращается: никаких признаков жизни. Елена погибла. Она отдала все силы борьбе со стихией, борьбе за спасение больного товарища и погибла. Она была душой нашей группы, нашей сестрой, самой умной и самой лучшей среди нас. Мне повезло многократно. Во-первых, пока я, как мяч, прыгал эти двести метров по скалам без сознания, Я потерял ледоруб, и он не убил меня. Во-вторых, я приземлился на полку головой кверху и очнулся, сидя в снегу, в глубокой яме, как в кресле. Судьба, провидение помогало мне тогда и еще много раз в жизни.

Я получил сотрясение мозга, много ушибов и переломов. Самая опасная в той ситуации травма - повреждение мениска, потому что без ног до дома не дойти. Но, перетянув ногу до онемения, чтобы она практически не сгибалась, я на одной ноге, двух руках и зубах, но все-таки сам, за два дня спустился в базовый лагерь. Так трагически кончилось это наше восхождение. Сейчас к этому трудно что-либо прибавить, убавить, помочь или усугубить. Думаю, что лучшей памятью всем нашим друзьям, погибшим в горах в неравной борьбе со стихией, является праведная жизнь в быту и в борьбе, максимально возможная помощь терпящим бедствие. "Живи по правде, борись до конца".