Восхождения на Хан-Тенгри и пик Победы / Тянь-Шань / Горы мира / Mountain.RU

ДВА ВОСХОЖДЕНИЯ
1992 год, Хан-Тенгри, Победа

На противоположной стороне Иныльчекского ущелья высится массив пика Победы - громадная стена из камня и льда. Сказать, что это самый северный семитысячник в мире, что условия восхождения на него близки к восьмитысячным - ничего не сказать о Победе.

Победа, 7439м
Фото: Сергея Лаврова, Алматы

С момента своего открытия Победа нанизала на нить своей истории столько трагедий, что в пору назвать ее с вершиной-убийцей. Больше 40 человек покоится на этой ледяной горе. И лишь три сотни сумели достичь вершины. Но нетактично обвинять в чем-то природу - она живет по своим законам. И человек, по своей воле оказавшийся в железных объятиях стихии, должен помнить об этом. Суперсуровым условиям восхождения, нужно противопоставить ум, волю, мастерство. Победа не прощает ошибок.

Предрассветные сумерки. Непривычно громко цокают ботинки, брякают какие-то железки. В оглушающей тишине невольно шепотом переговариваемся с Жекой, туго упаковываем наши рюкзаки - не забыть бы чего. Спит наш лагерь, спят скованные морозом камни, спят обмелевшие за ночь ледниковые реки, спит, кажется, весь окружающий нас мир.

Присядем на дорожку ... Теперь в путь, мы и так слишком долго засиделись внизу. Вперед - в царство холода, ветра, камня и льда. Вот она наша цель - громадной двенадцатикилометровой стеной замыкающая верховья ледника Звездочка. Со снежных карнизов, на невероятной высоте венчающих стену, ветер рвет гигантские снежные флаги. Это отсюда они кажутся мирными облачками. Там, наверху - это страшный ураган, ветер, несущийся со скоростью до 150 км/ч. Но ветер - это лишь малая доля предстоящих нам испытаний. Жестокий мороз, выстужающий все живое, в пересчете на ветровую нагрузку, достигает 60⁰С. Солнышко, такое ласковое внизу, в условиях разряженной атмосферы испепеляет жесткими излучениями. Низкая влажность воздуха приводит к быстрому обезвоживанию организма. В сутки нужно пить по несколько литров воды, что весьма затруднительно в условиях высотного восхождения. Наконец, главный наш враг - пониженное атмосферное давление, из нормальных 101,5 кПа на уровне моря, превращающееся в 40 кПа на семикилометровой высоте. Что, казалось бы страшного в этих сухих физических величинах? Главное следствие (помимо прочих) - снижение на 2/3 содержания кислорода в атмосфере. Без пищи человек может прожить три недели, без воды - неделю, без кислорода - лишь несколько минут. Дефицит кислорода - основное препятствие на высотном восхождении. Организм, адаптируясь, приспосабливается к сверхжестким условиям, в которые мы его ставим, но даже у опытных высотников работоспособность падает на семикилометровой высоте, примерно, в пять раз. Но и это не главная сложность высотных восхождений. В организме человека наивысшее удельное потребление кислорода имеет мозг, причем, по сравнению с любым другим органом, на десятки, а то и на сотни процентов большее. Понятно, что кислородное голодание прежде всего действует на работу рассудка, многократно снижая нашу способность правильно оценивать обстановку, и принимать верные решения. В этом причина многих трагедий, произошедших на высоте с, казалось бы, зрелыми мастерами, совершавшими вдруг школьные ошибки.

Достаточно ли будет моего опыта восхождения на три памирских семитысячника в прошлом году, и на Хан-Тенгри нынче? Сумеем ли мы тактически верно построить восхождение? Слишком строгий спрос у Победы за тактические промахи. Об этом говорят не только трагедии 50-х, но и совсем недавняя история. В 81-м на склонах Победы сорвались и погибли пять альпинистов из Красноярска и Новосибирска. Через три года четверо украинцев прошли стену Восточной Победы и пропали, больше их никто не видел. В этот же год умерли еще двое восходителей. Да и в последнее время редкий сезон гора отпускает альпинистов без жертв.

Опыт - на высоте вещь незаменимая, если только дар тактического мышления тебе не даден от природы. Женя здесь помощник плохой, высотник он совсем зеленый, а первую “пятерку” сходил только-только. Впрочем, и я высоту попробовал лишь в прошлом сезоне. Как все предусмотреть?

Из томичей на Победу поднимались трое: Дима Бочков в 81-м и Толя Шлехт с Володей Хилько в 89-м. Опытные восходители и сильные спортсмены, они ходили на Победу под руководством настоящих мастеров альпинизма. По силам ли это нам с Женькой? Хватит ли нам опыта и здравого смысла разумно сочетать дерзость с осторожностью? Суровый нрав Победы не прощает легкомыслия.

Десять дней после Хан-Тенгри мы с Евгением искали партнеров, пытаясь усилить нашу немногочисленную команду. С маршрутом все ясно - идем классику - западный гребень Победы через пик Важа Пшавела (западная вершина Победы). А вот состав? Хотелось бы идти на Победу сильной группой.

За десять дней на леднике произошло немало событий. Уральская команда прошла стену пика Советской Киргизии. На Хан-Тенгри, сорвавшись с купола, разбился альпинист из Сум. К упавшему вертолету прилетела свита генералов, оставив после себя лагерь техников, снимающих оборудование МТВшки. Компания томичей дружно встретила День рождения Олега Новицкого, ни в чем себе в этот вечер не отказывая. Женька успел вылечить снежную слепоту, воспользовавшись помощью свердловского доктора. На Хан-Тенгри поднялся Слава Шуров. Сильно обмороженные руки его, здесь внизу лечил доктор ростовчан. Каждый раз я поражался самоотверженности и альтруизму экспедиционных врачей. Не считаясь с расходом личного времени и дорогостоящих медикаментов, они выручали безалаберных томичей, имевших неосторожность приехать на Иныльчек без доктора. Болезни на высоте касаются 70-80 % участников, и этот организационный промах нам дорого бы стоил, кабы не выручка соседей.

Все десять дней мы решали проблему комплектования группы. Слишком рискованным мне казалось восхождение на Победу в двойке. Но ни спартаковцы, ни кемеровчане, ни наши сотоварищи по различным причинам так и не смогли составить нам компанию. Делал намеки дядя Коля, но советы старших товарищей заставляют меня опасаться такого союза.

Итак, идем вдвоем с Женей. В этом есть и свои плюсы. Мы уже достаточно походили вместе, и не ждем друг от друга неожиданностей. Хорошей тренировкой послужило и восхождение на Хан-Тенгри, сделанное в неплохом темпе. Думаю, что это восхождение по сложности где-то аналогично подъему на пик Важи Пшавела, а полученная на Хане акклиматизация, позволяет надеяться на большее. Это большее представляет из себя шестикилометровый гребень, высотой 7000 м, от Обелиска повышающийся еще на полкилометра. Высшая его точка - это главная вершина Победы. Маршрут категорирован 5Б к.сл. только до пика Важи Пшавела (альпинисты говорят просто Важа). Главная вершина Победы - вроде как сверх лимита. Первыми по этому пути в 1961-м году поднялись грузинские альпинисты. То восхождение было весьма драматичным. Трое его участников так больше никогда и не увидели солнечную Сванетию. Но с тех пор утекло немало воды и сегодня грузинский маршрут - самый популярный из путей подъема на вершину. Этот маршрут - оптимальный для нашей двойки. Единственной проблемой может стать очень протяженный западный гребень. Подняться до Важи и спуститься (в случае чего) мы, пожалуй, сможем, а вот дальше? Если с кем-то из нас что-то случиться там, спустить его второму в одиночку, будет вряд ли под силу. Значит, нужно все 10 раз просчитывать, и исключить любой неразумный риск на верхнем участке. И все же доля объективного риска остается. Здесь нужно надеяться на Бога и удачу.

Предположительно подъем на вершину займет 6 дней. Но, учитывая сложность восхождения в двойке и непредсказуемую тяньшанскую погоду, берем продукты и бензин на 10 дней. Стартовый вес рюкзаков достигает 27 кг. Для высотного восхождения это очень много. Но все лишнее мы уже откинули. По настоянию Шнайдмиллера берем и рацию. Однако я думаю, что наша компания, в случае чего, вряд ли сможет оказать нам действенную помощь. Рассчитывать нужно только на свои силы.

Звякают по камням морены палочки, цокают ботинки, крутятся мысли в моей голове - тактика на высотном восхождении, грамотная тактика - 80 % успеха. Впрочем, прочь сомнения - мы уже в пути. Так и хочется добавить - и да поможет нам Бог. Хотя о нем я тогда вряд ли задумывался.

К береговой морене Северного Иныльчека, где расположен наш лагерь, примыкает несколько морен (по числу правых притоков) ледника Звездочка. Эти кучи камней образуются от падающих на ледник обломков с окружающих склонов. Напоминают они хвост гигантских ящериц, уползающих куда-то в низовья. По спине одной из них идет тропа под перевал Дикий, куда нам сегодня нужно попасть. Вот только где эта тропа? В предрассветных сумерках долго блуждаем среди хаоса трещин, разломов, камней, сераков. Наконец, выходим на подобие тропы. Она проходит по самой правой, наиболее пологой морене, идущей от первого притока. На моренных камушках тропа чаще угадываема, чем видима. Подошвы альпинистов, прошедших здесь, развернули сланцевые пластинки под определенным постоянным углом отражения, и там, где идет тропа, образуется как бы зеркальная дорожка. По ней мы и топаем сейчас, согнувшись под тяжестью своих рюкзаков.

Перед нами здесь прошло четыре группы. Первой - команда СибВО, уже попытавшаяся взойти на Победу северным ребром. Это сильная команда, но маршрут лавиноопасен и в нижней части “Пьедестала” их смело лавиной. К счастью, никто серьезно не пострадал. Вторыми - одесситы. У них есть в активе два маршрута эктракласса на Хан-Тенгри, но сегодня, во главе со своим капитаном Славой Горбенко, они идут на Победу самым простым маршрутом - западным гребнем. Третьей прошла группа МАЛовских инструкторов под руководством Юрия Бородкина. Его группа идет вслед за одесситами маршрутом через Важу. Последними были наши знакомые - инструктора из МАЛа во главе с Володей Солобоевым. Они на вершину не пойдут, этот выход у них до 5800, где солобоевцы оборудуют пещеру.

Морена, по которой идет тропа, упирается в стену неодолимого ледопада. В этом месте Звездочки перегибы ложа вздыбили ледник с обеих сторон гигантскими ступенями. Проход возможен по центру между двумя ледопадами. Ищу глазами - где-то вправо должен быть переход с морены на ледник. Ага, вот и он. Два высоких, в рост человека тура указывают нам путь.

Время первой связи. Хорошо слышу лагерь, но они не принимают от меня ничего, даже “тон” - сигнал, значительно превышающий по мощности разговорный. Попробуем связаться еще раз из-под перевала, если и там неудача - рацию можно выбрасывать. Данное обстоятельство не слишком меня печалит. Гораздо хуже дело с ногами. Взятые по знакомству ботинки “Dachstein”, на размер меньше, чем надо, и жесткими пластиковыми колодками, как тисками, сжимают стопу. Боль постепенно усиливается. Странно, на Хан-Тенгри у меня таких проблем не было. Надо быстрее выходить на снег, холод анестезией снимет боль. А пока идем по грязно-серому открытому льду. На нем мгновенно потерялась тропа, и мы вновь блуждаем в лабиринте ледовых стен и гигантских трещин. В этой части ледника они не опасны - в большинстве своем забиты слежавшимся снегом, а открытые трещины не прячет предательский снег, устраивающий ловушки на заснеженных ледниках. Впрочем, эта “радость” у нас еще впереди. За перегибом начинается закрытый ледник, многие трещины запорошены свежим снегом и если нечаянно наступишь, можешь провалиться очень глубоко. Тропа, проложенная здесь предыдущими группами, хорошо видна. Видны и следы падения шедшего первым, в закрытые трещины, некоторые из них заполнены водой. Б-р-р-р... холодным было купание. Идем не связываясь, надеясь, что наши предшественники уже “разминировали” опасный участок, за что получаем замечание от солобоевцев, попавшихся навстречу уже под самым перевалом. По старой памяти, они же разрешают нам воспользоваться пещерой, отрытой только что на 5800. Выше они не ходили. Выше только группы Бородкина и Горбенко, от них уже давно нет известий.

Вот и лагерь под перевалом Дикий, высота, примерно, 4500. Высшая точка перевала - 5200м. Спуск на ту сторону идет по снежным склонам (оттуда заходили первопроходцы западного гребня Победы). В нашу же сторону, с перевала спускается ледопад, ледовые стенки которого начинаются чуть выше лагеря. Это, примерно, две с половиной веревки довольно крутого льда. Видно, что в верхней части стены болтается на перилах человечек. По словам оказавшегося здесь австрийца, болтается уже часа три. 14.00. Даже если мы пройдем лед за пару часов, непонятно - есть ли выше удобные ночевки? А, кроме того, мои истерзанные ноги требуют покоя, поэтому решаем остаться ночевать здесь.

Австриец оказался первым австрийским “снежным барсом”, с гордостью продемонстрировав жетон с надписью “Schneeleo”. Очень кстати он поделился с нами булкой свежего хлеба, с которым у нас напряженка, и спелыми яблоками. Сюда группу клиентов из Австрии и Германии доставили вертолетом, их барахло выбросили еще выше - на плато 5100 под перевалом. А зря. Такой прекрасный треккинг мог у них по Звездочке состояться. Мы его только что перенесли.

Утром встаю в 6 часов, готовлю завтрак и через час выходим. Навстречу спускается человек - это камчадал из группы Бородкина - вернулся из-за поломки кошек. От него узнаем, что наверху сильнейший западный ветер. Потом он будет сопровождать нас все путешествие, ну а пока, второй день стоит хорошая погода (очень скоро надолго скончавшаяся).

Первые две веревки льда протяженностью метров по 30 каждая и крутизной до 50 градусов не составили для нас сколь-нибудь серьезных трудностей. Третья веревка - после небольшого траверса влево. Перепад составлял всего 10 метров, но каких! Стенка сразу же начиналась пятиметровым нависанием. Впрочем, и она не была проблемой, если бы не тяжеленный рюкзак. Можно было применить вытаскивание рюкзаков, однако наша веревка была у отставшего сзади Женьки, а ждать не хотелось. Конец же перильной веревки вморожен в лед. Хотя, вот вариант - слева нависание обходится по гребешку, правда, переход на равновесие и в случае срыва - глубокий маятник, но в своих силах я уверен. Аккуратно прохожу гребешок. Вылез наверх, дальше - снежные поля. Вот и Женька. Прохождение ледового участка заняло 40 минут. Если бы обрабатывали сами, потратили бы, наверное, часа два-три.

Тропа дугой уходит вправо, прижимаясь к скалам, и обходя зону трещин. Вот и снежная мульда под перевалом. Идем по ровному снежному полю. Внезапно начинает барахлить печень. Силы есть и ноги сами несут, но при переключении на повышенную - включается и боль в печени. Вот, черт, неужели желтуха восьмилетней давности сказывается? В принципе, на высоте ненормальная работа внутренних органов - в порядке вещей, и обычно это быстро проходит, но если не пройдет - придется спускаться. А пока - обед под перевалом. Выясняется, что кое-что мы впотьмах все же забыли - это две банки сгущенки из трех. Ну да не большая беда, вряд ли выше у нас будет хороший аппетит. Тут же приканчиваем единственную сгущенку в компании с двумя немцами, спустившимися с перевала. Из разговора узнаем, что они живут там в снежной пещере. Сильно их потешило, что приспособления для передвижения по льду по-русски называются “кошки”. Немецкий же аналогичный буквальный перевод звучит как “железные восходилки”. Что смешнее - я не знаю. На прощанье “гансы” дарят нам здоровенную плитку шоколада, доедать которую мы будем дня три.

Снова в путь. Вот и перевал, но здесь мы задерживаться не будем, пойдем сразу на 5800, тем более что аккуратную лестницу следов нам только что вытоптали очередные южные корейцы. Проклятая печенка не дает идти нужным темпом, Женька убежал вперед. Встречный мужик сильно удивляется - как так, сразу с 4500 на 5800? Но акклиматизация позволяет, еще бы здоровья поболе. Резко портится погода. Задувает ветер, повалил снег. Снег мокрый, а мокнуть нам ни к чему - пора бы и на ночевку, да Женька убежал - не докричишься. Вот и он. Вырубаем в склоне площадку под нашу перкальку. Высота – примерно 5700. Можно было бы дойти до пещер, да вряд ли они свободны - вон, сколько клиентов протопало.

Ночью - страшное дуло. Впечатление такое, что палатка собирается улететь вместе с нами. Больше всего опасаюсь за прочность нашего убежища. Однако, как оказалось в дальнейшем, архаичная палатка-перкалька с честью прошла все аэродинамические испытания. Кабы не большой вес (4,5 кг.) - цены бы ей не было. Экипированы мы с Женькой в стиле ретро, особенно Евгений: валенки с “абалаковскими” кошками, брезентовая штормовка, перкалька. Из всех встречных-поперечных никто уже так не ходит. А “разные прочие шведы” так и вовсе как небо и земля. Однако же дальнейшие события покажут - не столь важно в чем, сколь важно - как.

Утром погода не меняется. Страшный холод и сильнейший ветер. Можно было бы переждать, но нам отсидки ни к чему. Мы не привязаны к пещерам и лагерям, мы как улитка - все свое несем с собой, палатку можем воткнуть - где придется. Пока же есть силы - нужно двигаться. Такой стиль восхождения (без промежуточных лагерей и забросок) принято называть альпийским. Он редко применяется на высотных восхождениях, и требует хорошей физической и тактико-технической подготовки. Я надеюсь, что сил нам хватит, так как альпийская тактика в нашем случае - единственно приемлемая. Закупорившись и запаковавшись как подводные лодки, ныряем в бешеную круговерть пурги. Быстро снимаем палатку и - вперед. Через час доходим до пещер, оттуда никто не показывает носа. Чувствую, что начинают подмерзать ноги. Еще пара часов - и могут начаться обморожения. Лучше остановиться. Вот и пещера солобоевцев, помеченная арчовыми вешками. Ныряем туда. Тут уже живет парочка австрийцев: Райнхард и Элизабет. Пещера просторная - минимум на шесть человек. Около часа беседую с жильцами о том, о сем. Выясняется, что австрийцы - опытные гималайцы. Райнхард участвовал в экспедициях на К-2 и Броуд-пик, а три года назад зашел на Чо-Ойю. Элизабет также была в этой экспедиции и дошла до 8000 м. Название К-2 вызвало у меня проблемы с переводом. Я никак не мог понять, какой восьмитысячник они называют Кацвай? Потом дошло, zwei - два по-немецки. Через час беседы выяснилось, что мы с Евгением в эту пещеру не поместимся, но в соседней у южнокорейцев есть место еще на шестерых. С грустью я вспомнил свои безуспешные попытки разговориться с корейцами на Хан-Тенгри. Причем, язык жестов они наверняка понимали, но то ли снобизм, то ли недоступные для меня загадки корейской души вставали между нами барьером. Я взял лопату и отправился копать. Озабоченный Райнхард топтался рядом, и пытался убедить меня, что незачем напрасно тратить силы и время, и два часа копать пещеру, когда неподалеку есть свободная жилплощадь. Затем куда-то убежал, а, вернувшись, силой отобрал лопату, и утащил за руку к корейцам, по дороге объясняя, что он уже обо всем договорился. На вопрос - как ему это удалось, тот со смехом указал на свою бороду и сказал, что борода сделала его в глазах азиатов почтенным старцем, а на Востоке уважают стариков. Хотя, я думаю, дело не только в этом.

Соседняя пещера действительно оказалась просто громадной. Несколько залов, соединенных переходами и даже отдельным туалетом со специально врытой корзиной для отходов человеческой жизнедеятельности. Ужели кто-то в МАЛе так озабочен проблемами экологии, что все это добро таскает вниз? Если это так, то честь и хвала Казбеку Валиеву - начальнику казахского МАЛа. Размещаемся в соседнем с корейцами залом пещеры. Тех шестеро. Все упакованы в лучшее высотное снаряжение: ботинки “Arktis expedition”, ветронепроницаемый “Gore-Tex” черно-зеленой расцветки. Один из них, в трехсотом полартеке, пытается раскочегарить примус. Однако, у “китченбоя” возникли какие-то проблемы. Наш же “Огонек”, к которому приложены заботливые руки, уже шумит весело и радостно. Вот и чай готов. Угощаем “китченбоя”, но тот смущенно отказывается. Молча удивляемся. А вот и наш деликатес - халва, может, ее попробуешь? Нет? Чего-то мы не так понимаем. Ба, да у них субординация, даже нет - иерархия. Предлагаем их начальнику - ест за милую душу, за ним - прочие участники, последним - китченбой. “Вот наша Эльба - встреча войск далеких стран”. Контакт состоялся.

И у корейцев кофе поспел. Сперва - начальнику, на подносе и с такой подобострастной улыбкой, что я чуть не расхохотался; затем - гостям, те есть нам; последними - остальным участникам. В юго-восточной Азии этикет - великая вещь. Очевидно, для корейского начальника также существовали проблемы в общении с нами. Он никак не мог для себя решить - кто же из нас командир, с кем он может разговаривать на равных. В конце концов, обратился к обоим. Из его монолога по-английски я уразумел лишь два слова: “мистер Ли” и “тумору”. Женька же, имевший высшее университетское образование по английскому языку, понял слов пять. Из чего можно сделать вывод, что шибко содержательной беседы у нас не получилось, хотя мы поняли, что у корейцев есть тактический план, а календарные числа они пишут по-арабски - справа налево.

Вечером я вылез из пещеры нарезать снежных кубиков для чая, как вдруг резкий порыв ветра сдернул с головы спортивную шапочку и понес вниз, за ней скачками понесся я. Казалось, ветер специально издевается надо мной. Только я настигал шапочку - оставалось руку протянуть - тут же порыв ветра выдергивал ее из-под носа и уносил дальше. Наконец, погоня завершилась успехом. Последствием беготни с непокрытой головой был жестокий кашель, мучавший меня все последующие дни. На этом мои несчастия не кончились. Утром отлетели последние клепки, крепившие задник кошек - сталь не выдержала слишком низкотемпературных условий восхождения. Все утро я пытался привязать ложку задника к скобе медной проволокой, но слишком большое усилие, создаваемое при застегивании кошки, рвало мягкий металл. Все это перемежалось жуткими взрывами кашля, заработанного вчера. Корейцы сочувственно на меня поглядывали, и ободряюще хлопали по спине. Наконец, найден оптимальный режим застегивания. Кошки не рвут медь, но при этом держатся на ноге только до тех пор, пока шлейка на передней скобе держится на носке ботинка. Теперь придется внимательнейшим образом смотреть себе под ноги. Ну что? Достаточно ли испытаний по мою душу на этой горе?

На улице погода не отличается от вчерашней, даже, пожалуй, стала хуже. Но надо идти, сидеть некогда. Кроме нас никто не выходит (в такую погоду лазить по горе ни у кого нет большого желания). Только корейцы, с полчаса понаблюдав за нами, было вышли, но, получив по мордам жестокими порывами ветра, побежали обратно. И нам было тяжело вначале, но человек, говорят, ко всему привыкает, втянулись и мы.

Вот и первый скальный пояс. Веревка по внутреннему углу уходит вправо, затем ныряет влево-вверх и так идет по скальному контрфорсу до высоты 6100. Здесь я уже не щепетильничаю как на Хан-Тенгри - взял жумар, он сильно облегчает работу. Впрочем, скалы не слишком сложные. Если бы не жуткий ветер, лезть бы по ним было в удовольствие, но сильные порывы буквально отрывают от скалы, и самостраховка здесь просто необходима. На 6100 - площадки под палатки, огороженные снежными стенками, кто-то ночевал здесь недавно. Здесь перегиб склона образует удобное место для промежуточного лагеря, но время еще есть, и мы пойдем дальше. На перегибе нитка перил заканчивается, и вновь возникает выше, на втором скальном поясе. На скалах веревки сильно побиты ветром, нужно подниматься внимательней. Второй пояс заканчивается разрушенной скальной башней. Выбираюсь на верх бастиона в полной уверенности, что за ним площадки лагеря 6400, о которых говорили еще внизу. Но нет, удобных ночевок нет, дальше - крутой снежный склон. Выше, метрах в ста, вижу здоровенную каменюку. По опыту знаю, что в таких местах бывает снежный карман, где можно поставить палатку. Мы уже устали бороться с этим сумасшедшей силы ветром. Вновь он обрушивается на нас с такой яростью, что невозможно устоять на ногах. Полощемся на веревках, как постиранное белье. Чтобы удержаться на склоне, ползем “на четырех костях”. Ветер сечет с такой силой, что правым глазом невозможно смотреть. Так и лезу с закрытым глазом. Кажется, ветер решил не пускать нас дальше. Это не каменюка, а голова сказочного Черномора, решившая сдуть нас со склона. Но нет, мы сильнее, и вот уже холодная поверхность камня. Так и есть, под каменюкой - снежный карман. Поработаем ледорубами - будет хорошая ночевка. Пока я вожусь с площадкой, Женька полез посмотреть выше, зовет меня. Жаль уходить, площадка почти готова. Все же лезу посмотреть. Ба! Тут кто-то здорово до нас поработал. В снежном склоне аккуратно вырезана широкая, удобная площадка. Здесь и станем.

Вновь тяжелая, ветреная ночь. Да когда же кончится этот ветер? Упахавшись в этот день, утром встаем поздно. Хотя, если честно, я просто устал каждый день вставать в шесть утра, готовить завтрак, и будить Женьку. Евгений что-то тяжел на подъем и утром не в состоянии встать первым. Ну, да ладно, я уже свыкся с этим, как с необходимостью. Поздний выход позволил подняться только до 6700. В этот день прошли третий скальный пояс. Начинался он двумя веревками открытого льда, далее пошел склон, в беспорядке усыпанный глыбами разных размеров. Склон привел к скальной плите градусов в сорок. Скала несложная, метров 10, но, похоже, именно здесь в 1961 г. сорвался Теймураз Кухианидзе. Сразу за плитой - снежный участок, перегороженный скальной стеной. Вот это - серьезное препятствие. Смотрю - где же логичный обход или веревки на скалах? Ага, бастион обходим слева. В верхней части тут очень круто, но подъем облегчает веревка. Пристегиваюсь... и тут же наступаю на снежную линзу, срывающуюся из-под ноги. Прошибает холодный пот - вовремя пристегнулся - склон слишком крутой и жесткий, чтобы зарубиться, тем более что идем без ледорубов, только с палочками. Прямо за бастионом - удобное для ночевки снежное плечико. Странно, что о нем никто не упоминал как об удобной площадке. Внизу даже была такая консультация - от 5800 до 6900 единственное пригодное для ночевки место - 6400. Снова тяжелая, ветряная ночь, но к этому мы уже привыкли. Похоже, на Победе другой погоды просто не бывает. Завтра наверняка вылезем на гребень, что-то нас ждет там?

Встаем рано. Выше ночевки - небольшие участки открытого льда, затем крутой снежный склон. Жесткий фирн перемежается с отрезками, где тонкая корка наста легко проламывается под ногой, и увязаешь по колено. На твердом фирне идется легко, там отдыхаем. Как ни странно, у сильного ветра есть свой плюс. Свежий снег - пухляк, не держится на склоне, который ветром отполирован так, что врезаются только зубчики кошек. Представляю, каково было бы нам, если бы пришлось бороться с глубоким снегом. Для двоих это почти непосильная задача, так что, да здравствует ветер, терзающий нас вот уже которые сутки. Через три часа находимся где-то вблизи вершины Важа Пшавела. Неожиданно замечаем фигурки, спускающиеся откуда-то слева-сверху. Ну, наконец-то встретили живых людей, как-то тоскливо без них, который уж день. Должно быть это ребята группы Бородкина или Горбенко.

Так и есть. Спускаются обе группы. Идут в паутине связочных веревок, с ледорубами; одесситы - с какими-то черными, будто обугленными лицами, взгляд отсутствующий, на вопросы - ноль эмоций. Похоже - полный автопилот. Мы идем без веревки и ледорубов, и рядом с ними выглядим по пижонски, отчего чувствую себя несколько неуютно. Одесситы - сильные высотники, через полгода они пройдут восточный гребень Канченджанги - один из сильнейших наших маршрутов в Гималаях. А здесь - вон что. Как их потрепала Победа.

На снежной полочке встречаем Славу Горбенко, он поживее других. Сидим, разговариваем минут 20. Одесситы планировали траверс Победы, но гора диктовала свои условия. Тот жестокий шторм, что терзал нас на пути к Важе, на гребне достигал ураганной силы. В этих условиях пришлось отказаться от траверса всего массива, и идти только до Главной вершины. Но и в этом случае им пришлось несладко. Практически на вершине застигла темнота. Холодная ночевка на 7400 в условиях жесточайшей непогоды. Судя по состоянию одесситов, вряд ли все они смогли бы спуститься самостоятельно. На их счастье, случилось здесь оказаться группе Бородкина. Воспользовавшись “окном” в погоде, бородкинцы взошли на вершину, и вчера целый день помогали спускаться одесситам.

Интересуюсь, чем мы можем помочь? Но наша помощь не требуется. Дальше путь только вниз и если понадобиться - рядом бородкинцы. Слава консультирует нас:

“На случай холодной, вблизи вершины есть группа скал, там по косой щели можно заползти в подобие грота”.

Нет, Слава, спасибо за совет, нам так ночевать не хочется.

Удивительно, к обеду ветер почти стих, и появилось солнышко.

“На вашем месте я бы, ребята, сегодня же попытался зайти на вершину, пока погода. Даже если спускаться придется ночью”.

Мудрый совет. Оценим мы его позже. Бородкин же, предлагает разместиться в их пещере на Важе, но пока нет ветра, мы пойдем дальше, а пещерой, может быть, воспользуемся на спуске. Тропа уходит траверсом влево-вверх. Здесь довольно круто, зато одесситы обошлись без небольшого набора высоты на Важу. Вот и гребень. В удобной, с трех сторон закрытой от ветра мульде, в восточном склоне отрыта большая пещера. Оставляем там часть барахла и идем дальше. С гребня - великолепный вид в Китай. Прямо на юг извилистой полосатой лентой стекает ледник Тамур. Ледник довольно внушительный - километров в 40 длиной, срединные морены разрисовывают его морской тельняшкой. По названию ледника в Китае называют и вершину Победы - пик Тамур. В 1977 г. на вершину со стороны Китая было сделано единственное восхождение. Где-то у оконечности ледника Тамур высится громадная заледенелая пирамида, похоже - тоже семитысячник, хоть и уступающий Победе по высоте. Дальше, влево - целый частокол заснеженных пиков. Еще левее панорама обрезается юго-западным гребнем Победы, плавную вогнутость которого, в средней части прерывает черный скальный бастион. Там где этот гребень соединяется с нашим - вершина пика Победы. С этого ракурса Победа действительно смотрится пиком - громадный черный треугольник. Наш северный гребень - широкий и пологий. На север он обрывается гигантскими снежными карнизами, на юг уходит, все увеличивающейся крутизной, снежно-ледовый склон. Гребень не имеет значительных провалов и поднятий, лишь в средней части небольшой взлет, переходящий в чисто ледовый траверс, который проходим с палочками и не связываясь. Гребень упирается в 50-метровый скальный палец - Обелиск. Под Обелиском - гигантский рантклюфт - образованная солнцем и ветром ниша между льдом и скалой. Скатываемся с Женькой в рантклюфт. Вблизи Обелиск представляет удивительное зрелище, даже трудно с чем-то сравнить. Скорее всего похоже на гигантскую головку сыра - дыры и вмятины различных форм и размеров разукрасили поверхность скалы. Ветер и мороз - создатели этого чуда природы. Правее Обелиска крутым снежно-ледовым склоном начинается предвершинный гребень.

Надо решать - что делаем дальше? Времени - третий час дня. По словам Бородкина, восхождение от Важи до вершины и обратно занимает десять часов. Мы идем уже два. Следовательно, если ночевать под Обелиском, то необходимо затратить еще, как минимум, шесть часов. Это значит, что спускаться будем в темноте. В принципе, совсем недавно мы так и ходили на Хан-Тенгри, имеет ли смысл повторить тот вариант? Вспоминаю свои размышления перед горой: “Необходимо исключить любой риск в верхней части маршрута. Если что-нибудь случиться с одним ... ”. Ближайшая группа, которая могла бы нас подстраховать - Бородкина - занята спасработами. Перед глазами черные лица одесситов. “Необходимо исключить любой риск”. Да, пожалуй, не последуем мы совету Бородкина. Ночуем здесь. А завтра, завтра только дайте нам хоть сколько-нибудь "ходячую" погоду.

В палатке рассказываю Женьке историю первого прохождения нашего маршрута грузинской экспедицией. Где-то здесь, под Обелиском лежит тело Илико Габлиани. Женька говорит, что только что видел его. Да, действительно, в двух метрах над нашей палаткой - скальная полочка. На полочке что-то, обложенное камнями. Через камни видно белую веревку, обвязывающую завернутое в палатку тело. “Суровый нрав Победы не прощает легкомыслия. Исключить любой риск”.

Ночь обрушивается на нас новым залпом непогоды. Ой - ей, то, что было до этого - еще цветочки, начались ягодки. Кажется, все ветры на гребне собираются в рантклюфт, как в аэродинамическую трубу, а я-то надеялся спрятаться здесь от юго-западных ветров. Вновь начинаю опасаться за живучесть палатки. Впечатление такое, что сейчас разорвется наше хрупкое убежище на мелкие кусочки, и полетим мы по ветру пылинками. Ночью почти не спим, какой тут сон - выжить бы.

Утром все же выходим. На склоне ветер чуть меньше и мы медленно ползем вверх. Через сотню метров начинаю понимать, что наша борьба с ветром и морозом может закончиться плохо. Намечаю все же долезть до скал, ясно будет - там ли идем. Похоже, там - вон со скал свисает синяя веревка. Все - вниз. С большим трудом спускаемся, ветер чуть не отрывает от склона. Кое-как добираемся до палатки. Нужно еще расстегнуть три ряда пуглей на входе. Пальцы почти не слушаются меня. Наконец, откидываю полог, и в изнеможении валюсь на дно палатки. Рядом падает Женька. Сил нет даже на то, чтобы застегнуть вход. Так и лежим час, заносимые сугробом.

Завтра еще одна попытка. Опять ночью борьба за выживание. Ветер лупит по палатке, словно громадной резиновой кувалдой. Рассвет не приносит никаких изменений в погоде. Понимаю, что еще одна ночевка здесь - и нам может не хватить сил на спуск. На бешеном ветру с трудом собираем палатку. Слабым утешением вспоминаются слова Месснера: “Отступить - не значит проиграть. Мне столько раз приходилось отступать в десятках, сотнях метров от вершины…”.

Знакомой дорогой возвращаемся на Важу. Ветер неиствует по прежнему, и до пещеры Женька доходит с подмороженными пальцами. Могло быть хуже. Хорошо, что вовремя ушли. В пещере куча народу, мы явно не поместимся. В компании с кемеровчанами и МАЛовским инструктором Виталей копаем по соседству новую. По очереди отдыхаем в обжитой пещере. Там человек десять наших и два японца. Один из японцев при подъеме на Важу поморозил ноги, потому что забыл одеть гамаши, закрывающие верх ботинка от попадания снега. Вот так, можно иметь превосходные ботинки “Asolo”, но бестолковую голову. Среди наших выделяется новосибирец Глеб Соколов. Похоже, он любит быть в центре внимания. Я помню его по прошлогодней экспедиции на пик Ленина. Тогда он приходил к нам в лагерь, и рассказывал, как ходил на вершину за 8 часов. А сейчас Глеб посвящает всех в новинки западного альпинистского снаряжения. Глеб здесь в компании МАЛовских инструкторов. С ними поднялся и племянник того самого Илико Габлиани, что лежит под Обелиском.

По сванским обычаям тело горца должно быть предано родной земле. Это почти священный обычай и племянник Илико специально выучился альпинизму, чтобы выполнить завет предков. Тридцать лет назад то же самое пытался сделать самый выдающийся грузинский альпинист Михаил Хергиани. Та миссия закончилась неудачей. Что-то получится сейчас? Вообще-то на Победе лежит немало покойников, но прецедентов удачного спуска еще не было, хотя пытались использовать даже вертолет.

Замыкают список обитателей пещеры трое парней из Владивостока. Они тут на птичьих правах, поэтому особенно стараются не выделяться. Ну а мы медленно, но упорно грызем бетон спрессованного снега, расширяя сантиметр за сантиметром объем жилого пространства. Силы наши с Евгением здорово съели ночевки под Обелиском, но и кемеровчане выглядят не лучше, поэтому ковыряемся с пещерой часа четыре. Наконец, все готово, и мы с кемеровчанами расселяемся на новой жилплощади. Наших соседей трое: Гарри, Женя Никокошев и Саша Вегнер. Все трое собираются спускаться, даже не сделав попытки восхождения. У нас же с Евгением завтра - последняя возможность подняться на вершину. Шанс этот настолько зыбкий, что я рассматриваю его только теоретически, поэтому не хочу вставать, как обычно, первым, а предлагаю сделать это Женьке. Все равно проспит, хоть я и сыграл немного на его самолюбии.

Кашель, терзающий меня вот уже который день, в эту ночь чуть не разорвал легкие, поэтому в 6 утра уже не сплю, и расталкиваю Женьку - вставай лежебока. Евгений выбирается из пещеры, и возвращается с сияющим лицом. Похоже, нам выдан карт-бланш - на улице великолепная погода. Покорить большую гору невозможно. Это она может нам позволить забраться на вершину, а может и нет. Мы - всего лишь маленькие букашки, карабкающиеся по ее обледенелой поверхности, которых она не замечает, словно большой сказочный великан. Сейчас этот великан засыпает, посмеиваясь над нашими тщетными попытками забраться на его выветренную макушку, отхлестав беспощадными ветрами, и выжав крутыми морозами. Словно говорит: “Ну что ж, я дам вам шанс, вы достаточно упорные ребята”. Нам остается только использовать этот шанс.

Быстро собираемся, на ходу уговаривая присоединиться к нам кемеровчан. Вегнер с Никокошевым решаются идти с нами, Гарри уходит вниз.

Снова топаем к Обелиску. Ветрено, но солнечно - идти можно. К рантклюфту с Евгением и Вегнером подходим почти одновременно, второй кемеровчанин здорово отстал. Ждать некогда и мы с Женькой пойдем дальше. С нами собирается и Вегнер, что меня сильно удивляет. А если понадобиться идти в связках? Ты-то понятно с нами, а как твой напарник - один? Вегнер соглашается подождать.

Довольно быстро одолели склон, на который в первый раз угробили столько сил; веревка по скалам; затем - крутой и острый снежно-ледовый взлет. Почти сразу за перегибом видим огромную каменюку величиной с дом, прилепившуюся на гребне. Это ночевки 7250. Здесь нас догоняет Вегнер.

За камнем нож гребня действительно становится похожим на вышеупомянутый кухонный прибор. Не тронь - обрежешься. Проходим его траверсом справа. Далее острота исчезает, но возрастает крутизна. Идущий первым Женька, оборачивается: “Свяжемся?”. Связываться здесь бесполезно, сорвавшийся сдернет остальных. Похоже, здесь и летали в 61-м Кузьмин с Медзмариашвили. Но объяснять слишком долго и тяжело.

Женька не боится, и мы идем дальше. Переходим на левую сторону гребня, здесь уже лидирует Вегнер. Вот крутизна гребня сходит на нет - это уже вершинная часть, протяженностью около километра. Тур где-то метрах в трехстах. Почти в месте перегиба - группа скал. По характерным желтым пятнам на снегу определяем, что здесь была ночевка одесситов. Где же косая щель, о которой говорил Горбенко? Нет, нам сегодня холодная ночевка не грозит, хотя ветер и крепчает, но горизонт чист и прозрачен. Вспомнилась книга Месснера “Хрустальный горизонт”. Сходил бы Месснер на Победу, показались бы ему горизонты хрустальными? Уж больно редко здесь это бывает.

Из литературы знаю, что в районе вершинного гребня часто блудят в плохую погоду. Пытаюсь запоминать характерные детали. Вот скала в форме лошадиной головы, вот ... Нет - тут все однозначно. Очевидно, проблемы возникают, когда на спуске отклоняются сильно влево, опасаясь в тумане выскочить на карнизы, а они здесь просто гигантские, с вылетом в десятки метров. У нас же видимость отличная и заблудиться в такую погоду просто невозможно.

Перегиб за перегибом, а вершины все нет. Ветер усиливается. Нужно торопиться, но темп черепаший, что делать - на высоте сильно не разбежишься. На очередном взлете вижу сидящих Евгения и Вегнера, рядом тур из гранитных обломков, из тура торчит дюралевая стойка от палатки. Все - вершина, вернее тур В.Абалакова. Где-то дальше, если сохранились, должны быть туры И.Ерохина и первовосходителя Л.Гутмана. Хорошо бы дойти и до них, но мои спутники, похоже, вряд ли будут в восторге. Я их понимаю, официальная высшая точка достигнута - чего же более? Один идти дальше не решаюсь, памятуя мои одиночные похождения на п. Ленина, по случайности закончившиеся благополучно.

В туре - банка из-под кофе, в банке - записка группы Бородкина и карандаш. Вспомнился разговор на леднике с одним харьковчанином:

“А-а, знаю я вашего Дьяченко, в прошлом году ходили на Победу”.

“Как тебе сказать. Бородкин объявил, что доходит до вершины и оставляет карандаш и записку, кто доходит - записывается. Дьяченко не записался”.

Похоже, Бородкин своим привычкам не изменяет.

Серия снимков на “Смену”, панорама с вершины: на киргизскую сторону обзора нет; в Китай - ближние планы закрыты полого спускающимся снежным склоном с отдельными камнями; а дальние - примерно те же, что и с других частей гребня. Интересно, что имел в виду Гутман, оставивший первое описание с вершины: “Все закрыто толщей облаков и только на западе какая-то неизвестная вершина выступает над облаками. Видимо это очень высокая вершина”? Скорее всего, это пик Неру(6700), ибо пик Важа Пшавела отдельной вершиной отсюда не смотрится, а может быть это тот семитысячник, что мы видим в низовьях ледника Тамур? Эта строчка из дневника Гутмана породила даже такую абсурдную версию: речь идет о главной вершине Победы, а описание сделано с восточной. Это надо же, поднимаясь по северному ребру, оказаться на восточной вершине, в нескольких километрах в стороне!? Сколь бы нелепым не было это толкование, тем не менее, маршрут Гутмана по сю пору называют “абалаковским”. Когда, наконец, история расставит все по своим местам?

Холод моментально прихватывает пальцы в тонких перчатках. Пора заканчивать с фотографированием. Жаль, что полной панорамы не получается - снежный карниз закрывает обзор на Звездочку. На вид он достаточно мощный и со страховкой можно было бы попробовать на него вылезти, но лишний риск лучше исключить.

Оставляем в туре традиционную записку. Ну, что ж, пора вниз. Подняться на вершину не самое главное. Главное - благополучно спуститься.

Примерно с 7350 видно и киргизскую сторону. Конечно же, прежде всего, выделяется Хан-Тенгри, отсюда он еще более великолепен, чем снизу. С того ракурса он как-то приземленнее и коренастей. Здесь же, перед нами - рвущиеся вверх, стремительные формы - изящные и утонченные. Пусть Хан-Тенгри не высшая точка Тянь-Шаня, зато вряд ли найдется более эстетически совершенная.

На “ноже” встречаем Никокошева и японца. Кемеровчанин возвращается с нами, не судьба ему нынче зайти на Победу. Японец идет дальше вверх.

Спустившись со скального участка, вижу внизу, под обелиском красно-синюю палатку. Это спасатели. От палатки поднимается навстречу Глеб Соколов. Спрашивает:

Про себя думаю: ну Глеб-то, известный своими скоростными восхождениями, наверное, за час дойдет. Спустившись к Обелиску, узнаем, что на скальной полке лежит не Илико. Это блондин, а кавказцы светловолосыми не бывают. Судя по всему, это челябинец Художин, умерший на вершине в 70-м году. Тогда его пытались спустить вниз, но донесли только до Обелиска. Ребята говорят, что в метровой толще льда, вроде бы лежит еще один (это, наверное, и есть Илико), но от раскопок и транспортировки они решили отказаться.

Продолжаем спуск. После ледового участка, требующего внимания - расслабляюсь. Дальше - только пологий широкий гребень. До пещеры идти около часа. Иду прогулочным шагом, дышу воздухом, отдыхаю от напряжения девяти дней восхождения. На душе легко - цель достигнута. Завтра уже не будет подъемов - только вниз.

Неплохим получился у нас этот сезон, особенно у Евгения. По спортивной квалификации он второразрядник и до сих пор выше 4500 не поднимался. А тут - сразу два семитысячника - да каких! Кроме недостатка опыта, со всем остальным у него полный порядок. Особенно важен психологический момент. Конфликты на высоте - вещь почти неизбежная из-за воздействия на мозг все той же гипоксии. Поэтому микроклимат в группе и психологическая устойчивость - на высотном восхождении вещь иногда более важная, чем физика и техника. И здесь у нас все прошло почти идеально. Так что, вариант восхождения в двойке был, видимо, верным. Кто знает, как бы все сложилось в ином составе? У меня эта гора - последняя из набора пяти советских семитысячников. В прежние годы такой набор давал право на присвоение звания “Снежный барс”, с вручением знака “покорителю высочайших гор СССР”. Но с прошлого года СССР больше не существует, да и восхождения по классическим маршрутам, провешенным веревками, вряд ли можно считать большим спортивным достижением. Аналогичная ситуация и у Вегнера. Из кемеровских сборов он, видимо, сильнейший высотник, остальной народ (может быть за исключением Кичина) слабоват для высотных восхождений. Достойного напарника у него не было, поэтому мы Вегнеру оказались весьма кстати. Впрочем, и мне без Женьки на Иныльчеке было бы делать нечего. Сбылись бы пророчества Студенина.

Когда я дошел до пещеры, посыпал снег и к вечеру он уже заваливал вход. Часов в восемь вылез откинуть снег и нос к носу столкнулся с Глебом Соколовым. Из разговора выяснилось, что Глеб до вершины дошел, а японец нет. Странно, японец должен был дойти, может быть, просто не пошел до тура? Это нам с вершины нужно принести документ - записку из тура, не принесешь - восхождение могут не засчитать. У буржуев же бюрократии меньше, и достижение вершины не предполагает обязательного посещения тура. Смотрю на часы. Судя по времени, у Глеба подъем на вершину занял столько же, сколь и у нас - восемь часов. А где же те скоростные восхождения, о которых он рассказывал вчера? Наверное, сегодня решил не торопиться.

12 августа 8.00. Уходим вниз. Вчера у кемеровчан нашлась стальная проволока, и теперь я в большей степени уверен в своих поломанных кошках, не надо смотреть на каждом шагу под ноги. Но возникла другая проблема: когда закрываю глаза, возникает геометрическая сетка из ярких точек. На восхождение я ходил в обычных диоптрических очках, должно быть обжег сетчатку (сварщики говорят: нахватался зайчиков). Болевых ощущений нет, но весьма неприятно. За неимением иных медикаментов, лопаю горстями, оказавшиеся у Женьки американские поливитамины. Пользы от них никакой, это для успокоения совести. Лучшее лекарство - скорее вниз.

Перед спуском - небольшой подъем на Важу. Поднимаясь из-за перегиба, получаю в лицо такой удар ветром, что чуть не захлебываюсь от избытка воздуха. Быстрее спуститься с гребня, спрятаться от ветра на склоне. Все, теперь только вниз.

По статистике на спуск приходится 10 % технических трудностей и 50 % несчастных случаев. После напряженного восхождения возникает необходимость в психологической разгрузке, и здесь нужно быть очень внимательным, чтобы не потерять собранность и концентрацию. Все это я помню. Прячу палочки в рюкзак, достаю ледоруб - лучше перестраховаться. Особо не спешу, тщательно выбираю опору. Вот и 6700 - первые веревки. Спусковыми приспособами не пользуюсь, просто пропускаю веревку через рукавичку, сильно крутых мест нет - этого достаточно. На 6600 вижу порванную палатку “Салева”. Надо же, наша перкалька прочней “Салевы”. Начиная со второго скального пояса, на перилах - столпотворение. Пока спускались, встретили человек 100. Многие ли зайдут? Погода налаживается, ветра почти нет. На подъеме бы нам такую.

Ниже второго скального пояса народ развешался на веревках как виноград. Чтобы не ждать, где можно - спускаюсь без перил. Вот какой-то седобородый полковник из клуба московских военных туристов хочет поговорить о маршруте, вот еще кто-то. Этак я надолго застряну - народу больно много. Бегу, стараясь не задерживаться. На 6100 окликает знакомый голос:

Оборачиваюсь - это Катя Иванова со своей подругой. Небольшая консультация по маршруту восхождения. С Катей разговор деловой, а вот Вяленкова не понравилась своей заносчивостью. Тебя бы неделю назад сюда, это сейчас - погода, но так на Победе не всегда бывает.

Вот и 5800. Отсюда хорошо видно профиль северного ребра. Пока мы еще не знаем, какие драматические события разыгрались там с нашими спартаковцами. Вертолетом их вместе с испанскими клиентами забросили сразу на Пьедестал, на высоту 5800. Таким образом, они обходили самую проблемную часть маршрута - лавиноопасные склоны ниже Пьедестала. Но коварным оказался и гребень выше. Стас Крылов сорвался со снежным карнизом. Глубокое падение на всю веревку. К счастью, травмы оказались не опасными, хотя и потребовали эвакуации вертолетом.

За северным ребром видно черную стену пика Военных Топографов. Стена, видимо, очень крутая - снега на ней нет. Этому причина не только крутизна, но и южная экспозиция стены. Она обращена в Китай и нашими не ходилась, хотя объект для восхождения - весьма заманчивый.

Короткий отдых. Кемеровчане убежали вперед, выходим и мы. Скальный контрфорс сменили снежные подушки гребня. Бредем по колено в снегу, чтобы не портить подъемную тропу. Вот и перевал. От пещеры нам машет рукой МАЛовский инструктор:

“Ах, черт, не успел. Эти ребята были на вершине, я им чай приготовил”.

Пьем чай у гостеприимного инструктора. Последние дни наш рацион был очень скуден, поэтому с аппетитом поглощаем МАЛовские припасы. Через час, набив желудки, покидаем пещеру. Мир не без добрых людей. Одно непонятно: чего это вдруг кемеровчане зашли на вершину, а томичи вроде, как и нет? Радиосвязь - как “испорченный телефон”.

Только отошли от пещеры - встречаем Олега Новицкого. Он помогает другой кемеровской группе делать заброску, попутно озадачиваясь “шерше ля фам”. “Героических восходителей на Победу” он использует как повод для знакомства с симпатичной француженкой. Обещаем загрузить его на обратном пути палаткой и не пригодившейся веревкой.

“Бросьте в мульде” - Олегу сейчас не до нас, но с транспортировкой он нам поможет.

В снежную мульду под перевалом, спускается довольно крутой снежный склон. Эх, прокачусь! С разбега приземляюсь на “точку” и лихо глиссирую, по пути делая ручкой поднимающимся горовосходителям. Обернувшись назад, понимаю опрометчивость своего пижонства. За мной сорвался весь склон и катится тяжелым снежным валом. Лавина мокрая и медлительная, но лучше не тормозить, а то прикатает. Так и катимся: я впереди лавины, Женька - сзади. Вот и мульда - быстро доехали. Впредь надо сначала думать.

Спускаемся до ледовых сбросов. Жарко топит солнышко, тягучей волной накатывает расслабуха. Почти физически ощущаю, как теряются концентрация и внимание. После многодневного напряжения, организм требует паузы. Ладно, перестрахуемся, свяжем карабинный тормоз, и наденем кошки.

Все же расслабуха на спуске действует: на первой же стеночке веревка неожиданно резко сыграла влево; собранность потеряна, и я не успеваю среагировать, заваливаясь в трещину. Другой конец веревки закреплен, поэтому зависаю на карабинном тормозе в нижней точке. Злой на себя, как черт. Мужики кинули вторую веревку, перестегиваюсь туда и благополучно спускаюсь. Больше внимания стараюсь не терять.

Страшно хочется пить. Вот и лагерь под перевалом, там, по словам Олега, нас ждет Анна с четырьмя фляжками чая. Анна действительно здесь, сидит в обнимку с корейцем. Перед ними снеговик с некоторыми интимными подробностями женского тела. По словам Анны, это кореец слепил скульптуру с нее. Очевидно, не ожидая, что мы с Женькой разбираемся в тонкостях большого искусства, Анькин кавалер быстро ретируется. Долгожданный чай Анна весь споила кемеровчанам, отчего наше настроение нисколько не улучшается. Замечаю знакомых австрийцев. Обмениваемся приветствиями, тут же предлагают:

Да здравствует немецкая вежливость! Чего угодно, лишь бы пилось. Это те самые гималайцы, с которыми мы встречались на 5800. Победа им не по зубам. Не всякий гималаец долетит до середины Днепра. Все же желаю удачи. Нам пора домой, до темноты надо успеть в лагерь. На леднике встречные алмаатинцы из КСС, узнав, что мы были на Победе, угощают “чем Бог послал”. А Бог послал все тот же, изобретенный китайцами напиток, утоляющий жажду усталых путников, и прочие кондитерские изделия в придачу. С ледника переходим на морену. Тут я взвыл. Кончилась холодовая анестезия. Нате - получите.

Еще несколько особенностей высотного восхождения.

В условиях длительных холодовых нагрузок, организм стремиться уменьшить теплоотдачу, перекрывая капилляры в кожных покровах. Кроме этого, из-за холода и обезвоживания, увеличивается вязкость крови, что еще больше уменьшает кровепоток. Кровь же - это наш теплоноситель. Снижение кровепотока приводит к переохлаждению поверхностных участков. К тому же кровь несет тканям кислород. Острый недостаток кислорода и переохлаждение приводит к отмиранию самых нежных клеток - нервных окончаний, отчего на длительном высотном восхождении наблюдается частичная потеря чувствительности пальцев. При определенных условиях (например, тесной обуви) процесс заходит еще более глубоко. И тогда не избежать болезненных неприятностей. Лишь через полтора месяца отошли мои ноги, от стреляющих как удар тока судорожных болей. Вывод: не ходите на высоту в тесной обуви, господа. Обычное же онемение длиться безболезненно неделю - две, потом проходит бесследно.

По морене я не иду, а передвигаюсь, одновременно хромая на обе ноги. Боль просто жуткая, в ботинки - будто свинца налили. Когда же конец моим мучениям? Похоже, на этой горе я должен пройти все семь кругов ада. С трудом ковыляю по тропе.

Вскоре нас догоняет группа туристов, человек 15. Похоже, вон тот молодой человек - гид, остальные - клиенты; половина - русские, половина - испанцы. Одна девица в шортах бодро нас обгоняет. Группу только что сводили на пик Дикий (это небольшая вершинка вблизи лагеря). Девица просто светиться от восторга, которым спешит поделиться и с нами:

У девицы делаются круглыми глаза, она отстает, и о чем-то шепчется с руководителем. Группа обгоняет нас и выстраивается полукругом. Гид торжественно объявляет:

Бурные аплодисменты, после чего все бросаются поздравлять нас и жать руки. Испанцы говорят все знакомые русские слова: “Спасибо”, “Хорошо”, “Доброго пути”. Меня разбирает смех от этого спектакля, но стараюсь оставаться серьезным. Очевидно, в их глазах мы - герои. Нет, мне ничего не надо. О, мои ноги. Я сейчас встану и “героически” поползу на четвереньках. Веселая компания покидает нас. Мы быстро передвигаться не в состоянии. Медленно бредем по леднику.

По пути в лагерь видим кверху брюхом еще один вертолет. Пока мы ходили на гору, “вертопад” продолжался. Эта машина должна была вывезти двигатели и оборудование первого вертолета. Но военные пилоты снова начудили. Хорошо хоть, опять обошлось без жертв. В горах должны летать асы.

Девять часов вечера, сумерки. Вот и наши палатки. Мы дома.

Завтра рано утром вертолет унесет нас обратно в Каркару, а оттуда несколько дней будем добираться до Томска наземным транспортом. Вернусь ли я сюда когда-нибудь? Кто знает. Суровое ущелье Иныльчека на месяц стало нам домом. Улетаю отсюда, оставляя здесь кусочек своей жизни, хочется верить - не самый худший. Что дальше? Новые вершины и новые путешествия. Гималаи - обитель снегов - высочайшие горы Земли. Мечта каждого альпиниста. В 92-м мы и подумать не могли, что когда-нибудь сможем очутиться в далеком сказочном королевстве Непал, и будем штурмовать заоблачные гималайские гиганты. Но иногда и сказки становятся былью. Впрочем, это уже совсем другая история.