Прочитал о конкурсе на лучший рассказ обо всём, что связано с Безенгами. Никогда не думал, что придётся участвовать в подобном. Но и не участвовать нельзя. Уж очень большой и значимый для меня жизненный пласт завязан на эти балкарские земли и кавказских людей. Когда я говорю земли, то имею в виду, конечно же, горы. Горы изменили всю мою жизнь, мой характер, взгляды и поведение. Да, что там мою, нашу жизнь – всех тех, кто, однажды побывав на вершине и вдохнув в лёгкие свежий горный воздух, навсегда остался верен им. И себе, своему выбору тоже

Ностальгия по Безенги. Часть I Ностальгия по Безенги. Часть III

Автор: Вадим Алферов, г. Воронеж

Лёне Толстому посвящаю я эти воспоминания.

НОСТАЛЬГИЯ ПО БЕЗЕНГИ
ИЛИ ВОСПОМИНАНИЯ МИНУВШИХ ДНЕЙ

Её я нашёл в архиве Никитинской библиотеки города Воронежа.

В 1977 году я четвёртый раз приехал в альплагерь “Безенги”. Он стал близким. В то время мне было меньше лет, чем пострадавшему. Здесь меня ждала грамота “Австрийского Альпийского Союза” (остальные участники их уже получили). При вручении её кто-то, словом, обмолвился о газетном очерке про спасательные работы австрийца. Слова пролетели “мимо ушей” и забылись. Годами позже, перелистывая альпинистскую книжку, я увидел запись о спасаловке, и вспомнил о статье. Я вспомнил и то, как с ребятами смеялись над текстом грамоты, который начинался “Herr Alferov!”. Мы переводили, конечно же, со свойственным нам (простите за откровенность) сарказмом: “Хер Алфёров!”. Я не обижался. Так, двадцать семь лет спустя, на рубеже столетий, я прочитал о событиях, в которых принимал непосредственное участие. Очерк в газете “Советский спорт” назывался “40 часов на руках друзей” (автор А. Поляков).

… Группа австрийцев поднялась на вершину Коштан-тау (Красивая пирамидальная вершина. К тому же - пятитысячник) через пик “Птица” по северо-восточному гребню. Очевидно, Вы помните, что маршрут тот далеко не самый сложный, но требующий внимания особенно на спуске. Да, что там – все маршруты требуют внимания на спуске. После вершины доминирует эйфория, а сил-то не прибавляется. Скорее, наоборот. Два брата-близнеца шли впереди. Предстоял спуск с Птицы. Брошена основная верёвка, на конце которой не завязан “проводник”, и самоуверенный Карл Хиблер со схватывающим узлом в руке “просквозил” вниз. (Пренебрежение основами, которым, в частности, меня учили в Безенгах, а ещё ранее в Уллу-Тау и Домбае, сыграло роковую роль с австрийцем). Пролетел неудачник много: и по скалам, и по льду. Благо был достаточно хороший выкат на пологую часть ледника. Остановился он где-то на уровне 4000-4100 метров.

Мыслями опять я возвращаюсь к безенгийской школе. Когда приходила беда, то спортивные планы оставляли на “потом”. Вы помните, что “потом” возникал дефицит времени, получались накладки с маршрутами и, всё же, все стремились на помощь. Мы не исключение. Налегке ринулись вверх двое – врач харьковчанин Толя Морев (впоследствии он сам погиб на склонах пика Тихонова) и его сопровождающий. Наша группа шла следом с акьёй и минимумом необходимого. Поднялись, как загнанные лошади. Впервые тогда я узнал, печёнка моя находится в правом боку. Даже вторую ступень ледника Кундюм-Мижирги (его ещё называют “безенгийским Кхумбу”) проскочили лихо.

Группа подошла к палатке с ранним утром. Переговорили с врачом. Диагноз пострадавшего не утешителен: перелом основания черепа, многочисленные ушибы, возможно, внутренние переломы, разрывы. Словом – приятного мало. Лежит без сознания. Немногословный рассказ врача поразил тогда не только меня. Мы долго не могли отойти. Мы были словно с иной планеты и чего-то не понимали. Смысл его слов сводился к следующему: “Я хотел осмотреть тело пострадавшего, мало ли что могло быть при падении. Достал ножницы, взялся за край свитера с тем, чтобы разрезать его (не снимать же свитер, причиняя боль лежащему в бессознательном состоянии), но реакция брата-близнеца было мгновенной - Готфрид отвёл мою руку и потёр большим и указательным пальцами. Так мы показываем – “мани-мани”. Я оторопел”. И я оторопел. И долго ещё этот, отличного покроя свитер с откидным воротником на пуговицах, стоял у меня перед глазами, а в нём - лицо пострадавшего с симптоматичными очками чёрных глазниц.

Неподалёку от палатки, вся группа топтала снег для посадки вертолёта. Монотонно-тоскливая работа была прервана нарастающим гулом. Обычный взгляд вверх ничего не давал. Вертолёт летел непривычно - снизу. Подлетел, сделал пару кругов над нами, оценил обстановку и повернул восвояси. Проблема спуска пострадавшего зависла в воздухе. Анатолий Морев принял не лёгкое решение. Нетранспортабельного Карла упаковали в пух, привязали к акье и понесли. А что делать? Врач колол его всю дорогу. Хотя какая там дорога? Условная, конечно. Больше на руках, а где и подвесные верёвочные канатки натягивали. Мы спустили акью с пострадавшим до первой ступени ледника. Там его подхватили иные руки. Помню, как уставшие, спотыкающиеся на ночной тропе мы прибрели к лагерю. И вдруг, ночная мгла вспыхнула огнями. То было чудо. Нас напоили, накормили и даже … не будили на утреннее построение.

В той спасаловке были задействованы десятки людей. Их усилия не прошли мимо Бога: Карл Хиблер остался жив.

До сих пор я пытаюсь понять, что нами руководило тогда: сострадание и стремление помочь попавшему в беду? – патриотизм? (так несли иностранца), - жетон спасателя на груди и их долг? (так у нас ещё не было жетонов), - легковесная бравада, смотрите мол, вот мы какие? (так перед своими не очень-то бахвальства помогают, скорее наоборот). Конечно, и обозначенное выше играло не последнюю роль, но что-то более весомое и необъяснимое, простое и житейское. Может быть та горная закваска, в которую вкладывали и душу, и свои знания, и свои подходы, в том числе, безенгийские профессионалы? Они не могли поступить иначе, и мы - тогда ещё молодые - тоже, ибо мы хотели быть похожими на них. Мы стремились освоить их школу: достойную, человеческую, не лёгкую горную школу. И это тот случай, когда желание быть похожими не осуждаемо, как обычно, а похвально. Может быть, может быть …

Чуть отвлекусь. Со льдом я знаком не понаслышке. Годы кряду с ребятами выписывал лихие виражи на зеркально-плоском льду стадиона, играя в русский хоккей. Перспектива выступать за команды “Север” (Северодвинск) и “Водник” (Архангельск) меня не очень устраивала. Спивались многие, закончив играть. Я ушёл в альпинизм. Он затянул меня крепко и надолго. Как трясина. Естественно, и у нас была поставлена предлагерная подготовка: бегали кроссы, по тросу ходили, с крючьями по деревьям передвигались, лазание на силосной башне осваивали. На скалы выезжали в Карелию. Со скалами получалось лучше, с ледовой подготовкой – хуже. И это понятно, где ж его взять? Именно ледовой школой славился Безенги. Школу эту знали не только в бывшем Союзе, но и далеко за его пределами она снискала к себе уважение. Сюда хотелось попасть.

Мне кажется, что за последние годы особенно шагнуло вперёд всё то, что связано с хождением по льду. И соревнования по ледолазанию проводятся активно, и сама техника преобразилась. От якорных ледовых крючьев и ледобуров шагнули к “ice fi-fi” и далее к замысловатым формам съёмных клювиков на специальных молотках. (Даже “шакалами” называют). Ушли от чёрного металла, пришли к титановым сплавам. О кошках я уже не говорю: здесь целая индустрия новшеств. Словом, и у нас “всё движется, всё изменяется”. Мимолётный экскурс в ледовую историю напомнил то, как мы осваивали ледовые уроки в Безенгах. Я вспоминаю их с удовольствием …

Впервые ехать в альпинистский лагерь “Безенги” для меня было равнозначно женитьбе. То и другое требовали осмысления и серьёзной подготовки. В том числе – психологической. Да и смена в Безенгах была не краткосрочной, как в других альплагерях, а месяц, считай - медовый. И окольцовывал он надолго, завораживая тебя сказочными вершинами и интересными маршрутами. Признаюсь честно, я ехал туда с грустью, сомнениями и надеждами. Троишников там принимали не часто. Из шести оценок в Книжке альпиниста значились две тройки, которые “заработал” в Домбае по милости донецкого инструктора Н. Силк… “Заработал” за то, что защитил девчонку с нашего отделения от его нападок и дури. Утром, у ручья, со щёткой в зубах и пеной у рта, он намекал, что прикроет мне дорогу в альпинизм. Не прикрыл, не решился. При том дал вполне сносную характеристику: “Тов. Алфёров В.А. с техникой альпинизма в объёме III спортивного разряда овладел хорошо. Физически развит, вынослив, дисциплинирован”. И на том, спасибо. С ней-то я и попал в отряд к москвичу Саратову Юрию Сергеевичу.

Смуглый, поджарый (на снимке слева), тогда ещё с черноволосой чёлкой и с извечной хитринкой на устах, он часто незаметно появлялся на занятиях (с контрольными функциями или что-то вроде этого. Что ни суть важно.), как будь-то ниоткуда. Наш инструктор, вскоре, отбыл. Заменил его начальник отряда. Скажу сразу, Саратов – фигура знаковая для Безенгов. Много лет он отдал им и до сих пор не покидает горы. Знает всё. Саратов, что “большая безенгийская энциклопедия”. Его консультации просты, лаконичны и всегда полезны.

Под началом Юрия Сергеевича, мы - страшилища в брезентовых комбинезонах и касках, отрабатывали технику задержания на снегу, фирне и льду. Помните: “зарубился сам, заруби товарища”. Если бы здравый человек посмотрел со стороны на наши чудачества, то диагноз его был бы однозначен – здесь пахнет клиникой. Два принципа обучения: занятие - игра и от простого к более сложному – известны давно. Мы выписывали “кульбиты” с диким желанием накататься: то ногами вперёд и лёжа на животе. Затем, лёжа на спине. Далее сложнее, головой вперёд – на животе. И уже после того, как кое-что стали схватывать, перешли к скольжению головой вперёд лежа на спине. Сырые, с синяками и ссадинами, но в приподнятом настроении мы возвращались с ледовых мучений. Время прошло не даром: с зарубанием, что-то получалось. Это только часть из ледовых уроков. Мне запомнилось, как на иных занятиях, выглядывая из-за ледового сирака, он подсказывал: “Спину, спину держи! Дальше от склона … Пятки ниже опусти, ещё ниже. Передние зубья нагружай. В-о-о, так надёжнее”.

Мы осваивали уроки надёжности. Мы обретали уверенность, в свои силы, учились хладнокровию и самообладанию. Одновременно, Безенги стал для нас некой кузницей, где каждый выковывал свой характер под пристальным наблюдением профессиональных наставников. Ледовые уроки дороги тем, что автоматизм подсознателен, но его надо вбивать и вбивать себе под корку. Физиология должна соединиться с психикой, как шестерёнка с зубчатым колесом. Так сцепление надёжнее. А пригодиться он может всего лишь раз. Не сработал автоматизм …, кто знает, понадобится ли ещё? Мне пригодилось, спустя годы сработало то, что так тщательно отрабатывалось на безенгийском леднике. Видимо, это означает, что я был не самым плохим учеником у достойного учителя. Одно точно – троек более не было.

Но ледовые уроки надо было закрепить практикой. Здесь у Саратова был свой оселок – маршрут в альпинистской среде называемый “Архимед по Арбузу”. Напомню, что он находился справа от морены, что в Зелёной поляной Тёплого угла. Сейчас он не тот, сильно изменился. В анфас путь и впрямь напоминал корку арбуза с тёмными трещинами на средней части, словно полосами на его корке. По бокам скальные окантовка – контрфорсы. Профиль иной – трёхступенчатый. Нижняя часть – верёвка приличного льда. Здесь, без крючьев не обойтись. Далее ледник выполаживается, в верхней части переходя в фирн и сопрягаясь со снежным плато. С него до вершины рукой подать и путь простой. (Кстати, расслабление при переходе с твёрдого льда на мягкий снег чревато срывами. Не раз “Арбуз” представал гигантским трамплином, по которому альпинисты улетали на камни морены). Весь “гвоздь” маршрута в ледовой стенке. Вот тут-то нами и были использованы известные саратовские гвоздики. (Возможно, Вы встречались с их вторым, или первым названием – “морковки”). Они, действительно, похожи на морковку в “спиралевидной обувке”. Титановая новинка избавляла от трудоёмких в обращении на подобных склонах ледобуров и, тем более, ВЦСПСовских крючьев. Последние в прочный лёд вогнать вообще сложно. Не для него они. Гвоздики забивались молотком, а выкручивались усилиями пальцев! Мы получили их из рук автора и гордились этим. Очевидно, в них заложена инженерно-техническая мысль Саратова как преподавателя МВТУ им. Баумана. “Арбуз” был пройден, а для нас это означало получение “зелёного света” на непростые маршруты. Саратов - повторюсь – знаковая фигура для Безенгов и с его лёгкой руки мы (простите за привольность), птенцы безенгийского гнезда, вылетели на волю. И вскоре – разлетались. Нас потянуло к памирским, тянь-шаньским и иным высям.

Прошли годы … Со временем и эти крючья устарели. Изменилась сама техника ледолазания. Изобретено множество новых ледовых причиндалов. Однако, я неоднократно убеждался: будь у тебя любой самый современный инструмент, но если не будет техники и самое главное – соответствующей закалки, которую даёт именно школа, её система знаний, то и инструмент не поможет. Ведь он только инструмент, а к нему нужны руки, ноги и то, что управляет ими - голова. Инструмент – лишь приложение к голове. Об этом любил напоминать нам Юрий Сергеевич. Он был прав. И дай Бог ему здоровья!

<< Назад Далее >>