Автор: Светлана Малова, г. Саратов
Фото: Светлана Малова, Дмитрий Постнов (Саратов).

В плену у Пайера

1

- Как ему удалось затащить тебя сюда?
- Он сказал, что это лучше, чем секс...
из к/ф "Скалолаз"1

  На маленьком табло видеомагнитофона 3:48 утра. Как-будто выспались. Со смутным чувством оглядываюсь вокруг. Дом, теплая, уютная постель, в кресле еще дремлет шерстяной лохматый "коврик" - наша собака, даже ей еще рано на службу.

- Сколько сейчас на Полярном? Это плюс 2 часа, получается около шести. Вставать еще рано, потому что сегодня воскресенье, а на работу - завтра и значит, можно еще немного поспать.

Немного поворочившись, наконец пристраиваюсь к Димке, уже засыпаю и вдруг...

- Светка, достань фонарик, - слышу близкий шепот начальника. Ну вот, совсем разбудил, придется лезть к самому телу, туда, где живут еще батарейки, фотоаппарат, подсыхающие за ночь варежки и носки, а утром туда же отправится поллитровочка с горячей водой - запас на ходовой день до обеда.
- Без десяти шесть, еще сорок минут до подьема, спи дальше, - и начальник отдает назад фонарик, который тут же исчезает за тремя "молниями". Пытаюсь вытянуть ноги и натыкаюсь на чьи-то явно замороженные!? Димкины или Ивана? Черт, наверное это мои ботинки, с утра их опять придется отмораживать...

Ночь - самое теплое время, после жарких ходовых часов с рюкзаком. В двух спальниках, вставленных один в другой - тепло, особенно, если спишь в серединке. Это пожалуй, одна их немногих слабинок для меня, как для женщины. Вторая - лыжню топтать не надо, мужики и так, как бульдозеры, только поспевай.

Под утро температура в иглу минусовая, но когда начинаем готовить завтрак, заметно теплеет, уже +1 по Цельсию! Это в первые несколько дней - никаких проблем проснуться, отбросить еще сухой спальник и бодрыми движениями начать сборы в окружающее тебя белое безмолвие. И если только на "улице" не пурга, то утрений моцион можно считать вполне безопасным. На пятый-шестой день, найдя стоящий у входа анорак и выбив оттуда лед, с внутренним содроганием и внешним оптимизмом со скрипом протискиваешься в узкую "мышиную" щель, называемую "выход".

То, что очаровывает нас, также ведет и защищает.
Ричард Бах

Я второй раз на Полярном и вновь в феврале. И уверена, что будет третий, четвертый...

Первый раз мы приехали сюда втроем в 2000-ом, и нам очень хотелось взайти на Пайер. Тогда, впрочем как и сегодня, нас считали сумасшедшими и ... желали удачи.

Как кадры из фильма всплывают в памяти - поезд Москва-Лабытнанги, и люди, провожающие нас взглядом из окна вагона; первая иглу, построенная за 1час 40 минут; восходящее над бескрайней белой тундрой алое солнце. Начальник берет азимут по карте и говорит - "Нам во-он на те тучки... ой, это не тучки, это ОН - Пайер!"
Потом были томительные два дня пути к горам. Мы удивлялись солнцу и синему небу, прозрачному воздуху и вдруг возникающим в нем солнечным столбам, сверкающей розовой тундре на закате и ярко-алой полосе следа пролетевшего вдали самолета.

В тот вечер под Пайером, окруженные со всех сторон скальными гребнями гор, при сияющих на почти черном небе звездах, мы думали о предстоящем восхождении.

- Подьем по северо-восточному ребру - один из самых сложных! - обрадовал нас Дима, пообещав нам множество самых разнообразных впечатлений.
- А меня лыжные палки..., - глядя куда-то вверх, философски заметил Андрей.

Наутро был крутой скально-ледовый склон Пайера и едва цепляющиеся за него кошки и ледоруб. Андрюха в середине нашей связки был словно Райнхольд Месснер с лыжными палками (в Саратове нас спросили - А зачем вам ледорубы? - На всякий случай взяли два, оказалось мало...). Вдруг налетевшее на вершину облако закрыло красивейший гребень восточного Пайера. Мы едва успели сделать несколько снимков с вершины и оставить в заснеженном туре свою записку о восхождении. Было четыре часа дня и пора было спускаться. А как? Посмотрели вниз - наша иглу кажется рядом (всего?! 800м по вертикали) и в то же время спуск до нее по пути подьема - немыслим.

Выбрали самый безопасный - на озеро Кечпельто, навесили шесть веревок и заночевали на крохотном скальном островке посередине склона. Системы снимать не рискнули, как были в связке, так и пристегнулись все на один ледобур, сняли лишь кошки, и в бахилах и пуховках продрожали всю ночь в спальнике, иногда высовывая нос и посматривая на удивительно звездное небо. За всю ночь, показавшуюся вечностью, наверное несколько минут мы все же поспали, потому что на утро Андрюха поведал нам страшную тайну, как ОТСТЕГНУВШИСЬ, лазил на склон за слетевшей варежкой! Могли бы больше и не увидеться...

Андрюхино мировоззрение сменилось от возвышенного "Эх, сейчас бы на юг - пиво, пляж, девочки..."
до приземленного "Сейчас бы в иглу, поесть..." - он открывал для себя Север.

Весь следующий день жутко уставшие и голодные (а ели мы только утром предыдущего дня) мы шли к своей иглу через два перевала, по шажку, по метру...
- Светка, остановись, я отстегнусь - уже при подходе к иглу молил Андрюха, мечтавший побыстрее освободится от начинавшей надоедать за двое суток обвязки. Было 5 вечера. Праздничный обед с борщом и салом плавно перетек в праздничный ужин с салями и картошкой-пюре, и мы вновь ощутили, что еда - это наслаждение вкусом, а не только калории, которые требует натруженный организм, чтобы тут же пустить их в ход.

А в голове все стучало - Мы это сделали! Мы взашли на Пайер в феврале!
Когда совсем стемнело, и все небо было усыпано звездами, мы вновь, как и двое суток назад, молча смотрели на него, мысленно благодарив за тот дар, который он нам преподнес.

А потом была пурга. Настоящая. Та, что не дает поднятся, и можно лишь ползти, цепляясь за камни и снежные заструги. Она везде и всюду. Она колет лицо летящим ледяным вихрем. Она пугает своей силой. Мы резали снежные кирпичи на ощупь, ползком затаскивая их на склон. Это продолжалось невозможно долго. И когда, наконец, мы втроем оказались внутри нашего снежного убежища, то сначала не поверили в то, что можно просто что-то видеть и никуда не падать.

"Как бы мне ненадолго выйти?" - спустя полдня, этим вопросом поневоле начинаешь мучиться. Всего лишь за 30см снежной стенки иглу бушует стихия. Пока собираешься с духом и начинаешь сначала медленно, потом все быстрее одеваться, Дима рассказывает историю из книжки Бермана про то, как все это было у них. Мы смеемся и предвкушаем новые ощущения.

- Ледоруб возьми, а то возвращаться замучаешься, - командует начальник, и хитро улыбаясь, говорит, что совсем не шутит.

Пара таких выходов (а точнее выползаний) в день - и впечатлений и приколов на эту тему хватает на порядочную часть времени сидения-лежания в иглу. А потом начинаются бесчисленные философские беседы, начинающиеся как всегда туризмом и заканчивающиеся как всегда женщинами! Впрочем, есть и еще одно развлечение - еда.

В этой тесной иглу, буквально врытой в склон нам пришлось провести два дня, слушая бешеные непрекращающиеся хлопки капроновой накидки на иглу.
- Ну что-же, похоже сезон восхождений на Пайер закрыт, - заключает Дима, и все мы понимаем, насколько же нам повезло с погодой на Пайере.

Все это было в 2000-ом...
Дома, еще две недели нам снились былые сны, и так странно было, проснувшись и ясно видя перед собой белый снежный свод иглу, натыкаться рукой на оклеенные обоями стены, ощущать на себе теплое сухое одеяло, дотрагиваться до незакутанного как капуста тела и понимать, что ты все-таки дома. Тогда мы решили, что обязательно вернемся, чтобы показать этот мир друзьям.

- Ты зачем пошел в поход? - Я... А ты? - Ну, чтобы себя проверить, красиво там опять же... - Да просто Хочется!!! - присоединяюсь я к разговору Мишки и Ивана. Народ, выходящий из вагона покурить на станциях, поглядывает на нас с интересом и, бросающимся в глаза непониманием. - Конечно же, хочется! - похлопывая двух "новообращенных", улыбается Дима.

Спасение в том, чтобы сделать первый шаг.
Еще один шаг.
С него-то все и начинается заново.
А. Сент-Экзюпери

- А где Полярная звезда? - Иван ищет ее на привычном месте и не находит.
- А ты наверх посмотри, - советует Дима, который вот уже третий раз, и неизменно в феврале ведет на Полярный "безумных" романтиков.
- Это же прямо над нами...

Мы не просто приехали на Полярный в феврале, мы хотели бы тоненькой ниточкой нашей лыжни нарисовать "Корону Пайера", побывав на трех высших вершинах Полярного Урала. И это совсем не то, что называется - "покорять..."

С Восточного Пайера, нашей первой вершины, практически ничего не было видно. Сильный ветер гнал через нас одно облако за другим. Дима решил пройти немного в поисках тура, и вдруг среди белой мглы ему на несколько секунд открылась вершина Пайера. Он как будто подглядывал за нами.
- Что за странное название - Азиопа? - пытаясь на свалится при боковом ветре налево или направо, мы шагаем по узкому гребню к перевалу.
- А ты знаешь, где мы сейчас идем? Прямо по границе Азии и Европы, и пересекли ее, наверное, уже раз 200!
- Ух, ты! Прямо по границе! А наша иглу где, в Европе?

По глубокому снегу мы быстро спустились вниз, и поспешили к иглу. И как обычно, за ужином выпили ежедневные 50 грамм за Погоду.
И она таки случилась на следующий день! Именно пик Блюхера сиял на утреннем солнце во всей своей красе. И все время пока мы поднимались на вершину, сквозь голубой полярный воздух на нас смотрел Пайер. За следующие полдня на лыжах мы перешли в другую долину. Жесткий колющий ветер заставляет прятать лицо за тремя капюшонами. "Если сегодня - ветер, по идее завтра должна быть хорошая погода..." - думаю про себя, пытаясь телепатически повлиять на доброе расположение к нам Погоды.

Мы подходим все ближе и я не могу оторвать взгляда от этого Полярного "Эвереста". Смотрю в обьектив фотоаппарата и понимаю, что потом все будет мелко и невыразительно, потому что Пайер надо снимать с высоты птичьего полета, видеокамерой, встроенной в крыло парящей птицы. Но мы - всего лишь люди, совершающие свой второй Хадж к горе.
На заснеженном озере, с которого начиналось наше восхождение в 2000 году, одеваем кошки, системы, стараясь не отморозить руки на леденящем ветру. Палки - в рюкзаки, лыжи - на "жучку".

По глубокому - по колено - снегу поднимаемся на перевал Северо-Пайерский. Я иду последней словно по очень крутой лестнице. Шагать приходится широко - иначе можно просто-напросто завязнуть. Собираемся на седловине и смотрим в сторону вершины - она кажется так близко, "всего" 400м.
Немного спустившись с перевала, мы остановились на довольно приличном снежном надуве. "Привал? Пора бы! Такой подьем отпахали! Ивана сменили почти под самым взлетом, ну могуч!"
- Обед! - скомандовал Дима, поглядывая на маняще-близкую северную стену Пайера - "Хороша!"

Быстренько соорудили защитную стенку для примуса, а заодно и для себя, так как ветер собирался выдуть из нас остатки тепла, запасенного при подьеме на перевал.
- Слушайте, а может завтра прямо отсюда и пойдем?
- А как еще можно?
- Ну, обойти через "Седло" и завтра либо с озера, либо по южному ребру.
- Так это же еще полдня пахать!
- Да вот я и размышляю... вон тем снежным кулуаром, что раздваивается на конце, практически прямо на вершину. На Блюхера также лезли.

Решено. Идем завтра по северной стене. А сейчас бы пообедать. Время до ужина оставалось много и наша молодежь начинает постройку своего первого иглу, вдумчиво, подолгу примеривая каждый кирпич. Свод потом все равно доводит Дима, но главный ритуал совершен, и вот наша иглу под северной стеной Пайера.
Мы еще замазывали щели, когда вдруг в небе началось Северное сияние. Три предыдущих вечера, завершая постройку снежного дома, мы наблюдали его всполохи в небе и даже успели к нему привыкнуть. Но в этот вечер небо как будто сошло с ума.

Из центра, который был, казалось, прямо над вершиной Пайера во все стороны расходились светящиеся лучи. Они переливались нежным зеленоватым светом, сливаясь друг с другом, меняя форму и рисунок линий.
Молча, стояли мы завороженные, принимая это как благословение на завтрашнее восхождение.
Эта зима на Полярном снежная, настоящая, не та что в 2000-ом году, когда снега местами не было вовсе, на вершину по льду мы карабкались почти 6 часов, и поэтому через два с небольшим часа мы уже были на вершинном плато, поднявшись по крутому снежному кулуару.

От того, что мы увидели с вершины захватывало дух. Пайер как будто показывал нам все свои владения на десятки километров вокруг. Он говорил - Смотрите, любуйтесь, запоминайте... Счастливые, мы бродили по его вершине и старались запечатлеть на пленку все увиденное, понимая, что нам дан редкий шанс побывать на Пайере в те часы, когда на нем нет белой шапки-облака.

Полярный день был в самом разгаре, и контраст белого и синего, залитые солнцем долины с крутыми скальными берегами, заставляли меня вновь и вновь доставать прятавшийся на груди фотоаппарат. Мы смотрели на крутые снежно-скальные стенки Восточного Пайера и пика Блюхера, по которым поднимались несколько дней назад.

- Ну и стеночки мы стали лазить, и ведь не напрягаясь! - Дима с гордостью оглядывает нашу связку.

"Три отважных полярных горовосходителя на миг застывают перед одной маленькой женщиной-фотооператором!" - со стороны выглядело именно так.

Мы легко спустились по своим же ступеням и оглядываясь на цепочку своих следов, уже верили своей удаче. Чтобы не мерзнуть до ужина, оставив около иглу системы, ледорубы и рюкзаки, быстренько сбегали на соседнюю невысокую горку, и закатное солнце подарило нам сказочные виды на все наши три вершины. Пайер будто прощался с нами и мы понимали это, потому что снова стал подниматься ветер.

"В безопасности нет страхов, которым нужно бросать вызов,
нет препятствий, которые нужно преодолевать,
нет дико визжащих опасностей,
что поджидают за забором наших ошибок."
Ричард Бах

А потом было долгое-долгое прощание. Он не держал нас, просто стоял и смотрел нам вслед... А лыжня уводила нас все дальше и дальше от гор.

Оставалось полтора дня пути до станции, когда вдруг вечером вдалеке мы увидели огни Елецкого.

Уже в обед мы почувствовали, что заметно похолодало, а вечером градусник показывал и вовсе -30, и мы торопились побыстрее достроить наш последний снежный приют.

Сквозь промерзшие варежки ощущается холодный метал ножовки. "Скоро будет ужин и заслуженные 50грамм, а может и больше?" - только эта мысль и не дает замерзнуть окончательно и я тихонько подвываю. Поднимаю глаза - полнолуние...

- Светка, что с тобой? - шатаясь от усталости, Иван с трудом поднимает снежный кирпич, и я еле слышу его замерзший голос. Из 26-ти сегодняшних километров он протропил, наверное, 16...
Рядом Мишка, подложив пенку, чтобы не отморозить суставы, стоя на коленях, режет по мерке кирпичи.

Сквозь черноту полярной ночи вижу как внутри недостроенной иглу, поджидая очередной кирпич, пританцовывает Дима, он так и не одел пуховку.

Сегодня последняя ночь. Самая последняя. Вчетвером буквально раздираем замороженный твердый комок, называющийся спальником. Сломался насос от рабочего примуса, он честно трудился все восемь дней. Меняем его на запасной.

- Я все ждал, когда же Дима подьем обьявит, - для 6 утра Мишка довольно резво начинает натягивать ботинки, бахилы, анорак...
- Я вот так же вчера ждал, - делится пережитым Иван, вчера ночью была его очередь спать с краю.

С 9 утра на горизонте маячат дымящиеся трубы Елецкого, и я вдруг понимаю, что все... Через несколько часов подойдет зеленый прокопченый поезд, и ступая на подножку непривычно жарко натопленного вагона, я вернусь в другой, параллельный мир, в котором тоже немало радостей, наслаждений, открытий, а пока...

А пока, на каждом привале я оглядываюсь назад и мысленно говорю "До свиданья!" потому что знаю, что снова захочу прийти к нему.

И я снова буду готова жить при температуре -30, снова ветер будет студить мои руки, наводящие обьектив фотокамеры на красоты севера, я снова буду пилить снежные кирпичи и стелить ледяные, с каждой следующей ночью промерзающие спальники, а по утрам надевать подогретые над примусом ботинки, снова сквозь туман в иглу буду смотреть на огонек тающей свечи... Я снова буду ЖИТЬ!