Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Евгений Попов, г.Томск

“ У каждого из участников описываемых событий, естественно, свое отношение к ним.
Каждый помнит и оценивает их по-своему и, вполне возможно, не ощутит в моих попытках
даже крошечного приближения к истине. Я не претендую на объективность и далек от мысли
о возможности как-то всесторонне и полно выразить то время.
Поэтому все, написанное ниже, в каком-то смысле - мой альпинизм”.
Г. Сидько “Пирамида”

В ГИМАЛАЯХ
Дхаулагири, 1995 год. Часть 1

21 марта 1995 года. Сегодня день моего рождения. Двадцать восемь лет назад я появился на свет крохотным полуторакилограммовым человечком. Столь мизерный вес объяснялся тем, что нас было двое: я и моя сестренка-двойняшка.

Предстоящая экспедиция - явление своего рода уникальное. До сих пор высотные восхождения ограничивались для нас рамками Памира и Тянь-Шаня. Железный занавес тоталитарного государства непреодолимой стеной отгораживал российских альпинистов от других горных систем, оставляя маленький шанс попробовать силы на пяти советских семитысячниках. Между тем, в остальном мире семитысячников насчитывалось более трех сотен, а 14 вершин превышали восьмикилометровую отметку. Но Гималаи и Каракорум казались несбыточной мечтой, далекой сказкой, неведомой и недостижимой, и первая советская гималайская экспедиция в 1982 году не приблизила ее, а скорее отдалила своей уникальностью и исключительностью. Вот пришел 91-ый год, и рухнул железный занавес, но возникшие экономические трудности не сделали мечту явью. Ведь экспедиции в такие труднодоступные районы требуют вложения десятков, а то и сотен тысяч долларов. И все же нельзя победить мечту. Томский альпклуб “Буревестник”, занимаясь промышленным альпинизмом и различными высотными работами, сумел заработать сумму, необходимую для поездки в Гималаи небольшой группы альпинистов. Так недоступные Гималаи стали для нас реальностью.

Заканчивается традиционно бессонная перед дальней дорогой ночь. На десять раз проверено наличие вещей и снаряжения - список из полутора сотен наименований. За годы занятий альпинизмом я разучился забывать необходимые вещи, но все же семь раз отмерь, как говориться. Два туго набитых рюкзака готовы к выходу, готов и хозяин. Присядем на дорожку... Впервые за время поездок в горы, меня провожает мама. Родственники никогда не разделяли моих увлечений столь экстремальным, с их точки зрения, занятием, и ее участие в проводах - нетрадиционное событие. Споры остались в прошлом. Года добавили нам мудрости.

Перрон заполнен отъезжающими, провожающими (которых в несколько раз больше), альпинистами, друзьями, родственниками. Шампанское, музыка, слезы, поздравления, напутствия. Репортеры двух томских ТВ спешат взять последние интервью:

“Что пожелать вам в Гималаях?”
“Удачи”.

Именно удачи пожелайте нам, ибо вещь эта на высоте так же важна, как и мастерство. Опытная команда (а половина из спортивного состава “снежные барсы”) постарается оправдать надежды. Но не все в горах определяется квалификацией. Часто случай рушит самые разумные тактические планы. И везенье здесь играет далеко не последнюю роль.

Вот и зеленый сигнал семафора. Вагонное стекло отделило нас от провожающих.

Впереди два с половиной дня скучной дороги до Москвы. Громадный и шумный Казанский вокзал. Крохотная гостиница на Ленинградском проспекте.

У нас сутки свободного времени в столице. Сразу по приезду звоню жене в Братск. Дочка уже спит - там далеко за полночь. Сегодня у нее юбилей, первый год на Земле прожит успешно. Я же, где-то далеко за пять часовых поясов от нее. Недолгий разговор заканчивается - мои финансы весьма ограничены. Как много в нашей жизни значат эти разноцветные бумажки. По финансовым причинам я мог и не оказаться в этой экспедиции, по ним же, в конце концов, поехал. Вот и не будь после этого меркантильным. До вечера гуляем по Москве. Я не был здесь два года, и столица за это время сильно изменилось. Финансовые потоки, захлестнувшие первопрестольную, делают свое дело: территории нищают, метрополия - хорошеет.

В Москве мы долго не задержимся, в два часа ночи вылетаем рейсом Москва-Шарджа-Катманду из Шереметьева. Международный аэропорт заполнен иностранцами и подозрительными личностями явно криминального вида (вокруг зелененьких бумажек всегда много мусора). Располагаемся на втором этаже, в зале ожидания. Здесь нет такого столпотворения как внизу. У нашего генерального спонсора возникает идея - перед отъездом сводить экспедицию в ресторан. Ночные шереметьевские цены могут раздеть любого: практически ничего не съев, оставляем в ресторане неприлично большую кучу денег. Вечер заканчивается приключением. Немногочисленная компания из провожающих и отъезжающих, будучи навеселе, привлекает внимание шереметьевской милиции. Милиция наша, как ей и положено, не охраняет правопорядок, а зарабатывает на карман, и потому не обращает внимания на криминальных личностей, а собирает в кутузку добропорядочных граждан. Граждане в международном аэропорту, как правило, отягощены конвертируемой валютой, задача милиции - помочь им облегчиться. Вся пикантность ситуации заключается в том, что в немногочисленную компанию попал один из участников экспедиции. Между тем, уже объявлен наш рейс. Освободить их удается только перед самой посадкой, а вполне могло статься, что команда наша уменьшилась бы некоторым числом. Но уменьшилось лишь количество зеленых бумажек. Еще больше могло поредеть их число за провоз багажа свыше нормы. За каждый лишний килограмм “Аэрофлот” берет от 7 до 14 $. Тут уж поступаем традиционно: надеваем на себя возможно большее количество вещей. Рядом с переодевшимися в шорты и майки пассажирами, летящими в знойную Аравию, мы выглядим чудно в своих огромных пуховках и горных пластиковых ботинках. В ручную кладь перекочевывает все железо. Часть баулов, выручая нас, берут на себя туристы-водники, летящие в Катманду почти пустые. Водники занимаются коммерческим туризмом - возят в Непал клиентов, что-то на этом зарабатывают. На мой удивленный вопрос: “Где это они в нашей стране находят клиентов?” - отвечают: “каждый клиент - как жемчужина, находим и лелеем”. Есть оказывается в России состоятельные граждане, которые отдыхают не только грея пузо на Канарах и Гавайях, но и любят вкусить соль походов - треккингов и рафтингов.

Благополучно проходим все погранично-таможенные контроли, и оказываемся в смешенной зоне. Здесь, на нейтральной территории, товар налогами не облагается, чем пользуются владельцы многочисленных торговых заведений. Ожидая рейс, бродим по этой мини-ярмарке. Среди ночи все закрыто, и яркое освещение делает окружающее каким-то нереальным. Один из пассажиров привлекает мое внимание. Где-то я его видел... . Вспомнил. Это Сергей Богомолов - участник знаменитой команды, прошедшей в 89-м траверс Канченджанги. По его словам - в Непал отправился просто на треккинг. Для альпиниста такого класса треккинг - слишком несерьезное занятие, но для настоящей экспедиции у него нет средств.

Вот и тесный салон ТУ-154. Большинство пассажиров летит в Объединенные Арабские Эмираты, там у нас промежуточная посадка в аэропорту г. Шарджа. С учетом этой посадки, время полета составляет 11 часов. Достаточно, чтобы выспаться, думаю, погружаясь в сон. День был шумный и хлопотный.

Раннее солнышко, бьющее в иллюминатор, будят меня часов в пять утра. Летим уже где-то над Ираном. Редкая облачность не скрывает землю, и я с интересом разглядываю ландшафт. Под нами проплывают горные хребты персидского нагорья Занскар. Судя по географической литературе, максимальные высоты его превышают 4000 метров, но ледников и снежников не видать - южные широты. Отражаясь на солнце, блестит зеркальная дорожка неведомой мне реки. Извилистый путь ее заканчивается на побережье Персидского залива, белесо-голубым пятном заполнившего весь иллюминатор. Если приглядеться, можно заметить маленькие черточки - это корабли.

Высота полета 9000 м. Вскорости нам предстоит забраться на немногим меньшую высоту, но уже пешком, без помощи техники, надеясь только на собственные силы. Цель нашего восхождения - вершина Даулагири (8167 м.) - неразрешимая загадка пятидесятых. В свое время она считалась, чуть ли не сложнейшим из восьмитысячников, что подтверждалось ее историей.

Эпоха освоения восьмитысячников началась в самом конце прошлого века. Но вплоть до 50-го года нынешнего столетия ограничивалась лишь четырьмя из четырнадцати. Расположенные на территории Непала 8 восьмитысячников, по большей части были недоступны для европейцев. Объяснялось это причинами, скорее политическими, нежели экономическими или спортивными. Начиная с 1814 года, английские колониальные войска с территории соседней Индии предприняли несколько военных экспедиций против Непальского королевства. Славы англичанам эти походы не снискали. Огнестрельное оружие и современная тактика ведения войны обломались о непреступный характер и бесстрашие горцев. Их англичане собирательно называли гуркхами (название одного из непальских племен). Воюя против ружей и пушек только кривыми ножами кукри, гуркхи сумели отстоять независимость своего королевства. Появление же любого европейца на территории Непала, в течение полутора столетий после этого, запрещалось под страхом смерти.

Свои границы Непал открыл лишь в конце 1949 г. Безусловно, загадочная горная страна привлекла внимание исследователей и альпинистов. Одной из первых была экспедиция Мориса Эрцога, стартовавшая из Парижа весной 50-го года. Главной целью французов был самый западный из непальских восьмитысячников - Даулагири. Полстолетия эта вершина считалась высочайшей на Земле, но сегодня мы знаем, что Даулагири лишь седьмая вершина мира. В ранг величайших она попала по причинам визуального характера. Днища соседних долин расположены на высотах 2000-2500 метров, и шестикилометровый перепад от подножия до вершины - вероятно, самый большой в мире. Кроме того, рядом с вершиной нет таких же значительных поднятий и гора со всех сторон кажется просто гигантской, выделяясь среди прочих своим величием и единственностью. Эрцог избрал достойную цель, шокировав знатоков Гималаев своим выбором. Ведь в ту пору не был покорен ни один из восьмитысячников, французы практически не имели опыта высотных восхождений, а район был абсолютно не изведан. По принятой тогда практике, восхождениям, в таком случае, предшествовали многолетние разведки, и тогдашним гималайским авторитетам путешествие французов представлялось законченной авантюрой. Но в команду входили сильнейшие альпинисты Франции, а руководителем был талантливый организатор, ставший впоследствии министром спорта своей страны.

Несколько недель разведки помогли уточнить карту района и понять, что южные, восточные и северные склоны Даулагири вряд ли по силам этой экспедиции. И французы перешли на запасной вариант - расположенный по соседству восьмитысячник Аннапурна (8091м.), который успешно покорили. После драматического спуска, двойка восходителей (Эрцог и Ляшеналь) лишилась пальцев на руках и ногах, но, по словам Эрцога, эта гора стоила такой жертвы. Даулагири же, осталась ждать новых искателей приключений.

Минуло три года. Швейцарская экспедиция, включавшая в состав опытных альпинистов, прошедших школу Эвереста, выбрала Даулагири своей целью. Добравшись труднодоступным ущельем Миягди к северо-западным склонам горы, швейцарцы попытались подняться на вершину с северной стороны. Но непогода остановила восходителей на высоте 7400 м.

На следующий год, под Даулагири появились аргентинские андинисты. Вновь оптимальным маршрутом восходителям показался северный склон. Им удалось, используя для организации лагерей даже динамит, подняться до высоты 7900, но сложности дальнейшего пути оказались непреодолимыми. На этом несчастья команды не закончились. Уже в Катманду, от полученных обморожений, скончался руководитель экспедиции. Через год аргентинцы еще раз попытались зайти на недоступную гору, но вновь их ждала неудача.

В 55-м и 58-м годах на Даулагири пробовали свои силы немцы и швейцарцы, и каждый раз северная стена не давала альпинистам шансов достичь вершины. К этому времени были совершены восхождения почти на все остальные восьмитысячники (на Шиша-Пангму не зайдут исключительно по политическим причинам), одна лишь Даулагири бросала вызов альпинистам - гордая и неприступная.

Австрийская экспедиция 59-го года решила сменить направление штурма, выбрав маршрут по северо-восточному гребню горы. Руководитель экспедиции уже имел в своем активе восхождение на один из Каракорумских восьмитысячников, что позволяло надеяться на положительный финал. Опытная команда успешно прошла ледопад, пугавший все предыдущие экспедиции, и приступила к обработке гребня. Штурмовой лагерь был установлен на высоте 7400 м, и нужно было предпринять лишь последнее, завершающее усилие. Но, как это уже случалось не раз, Даулагири вновь не допустила альпинистов на вершину. Гибель одного из участников в ледниковой трещине на 5700 и обрушившаяся непогода, заставили восходителей повернуть с высоты 7800. Эта неудача стала третьей по счету на Даулагири, у одного из сильнейших высотников того времени Пазанга Дава Ламы.

Не один из восьмитысячников в 50-е годы, в том числе и значительно превышающие Даулагири по высоте, не создавал столько проблем альпинистам. Давно уж пали прочие гиганты, а этот, будто заговоренный неведомым заклятьем, оставался недостижимым.

1960 год. На базе швейцарской команды сформирована сборная практически лучших горовосходителей Европы. Для транспортировки экспедиции и грузов используется легкий самолет (впервые, при штурме восьмитысячника, так плотно применялась техника). Экспедицией руководит один из участников неудачной попытки 58-го года Макс Айзелин. Это ему принадлежит авторство идеи восхождения по северо-восточному гребню. Дело в том, что в северном полушарии наименее прогреваемыми, а, следовательно, более заснеженными, являются склоны гор северо-восточной экспозиции. Снег в значительной степени нивелирует технические сложности маршрута, облегчая задачу восходителям. Конечно, в каждом случае имеет место еще целая группа факторов, но здесь относительная техническая простота, обусловленная экспозицией маршрута, стала определяющим параметром. И, тем не менее, северо-восточный гребень Даулагири даже в наши дни остается одним из сложнейших среди традиционных путей на восьмитысячники.

Грузы швейцарцы забрасывают самолетом прямо на плато северо-восточного седла 5800. До 7800 путь по гребню разведан прошлогодней австрийской экспедицией. Установив цепочку промежуточных лагерей, альпинисты 4 мая пробуют достичь вершины из лагеря 7400. В этот раз, попытка сильнейшей тройки неудачна. Через несколько дней шестерка восходителей снова выходит на штурм. Установлен дополнительный лагерь. И вот 13 мая Димбергер, Динер, Шельберт, Форер и шерпы Наванг с Ньимой благополучно достигают вершины из штурмового лагеря 7800. Во второй группе, вышедшей вслед за первой - не все так гладко. Несколько альпинистов по различным причинам вынуждены отказаться от продолжения восхождения. Но и здесь двойка самых настойчивых (Вебер и Воше) поднимается на вершину 23 мая прямо из предпоследнего лагеря 7400.

С тех пор большинство горовосходителей идут на Даулагири именно этим маршрутом. Все прочие пути уникальны.

Мы впервые летим в Гималаи, а потому не претендуем на исключительность - планируем пройти классику. Впрочем, и в нашей команде есть альпинист экстракласса, знаток Гималаев, в девятый раз посещающий Непал - москвич Володя Башкиров. Его огромный опыт поможет нам в спортивном плане, а больше в организационном, ибо Восток - дело тонкое, и чтобы избежать лишних расходов - надо знать как. Здесь лучшего специалиста не сыскать на всем постсоветском пространстве. Башкиров, вместе с руководителем экспедиции Димой Бочковым, улетели в Непал на две недели раньше основного состава (как раз заниматься организационными делами), и через несколько часов мы должны встретиться в аэропорту Катманду. А пока, наш самолет подлетает к пункту промежуточной посадки Шарджа.

Голубые мелководья Персидского залива сменяются красными песками Аравийской пустыни. Наши Каракумы в марте месяце покрыты изумрудным травяным покровом, здесь же - полная безжизненность. И как мираж в этом пустынном мире, возникает зеленый оазис. Совершенно белые башни и купола кажутся сахарными. Медленно подкатываем к рафинадному аэропорту. У трапа военный с крохотным, на его огромном животе, автоматом наперевес, обыскивает каждого подходящего рабочего из персонала. Джихад на арабском востоке, заставляет принимать такие меры предосторожности. При выходе из самолета, обрушивается волна знакомых запахов. Запах июльского Ташкента - утренняя прохлада, смоченная влагой искусственного орошения, готовая взорваться полуденной жарой. А ведь март месяц. Зимы здесь, похоже, не бывает. Ровными ступеньками подстрижен кустарник, грациозны раскинувшиеся веером кокосовые пальмы. Интерьер зала ожидания просто шокирует. Конечно, я слышал про легкие арабские нефтедоллары, но до сих пор арабский мир представлялся мне караваном верблюдов с босыми погонщиками на горячем песке. Здесь же, здание аэровокзала отделано с такой европейской элегантностью и одновременно шиком, что невольно думаешь - куда я попал? Не менее изысканно одет и персонал. И это не “потемкинская деревня”. На пособие по безработице здесь простой араб может содержать семью из нескольких жен и многочисленных детей.

У нас час свободного времени, и народ разбредается по шопам - кто просто поглазеть, кто - чего купить. Мы со Стасом Крыловым выполняем задание руководителя экспедиции - покупаем 30 бутылок шотландского виски. Стас заведует финансами экспедиции, и эта миссия поручена ему. По словам Димы - спиртное здесь чрезвычайно дешевое, брать же из России - значит увеличивать вес багажа. Алкоголь же, нам необходим в профилактических и медицинских целях.

На посадке Анну Акинину, единственную из пассажиров, обыскивают бдительные арабы. Вспоминаю похожую историю с ней в Шереметьево. Вот ведь террорист Иван Помидоров. Чем-то она привлекает службы безопасности. Анна - единственная женщина в нашей экспедиции, сегодня - сильнейшая из альпинисток Томска. Но на зарплату преподавателя техникума ей бы конечно никуда не уехать, если бы не помощь генерального спонсора. А упорства и энтузиазма ей не занимать.

Снова взлет. Пустыня под крылом сменяется сильно изрезанными формами нагорья с позабытым мною названием. Видны редкие пятна селений и поблескивающие речушки. Ближе к берегу горы выполаживаются. И вот, сперва узкой полоской на горизонте, скорее угадываемый, чем видимый, затем заполнивший все обозримое пространство, возникает великий Индийский океан. Берег азиатского континента исчезает далеко на севере, и уже ничто не возмущает его строгое голубое однообразие. Совсем скоро мы окажемся на другом берегу океана, в далекой и загадочной стране Непал, лежащей где-то высоко под облаками, в Гималаях - обители снегов.

Стюардессы разносят обед. Он не в пример внутренним линиям богаче. Как дополнение к обеду - джус со льдом, баночное пиво, лимонад, красное и белое вино. После ланча народ оживился. Началось употребление более крепких напитков.

Я беседую с Богомоловым и москвичкой Наташей. От нее узнаю, что муж занимается туристским бизнесом, что позволяет ей такие экзотические путешествия как треккинг в Непале. Впрочем, это неудивительно - у Натальи альпинистское прошлое. В Катманду ее встретит наш известный горовосходитель Анатолий Букреев, с ним она собирается побродить по Непалу. Затем, Толик уедет работать гидом в экспедиции на Эверест, а ее с собой не берет, потому что экспедиция коммерческая, и нужно заплатить 18000 $, которых муж не зарабатывает. Тут у меня с ней вышел спор о месте женщины в альпинизме, после которого мы остались с полярными взглядами на этот вопрос.

Большая часть нашей команды, в это время, объединила свои усилия в развеселом проведении полета с компанией московских коммерсантов. Песни под гитару уже напоминали конкурс “Кто громче”, и добропорядочные пассажиры покинули наш салон, в том числе и Богомолов.

Далеко на севере повисла облачность. Влажный воздух с Индийского океана, охлаждаясь на склонах Гималаев и Гиндукуша, образует эти облака. Где-то там высится западный страж Гималаев, гроза немецких экспедиций 30-х - восьмитысячник Нанга-Парбат (8126 м.). Внизу уже четко видно линию берега полуострова Индостан. Через 30 минут пролетим над Бомбеем. Здравствуй Индия - страна древних философий и загадочных традиций. Сколько месяцев плыл к тебе Васко-да-Гама, нам же достаточно нескольких часов.

На подлете к Гималаям попадаем в непроницаемую вату кучевых облаков. Грозные гиганты где-то рядом, мы их чувствуем, но не видим. Самолет, проваливаясь в воздушные ямы, пошел на снижение. В разрывах облачности появилась густо заселенная долина Катманду, совсем рядом замелькали знаменитые террасовые поля, своеобразные непальские домики, зелень садов. Лайнер мягко приземлился на полосу, вызвав аплодисменты пассажиров. В иллюминатор вижу первого непальца. Это полицейский. Смуглый и худощавый, как и все представители этого народа, он одет в аккуратную голубую рубашку, белую портупею и малиновый берет.

Веселая компания томичей вываливает из самолета и направляется в здание аэровокзала. Заполнение таможенной декларации вызывает некоторые трудности из-за незнания английского, а большей частью благодаря состоянию участников в разной степени подпития, в связи с чем одна комичная ситуация сменяет другую, вызывая смех окружающей публики. Вот и Дима с Башкировым. Чтобы добраться до гостиницы, они наняли три легковушки. Дима состоянием участников просто шокирован.

Вывожу из здания аэропорта тележку с экспедиционным барахлом. Тут же попадаю в окружение горлопанящих на ломаном английском носильщиков. Насколько я понимаю, они предлагают помощь. Не успеваю ничего ответить, как тележка в миг оказывается пустой. Что-то делать бесполезно - их слишком много. Однако думаю, недосчитается экспедиция пары баулов. Но сомнения мои были напрасны. Традиции этого народа, внутренняя культура и философия ненасилия, индуистская вера не позволяют им жить нечестно (в чем пришлось убедиться не раз). Народ, стоящий по уровню жизни значительно ниже иных просвещенных европейцев, и обладающий более высокой нравственностью. Конечно, бывают и исключения - в семье не без урода. Однако исключения, скорее подтверждают правило. Но именно из-за них, нам и пришлось впоследствии пострадать.

Легковушка лихо выносит нас, кажется на встречную полосу, по которой несется огромный грузовик. В последний момент успеваю сообразить, что катастрофы не произойдет - здесь движение левостороннее, как и в соседней Индии. Дороги заполнены велорикшами и старыми, изрядно потрепанными японскими автомобилями. Выделяются мощные индийские грузовики “Тата”. Каждый разукрашен, как новогодняя елка, иные - настоящее произведение искусства. Но эти дизельные мастодонты создают страшный грохот и чад, отчего Катманду, еще 35 лет назад не знавший автомобиля, окутан постоянной дымкой смога. После широкого проспекта у королевского дворца попадаем на узкие кривые улочки туристского района Тамэл. Вот и наша гостиница - “Sherpa Guest House”. Двухместные номера с душем и туалетом. По уровню обслуживания - это трехзвездочный отель. Хозяин гостиницы, привлекая русских туристов, берет с нас небольшую плату - 3 $ с человека в день. Очень скромно (по российским меркам). Размещаемся со Стасом в 403 номере. С дороги душ, затем обильный ужин в тибетском ресторане, расположенном на первом этаже. Громадный круглый стол, где помещаются все тринадцать мемберов (так англоязычно называют в Непале членов экспедиций). Перед ужином - краткий спич Башкирова, из которого узнаем, что изнеженный европейский желудок не приспособлен к защите от местных паразитов, и помочь здесь может только умеренное потребление крепких напитков перед едой, а также возможно более острая пища. Но, несмотря на все меры, по причинам вышеизложенным, из состава экспедиций обычно выпадает до 30 % участников.

Тибетская национальная кухня очень своеобразна и, похоже, ресторан заимствует часть гастрономии из других стран. На первое - суп с сыром или грибами (маашрум суп). Первое ставят в чашках, напоминающих среднеазиатские пиалы. На второе заказываем мясо или рыбу. На большом блюде подают громадный шмат, обложенный свежими и жареными овощами. Для любителей экзотики - кати или момо. Это что-то напоминающее манты или пельмени; кати - жареные, момо - на пару. Но гвоздь программы, безусловно, фирменное блюдо ресторана - патете салат. Всего-навсего картофельный салат, но какой замечательно вкусный. Законы страны запрещают распитие крепких напитков в ресторанах, из алкоголя можно заказать только пиво. Но спиртное можно купить в соседнем магазинчике. Любопытная деталь: название самой популярной местной водки - “Мирнов”. Вот, наверное, не думал Петр Смирнов, что в далекой азиатской стране устроят такой плагиат известному названию любимого национального напитка. Кстати, если приобретаешь этот продукт объемом в литр и более, тебе выдают сувенир - фирменный стакан, кепку или майку. С пивом система другая. На обратной стороне крышки пишется энная сумма, либо нарисован какой-либо из вышеупомянутых предметов. Вот такой приз в каждой, примерно, пятой бутылке. Пиво очень приличного качества производят по лицензиям известных фирм: “Туборг”, “Сан-Мигель” и “Айсберг” в больших 0,7 л. бутылках. Но, конечно, главная экзотика нашего стола - курящиеся синим невесомым дымком, сандаловые палочки. Запах этих и прочих благовоний придает неповторимый и ни с чем не сравнимый оттенок гамме запахов непальской столицы. Этот запах, мы увезем с собой и, при случае, сандал будет возвращать нас своим необычным ароматом из снежной Сибири в далекий сказочный мир гималайского королевства.

Трапезу временами прерывает появление соотечественников, оказавшихся по тем или иным причинам на этой благословенной земле.

Первым - знакомый по Иныльчеку-92 Казбек Хамицаев - лидер Североосетинской экспедиции на Эверест. Маршрут они выбрали классический - с севера по СВ гребню. И хотя это уже территория Китая, заезжать все же удобнее через Непал. Осетины застряли в Катманду, ждут обещанный кислород из Москвы. Финансирование у них - не в пример нашему (наши финансовые аппетиты раз в пятнадцать скромнее). Национальный престиж на Северном Кавказе - гораздо более весомая вещь, чем в какой-то российской области. Мы на Родине – пасынки, Осетия же, стремится заявить о себе на весь мир. Хороших высотников там не много, но большие деньги позволяют взять в команду сильных легионеров. Попал в их число и Сергей Богомолов.

Следующими гостями были российские вертолетчики, работающие в Непале по контракту. С этими ребятами мы летали еще в горах Памира. Они отличные пилоты, прекрасно знают условия полетов в высокогорье, и с ними у нас связаны определенные надежды. Дело в том, что для заброски экспедиционных грузов в базовый лагерь, нужно перетащить по крутым горным тропам несколько тонн снаряжения. Участникам экспедиции это непосильная задача и для решения проблемы организуется караван из местных носильщиков. Занятие это долгое, хлопотное и скандальное. Добиться же разрешения Непальского правительства на использование вертолета (как давно принято в наших горах) весьма непросто. Ведь носильщики экспедиций как-то решают проблему занятости населения, стоящую в стране очень остро. Остается надеяться, что вертолетчики здесь уже свои люди, и вопрос этот решат. В таком случае у нас значительно упростится транспортный этап.

За месяцы работы в Непале вертолетчики соскучились по соотечественникам, и теперь увозят на УАЗике часть нашей команды в путешествие по ночному Катманду, с последующим банкетом. Прочая же компания (куда вхожу и я), отправляется в пешеходную прогулку по туристскому району Тамэл.

Ночной Катманду ошеломляет своей красочностью и необычностью. Впечатления не успевают усвоиться в моей голове, как их тут же захлестывают новые: велорикши, мастерские прямо на улицу, бесконечный ряд магазинчиков со всевозможным пестрым товаром, уличные торговцы, возникающие на каждом шагу с неизменным “Sear, please”. Атмосфера радушия и гостеприимства, даже не смотря на назойливость торговцев, которым (проинструктированные Бочковым) каждый раз отвечаем “No”. И в тоже время ужасающая нищета, грязь, узкие улочки, попрошайки. Но доброжелательные, неизменно улыбающиеся лица: “please, Sear”.

Утром персонал гостиницы удивил меня русскими фразами, произносимыми почти без акцента. Это сказываются уроки русского, полученные ими от Людмилы - жены Бочкова (она пробудет с нами в Непале еще несколько дней, помогая в организации экспедиции). Интересно, что у непальцев удивительная, врожденная способность к иностранным языкам. К концу нашего мероприятия служащие гостиницы довольно легко освоили много русских слов, причем, с почти естественным произношением. Портье в гостинице я приучил подавать ключи от номера на русское “четыреста три”. Делает он это весьма забавно. Озабоченно переспрашивает: “Четыреста три?”, водит пальцем по связкам ключей, как будто считает, останавливается на нужном и подает мне с торжественной улыбкой. Создается впечатление, будто он уже освоил русские числительные.

После вчерашней ночи у многих мемберов неважное состояние. Слова Башкирова об умеренном потреблении спиртного перед едой, упали на благодатную почву. Некоторые участники переоценили свою меру, очевидно, испугавшись неведомых лямблий и неизлечимых гепатитов. Наш доктор приступил к исполнению своих непосредственных обязанностей.

Через два дня мы отправимся в курортное местечко Покхара на западе Непала - промежуточный пункт нашего дальнейшего пути. За это время Бочков с Башкировым завершат все организационные дела, а предоставленный непальской фирмой (обслуживающей экспедицию) повар, закупит необходимые продукты. Прочие же участники, пока посвящают время изучению коммерческой стороны непальской столицы.

Так как в Непале значительную часть дохода в национальную казну приносит иностранный туризм, этой сфере деятельности в стране уделяется повышенное внимание. Во всяком случае, большинство населения Катманду, так или иначе, связано с туристским сервисом. В туристских районах лавки со всевозможными сувенирами, вещами и снаряжением идут непрерывной чередой по узким улочкам кварталов. В домах третьей стены, выходящей на улицу, просто нет. Весь товар лицом. Очень много альпинистского снаряжения (чаще всего б/у). Поразило большое количество советского: воронежские ледорубы, карематы, свердловский титан. Таким образом предприимчивый отечественный брат-альпинист делает бизнес, и регулирует цены непальского рынка (говорят, на очень дорогой на западе титан, цены в Катманду упали в несколько раз). Стоимость “бэушного” и советского снаряжения, как правило, невысока, качественное же снаряжение будет подороже, чем в Москве. Особенно дорого хорошее железо. Поразили костюмы с надписью “Gore-Tex” стоимостью 20 - 40 $. В западных каталогах их цена отличается на порядок. Как пояснил Башкиров, это обычная плащевка, ничего общего не имеющая с всепогодной мембранной тканью “Gore-Tex”. Но в принципе, при достаточной настойчивости, можно подобрать любое снаряжение, удовлетворяющее запросам и возможностям. Из собственно же непальской продукции, очень дешевы шерстяные и ювелирные изделия.

Меня из всего этого торгового разнообразия больше всего заинтересовали книжные магазины. Всевозможной литературы по альпинизму здесь просто невероятное количество. Некоторые издания раритетные. Но вся полиграфия безумно дорога. Приличная книга стоит 20-40 $.

При покупке товара, как и во всякой азиатской стране, здесь принято торговаться. На различные сувенирные побрякушки цены можно снизить в несколько раз (например, на ножи кукри раз в 10). На прочие вещи и услуги процентов на 10-50. В государственных же супермаркетах цены фиксированные.

Под конец нашего пребывания в Катманду, вновь встретили соотечественников - группу туристов из Днепропетровска. Они ходили в самый популярный треккинг Катманду - Эверест. Разговорились с Владимиром Хитриковым. Это один из участников команды, прошедшей южную стену Лхоцзе (8515) - сложнейший альпинистский маршрут Гималаев. То восхождение 90-го года показало, что советская школа альпинизма является лучшей на планете. И наша экспедиция должна не уронить марку.

Закончены все дела в Катманду, и мы отправляемся в дальнейший путь. Хозяин гостиницы, по тибетскому обычаю, повязывает каждому на шею шелковый шарф. Этот древний ритуал символизирует пожелание доброго пути и благополучного возвращения. Большую часть багажа размещаем на крыше автобуса, под завязку забитого участниками и снаряжением. До свидания Катманду, мы вернемся сюда только через полтора месяца.

Утомительная десятичасовая дорога по гималайским серпантинам закончилась в просто райском уголке - городке Покхара. Такое впечатление произвел этот, лежащий в 100 километрах от индийской границы, популярный курорт. Аккуратные двухэтажные домики на берегу горного озера положительно контрастировали с тесными, многоэтажными, переполненными людьми улочками Катманду, вечно затянутыми дымкой смога. Вечерний ужин в открытом ресторане на берегу, это впечатление только усилил.

Утро открыло нам изумительную Мачапучаре (6900 м.) - красивейшую вершину Гималаев. Грациозные, стремительные формы напоминали космический корабль, вертикали отвесов пробуждали зуд в руках скалолаза. Достойная цель для любого альпиниста. Но, к сожалению, восхождения на эту гору запрещены по религиозным причинам. Единственный раз ее девственная неприкосновенность была осквернена в 1960 г. английскими альпинистами. Вслед за этим, по непонятному совпадению, случились различные природные катаклизмы, что привело к запрету восхождений на эту красавицу. Все же постараемся подобраться к ней поближе.

После завтрака, вчетвером отправляемся на маунтинбайках (взятых на прокат) в небольшое велопутешествие на перевал Дупла, откуда должен открываться великолепный вид на группу вершин массивов Даулагири и Аннапурна. Это и отличная точка для съемки красавицы Мачапучаре. Пятнадцать километров по шоссе заканчиваются у небольшого водопада, откуда уходит тропа экспедиций на Аннапурну. Отсюда пойдем на перевал и мы. Перепад 700 метров, довольно круто и велосипеды оставляем внизу. На пути к перевалу пришлось познакомиться с необычностью гималайских троп. На большей части дорога была выложена аккуратно подогнанными плитами, на резких подъемах выложены ступени - обычная горная тропа, каких я немало исходил в наших горах, но таких оцивилизованных встречать не доводилось. Люди живут в этих местах тысячелетия, и пути сообщения постарались сделать максимально удобными. Удивительно трудолюбивый народ, ведь такое строительство - титанический труд (а чего стоит возделывание террасовых полей), тем более что все это постоянно стремятся разрушить ежегодный летний муссон и довольно частые здесь землетрясения.

По пути нас прихватила гроза, основательно промочив. Но для людей, собирающихся подняться на Даулагири, это не самое большое испытание. Вот и перевал 1755 м., о чем нас извещает табличка. Прямо на седловине перевала расположено селение, далее тропа уходит по хребтам к южной стене Аннапурны. Башкиров побывал здесь три месяца назад. Прямо перед нами объект его декабрьского восхождения - семитысячник Аннапурна Южная. Маршрут, пройденный зимой, впечатляет. Впрочем, чему удивляться, Башкиров - один из сильнейших альпинистов России. Правее высится, прикрытая вуалью облаков, величественная Мачапучаре, на заднем плане - забор массива Аннапурна: Аннапурна II, III, IV, главную вершину Аннапурны закрывает Мачапучаре. На северо-западе открывается наша гора - Даулагири. Отсюда не различить деталей, но видно, что это гигант грандиозных размеров. Кстати, название вершины у нас всегда пишут неточно – “Дхаулагири”. Это, видимо, ошибка перевода с санскрита на европейские языки. Все непальцы произносят слово Даулагири без буквы “х” (уже, наверное, не одно тысячелетие), и образовано оно от слов “Даула” – белая и “гири” – гора. Я использую в своих описаниях местное название, не совсем привычное европейскому слуху. Это более этично, чем изменять традиционное название горы (водится такой грех за европейцами, взять, например, Чомолунгму – Эверест).

Возвращение занимает гораздо меньше времени, чем подъем на перевал. Пока доезжаем до гостиницы, мой и Башкировский велосипеды чуть ли не разваливаются на ходу. Нещадные условия эксплуатации убивают даже маунтинбайки.

Внизу уже определились некоторые частности дальнейшего путешествия. Башкиров и наш фотограф Слава Никитин отправляются в базовый лагерь на вертолете со всем экспедиционным имуществом. Остальной состав экспедиции завтра добирается на автобусе до Баглунга - конечного пункта автодороги. От Баглунга начинается пешая часть (треккинг) - несколько дней пути до базового лагеря по долине реки Миягди.

Утром усаживаемся в обычный рейсовый автобус, напоминающий наш ЛиАЗ. Располагаемся на сиденьях по двое. С удивлением вижу, что худенькие непальцы садятся втроем. Оказывается, на одно обычное автобусное сиденье продается три билета. Но к толстозадым “сэрам” ни у кого претензий нет. Здесь мы на положении белых людей, а, кроме того, я уже упоминал о том, что это бесконфликтная нация.

Надо сказать, что автодорога, построенная в середине семидесятых по параллели через весь Непал, сильно сократила время путешествий (прежде экспедиции добирались до базовых лагерей месяцами). Дорога строилась усилиями развитых стран в качестве помощи ООН. Есть стокилометровый участок, построенный СССР. Наша страна развивала и экономику Непала, построив в 70-80-е табачную фабрику, завод примитивных сельхозорудий и еще что-то ликероводочное. Видимо, усилия эти были потрачены не напрасно, так как коммунистическая партия в Непале - одна из ведущих, а последние парламентские выборы даже выиграла. Правда, не совсем понятно, как у них коммунистический парламент сочетается с абсолютной монархией. Король Бирендра здесь на положении живого Владимира Ильича в годы развитого социализма в нашей стране. Кругом памятники исключительно королю, его же профиль на всех бумажных купюрах. Дома простых непальцев часто украшены одновременно портретами короля, Мао, Ленина и прочих марксистских вождей. Вот такие контрасты. Доводилось в Непале поспорить и с местными коммунистами. Пешая же дорога наша была расцвечена следами недавних выборов - эмблемами различных партий и лозунгами. Среди них заметное место занимали серп и молот.

Мы снова в дороге. Вновь горные серпантины с головокружительными пропастями и стремительными спусками. Через 4 часа прибываем в Баглунг. Пообедав, после торжественного объявления Димой начала экспедиции в 11.46, трогаемся в путь. Главными проводниками на этом этапе будут Дима Бочков и Володя Хилько, в прошлом году ездившие сюда на разведку.

От Баглунга крутой спуск к реке Кали-Гандаки. Эта река пробила громаднейшее ущелье через весь Гималайский хребет, ей мы обязаны шестикилометровым перепадом, образуемым между подножьем и вершиной Даулагири. Мощные темные волны оправдывают название - черная Гандаки. Выше по реке нам нужно дойти до населенного пункта Бени у слияния Кали-Гандаки с Миягди. Это довольно крупный, по непальским меркам, город, с обязательными в таком случае владениями короля.

Постепенно я оказался впереди нашей компании. Обогнал и носильщиков, переносящих завернутого в саван покойника. После этого у меня приключился с ними настоящий марафон. Ребята все попались шустрые, и я с трудом успевал убегать. Жутко не хотелось, чтобы покойник меня обгонял, было в этом что-то недоброе. Тут мои предчувствия, видимо, вошли в противоречие с местными приметами. И носильщики неслись быстрее пули. В конце концов, случился компромисс - я перешел Миягди по одному мосту, покойник - по другому. После “гонки преследования”, попутчики здорово от меня отстали. Долго загораю на берегу - тропическое солнце палит нещадно. Вода Миягди, текущая с высоких гор, резко контрастирует изумрудно-зеленым цветом с черной Кали-Гандаки. Нам предстоит пройти всю Миягди от устья до истока. От изнуряющих жарой пыльных улочек Бени, до, дающих начало этой реке, вечных снегов ледника Чонбардан. Сегодня, в первый день пути, идем до местечка с названием Татопани.

По дороге попадаются странные постаменты с выросшими из них деревьями. Это своеобразные кладбища. Покойников здесь кремируют, а пепел ссыпают в каменную яму. Когда яма заполняется - сажают дерево. Некоторым деревьям, судя по обхвату, может быть не одно тысячелетие. Особенно впечатляют шагающие деревья. Они пускают корни с верхних ветвей, как бы образуя несколько стволов. По пути попадаются также бананы, манго, бамбук и прочая флора с незнакомыми названиями.

Вот и Татопани. Уже в сумерках устраиваемся на ночлег в непальском доме.

Жилище непальцев представляет собой легкий двухэтажный домик. Очаг, расположенный на первом этаже, не имеет дымохода и на втором этаже, пока готовится пища, нам приходится перенести настоящую газовую атаку. Убранство дома чрезвычайно скромное. В комнате, где мы разместились, нет никакой мебели, кроме циновок. На первом этаже грубо сколоченные лавки и стол, несколько шкафчиков. Посуда, кованная из меди, имеет весьма почтенный вид. Похоже, она доставалась по наследству много веков. Но есть и современная пластиковая и алюминиевая.

После жаркой дороги плюхаюсь в бурлящие волны Миягди, ожидая ощутить острый ледяной холод горной реки. Но вода - на удивление теплая. Горные реки здесь в среднем течении успевают прогреваться.

На ужин подают неизменный далбат. Добавки его можно просить сколько угодно, причем бесплатно. Это традиционное непальское блюдо, состоящее из вареного риса и всевозможных острых приправ, как правило гороховых, отчего и название: дал - горох, бат - рис. Приправы ложатся отдельно и потребляются по вкусу. Некоторые довольно приятны, другие - кажутся непереносимыми. Но чем выше в горы, тем беднее население, тем меньше приправ. Скоро останутся только рис с горохом. В самых же верхних деревнях уже и рис - роскошь. Там заваривают в кипятке кукурузную муку грубого помола, добавляют соль и ячий жир. Продукт называется цзампа. Другое местное блюдо мы меж собой зовем поп-корном - это каленая на сковороде кукуруза. Популярен горох - мы пробовали что-то гороховое, с острым соусом карри. В остальном, вкусы населения не отличаются разнообразием. Мясо практически не едят. Раз мы попытались заказать рыбу - подали что-то чрезвычайно острое, напоминающее сушеного гольяна, стало ясно, что с рыбой у них тоже не очень. Одеваются непальцы просто. Одежда занашивается до последнего. Обувь - китайские шлепанцы. В основном же ходят босиком. Но, несмотря на, казалось бы, крайнюю, по нашим понятиям, степень нищеты, сами непальцы своею жизнью довольны. Оптимизм, жизнерадостность и приветливость этого народа просто поражает. Постоянно дружелюбные и улыбающиеся лица. Кажется, мы не встречали хмурого непальца. Ребятишки складывают ладошки лодочкой и произносят протяжно “Намасте-е”. Это и приветствие, и пожелание доброго пути одновременно.

Утром выходим без завтрака. Это стиль нашего руководства - начинать день натощак. Вновь горная тропинка тянется вдоль бесконечной череды непальских домиков. На карте они обозначены отдельными населенными пунктами, но ни о какой компактности тут нет и речи. Где начинается одна и кончается другая деревня - понять невозможно. Крупные населенные пункты узнаешь только по пестрым магазинчикам и более зажиточным домам в центре. Через четыре часа подходим к деревне, обозначенной на карте как Дарбанг. Видно большой висячий мост через Миягди, уводящий тропу на правый берег в сторону поселка Мури. По словам Димы, эта дорога удлиняет путь на целый день. По нашему берегу есть короткая тропа, но плохая - по ней ходят редко. Все же выбираем более короткую дорогу. К вечеру тропинка привела нас к реке. Ночевать в задымленных домах ни у кого нет большого желания, поэтому располагаемся на чистом речном песочке. Народ постепенно подтягивается. Сильно отстал только Док - так мы зовем нашего экспедиционного врача. Когда-то он тоже лазил по горам, но теперь 130 килограммов веса затрудняют для него хождение даже по обычной тропе. Излишний вес перегрузил коленные суставы, они воспалились, и теперь Док перемещается с трудом.

Чтобы не задерживать всю экспедицию, завтра с Доком остаются Володя Хилько и три наших экспедиционных непальца. Двое из них: повар Майла и его помощник “киченбой” Чонга, заведуют в экспедиции кухней. Третий - офицер связи Нетра. Должность эта нам в экспедиции не нужна, но таков порядок, определенный правительством Непала. Офицер исполняет роль ответственного товарища, наблюдает, как бы мемберы не нарушили какой непальский закон. Для нас это пара тысяч долларов лишних расходов, так как кроме содержания, мы обязаны, непонятно зачем, обеспечить его еще и высотным снаряжением. По заведенной традиции последнее, как правило, заменяется приличной денежной компенсацией. Все же, надо отдать должное, соглядатай нам достался не самый худший. Парень неприхотливый и не надоедливый. Мужественно вместе с нами он переносил все тяготы дальнего пути.

В силу вышеизложенных обстоятельств, пока экспедиция разделилась на три части. Передовая двойка, видимо, уже прилетела на вертолете в базовый лагерь, арьергард идет своим темпом, а основная часть выдвигается дальше.

Недалеко от нашей ночевки дорога забирается на головокружительный прижим, тропа на котором испорчена, видимо, зимним муссоном. Здесь начинается настоящий альпинизм, крадемся над грохочущей в сотне метров ниже Миягди, по крохотной полочке, под нависающими, откидывающими скалами. Двое непальцев, прибежавшие из соседней деревни, помогают нам пройти сложный участок. Каково, думаю, придется Доку?

Сразу за прижимом тропа разбегается на десяток мелких. Долго, разбившись на группы, бродим по склону среди террасовых полей и густого кустарника. Кое-кто даже занялся скалолазанием. Наконец, выбираемся на торную тропку. Здесь нам встретился участок пути, напоминающий знаменитые овринги Западного Памира. Тропа вилась по искусственным полочкам грандиозного отвеса, надстроенная где-то камнями, где-то деревянными мостками. После “головокружительного” этапа выходим на просторные террасы деревни с названием Кхибанг. Отсюда хорошо просматривается громадный заснеженный массив семитысячника Гурджи Химал. Очень интересная вершина, тем более что восхождений на нее, кажется, еще не было. Сразу за Кхибангом тропа проходит мимо красивого водопада, где встречаемся с Вовкой Соломатовым, который вчера опередил экспедицию на полдня, вызвав всеобщее беспокойство. После водопада, не желая больше блудить, пристраиваемся к группе “индейцев” (так кто-то из наших обозвал непальцев). По мосту перебираемся на правый берег. Отсюда, по словам Димы - прямая дорога до Богары - цели нашего сегодняшнего путешествия. Уходим со Стасом вперед. “Прямая дорога” вскоре исчезла в неизвестном направлении, и мы долго бродим по склону, пытаясь найти выход из какого-то заколдованного круга, временами занимаясь траволазаньем (лазанье по травянистым склонам крутизной 70-80). Все тщетно, во всех возможных направлениях тропа как в воду канула. Наконец, выбрались на какую-то козью стежку, которая привела нас к местным индейцам, ни слова не понимавшим по-английски. Переходя на язык жестов, показываем вверх по реке: “Богара - там?”. “Нет” - отвечают: “Там”, указывая прямо вверх, в направлении, на 90 отличном от возможного. Ну что мы, на небо лезем, что ли? Наконец, непальцы взялись проводить бестолковых “сэров” до тропы. Долго карабкаемся вверх по склону, и когда терпение наше уже начинает заканчиваться, выбираемся на искомую дорогу, бесконечной лестницей уходящей куда-то на головокружительную высоту. Вот уже и стены пошли, по которым искусно выложена камнями крохотная тропинка. Дело близится к вечеру, и утренний выход натощак вскорости грозит обернуться революцией в желудке. Наконец, километровый набор высоты заканчивается. С крохотной площадки далеко внизу видно обрушивающийся в бездну двухсотметровый водопад. Отсюда он кажется узкой струйкой, и только доносящийся со дна ущелья рев, свидетельствует о неукротимой силе падающей воды.

Совсем свечерело, когда мы добрались до Богары - последней, на пути в базовый лагерь, деревни. Высота 2700 м. Ночуем в местной школе, построенной из грубого камня, и накрытой черепицей из сланцевых плиток. Классы - это маленькие комнатки без окон, с несколькими деревянными скамейками. Перед школой - обязательный храм. Интересно, что, несмотря на нищету, к обучению детей в Непале отношение очень бережное. Внизу мы во множестве встречали ребятишек-школьников в чистой и аккуратной сине-белой форме, стекающихся на занятия к миссионерской школе в Дарбанге. Сама школа впечатлила своим очень шикарным по здешним меркам видом, современными спортивными площадками и теннисными кортами. Удивительно такое отношение к образованию еще и потому, что совсем недавно Непал жил по древним обычаям, дошедшим до нас из тьмы тысячелетий. Например, обычай сати был отменен королевским указом лишь в 1920 году, то есть мы, вполне возможно, встречали современников, видевших его своими глазами. Обряд сати заключался в том, что при смерти главы семьи, на погребальный костер вместе с ним живой шла и его супруга. Нам, с просвещенной европейской колокольни, трудно понять такие вещи, но обряды, складывающиеся тысячелетиями на этой земле, имели в древности исключительно практическую значимость, и были лишь суровой необходимостью. Как же Непал был далек от остальной цивилизации, если темные обычаи существовали здесь каких-то несколько десятков лет назад. Эти контрасты современного и невероятно древнего встречаются на каждом шагу. Наверное, трудно на Земле найти другое место, где ощущаешь себя в настолько далеком прошлом. В прошлом, которое было здесь всего лишь вчера.

Ночью пару раз просыпаюсь с бешено колотящимся сердцем. Сказывается высота и действие антибиотика, который Док мне прописал по случаю обнаружения “страшной” болезни, которую он называет непальский грипп. Скрытно действующий недуг обозначается только небольшим першением в горле, но убедительный Док заверил меня в необходимости медикаментозного воздействия.

Утреннее солнышко осветило в разрезе ущелья белый, заснеженный гребень. Это появились протяженные южные отроги Даулагири. С высокого взлета над деревней показалась и сама вершина, ее южная стена. По стене на Даулагири еще не было восхождений, хоть ее и пытались одолеть международная сборная Месснера по центру и команда югославов по правой части. Было бы интересно попытаться пройти эту стену, но наш состав такой сильный маршрут наверняка не потянет. Все мы впервые в Гималаях (кроме Башкирова), и лучше выбирать более реальные цели. Вот классика - оптимальный путь. Впрочем, будущее покажет. Пока же, нужно дойти до базового лагеря, до которого еще полтора дня пути.

Сразу за деревней тропа круто спускается вниз, местами чудом лепясь на почти отвесных скалах. Дальше населенных пунктов нет, хоть на карте и обозначено их еще с полдюжины. Но это всего лишь летовки пастухов. Типичная для гор высотная зональность, здесь представлена весьма необычно. Сейчас, например, вступаем в полосу реликтовых джунглей. Густая растительность, высокие деревья обвиты лианами, стволы снизу до верху покрыты мхами и лишайниками. Сыро и влажно. Мы будто попали в киплинговскую Индию, Дима эти места обозвал обезьяньими лесами. На подходе к Добангу и вправду повстречалась пара представителей этого отряда высших приматов. Добанг - чудесная поляна у слияния Миягди и Конобана. Здесь ущелье расширяется, и мрачные джунгли уступают место просто идиллическому пейзажу - высокие рододендровые деревья покрыты неправдоподобно огромными яркими цветами. Редко стоящие деревья и низкая, будто подстриженная трава делают это место похожим на парк. Тростниковая хижина, с журчащим посреди поляны ручейком, довершают картину. Ну, как не отдохнуть в таком месте? Располагаемся на обед. В находящейся неподалеку каменной стенке загона нахожу расколотую половину могильной плиты. Практичные местные жители философски относятся к смерти, и благоговение перед погребальными обрядами им чуждо. На плите написано пять фамилий, год и первая часть надписи “Dhaula...”. Судя по всему, плита имеет отношение к японской экспедиции, штурмовавшей семитысячник Даулагири IV, расположенный в ущелье Конобана. В свое время эта вершина заслужила прозвище горы-убийцы. С начала семидесятых, на нее пытались зайти альпинисты разных стран. Почти все экспедиции заканчивались несчастными случаями, пока, наконец, лет десять назад, вершина не сдалась японцам.

Пообедав, двигаемся дальше, увешенные приготовленной фототехникой. Дело в том, что Дима вечером очень колоритно рассказал нам про ужасное препятствие, лежащее впереди. Там лезть придется часа два по отвесной стене, где вправо обрывается бездонная пропасть, а влево уходит вверх бесконечная скала. На стене искусственно пробиты лунки, поросшие травой. Вот, только цепляясь за эту траву, и возможно преодолеть опасный участок. Довершался рассказ вовсе эмоциональной деталью. Когда в прошлом году Дима эту стену прошел, то от избытка впечатлений написал на ней все, что накопилось на душе, дабы снять психологическое напряжение. Народ - в ожидании встречи.

Через некоторое время достаточно безопасная тропа привела нас к реке. Ужасные стены мы где-то обошли стороной, а может, это Дима что-то напутал. Мост через Конобан представлял собой хлипкое сооружение, и переход через него, по эмоциональности, был какой-то заменой неведомой стене, тем более что вскорости по еще худшему мостику пришлось преодолевать и Миягди. Бешено клокотавшая, как в кипящем котле вода, не оставляла никаких сомнений в судьбе неосторожного путника, но все участники в достаточной степени обладали чувством равновесия, и обе переправы закончились благополучно. Немного погодя вспугнули целое стадо обезьян. Пытаясь сделать хороший кадр, я долго их преследовал, пока не загнал под обрыв. Деваться им было некуда, но фотографироваться наши дальние родственники упорно не желали, а только злобно ворчали почти по-человечески.

К вечеру обезьяньи леса сменила зона хвойной растительности. Мощные ели и сосны чем-то напоминали наш Алтай. Среди густого ельника мы и расположились на ночлег. Ночевать предстояло в своеобразной пещере под огромной каменюкой. То, что мы тут не первые гости, подтверждали сделанные на камне надписи. Какой-то итальянец, с запоминающейся фамилией Паоло Гандони, встречал здесь с подругой два последних Новых года.

На месте этой ночевки случился забавный розыгрыш. Дело в том, что днем, проходя бамбуковую рощу, мы с Димой и Стасом остановились нарезать вешки из бамбука. В тумане они помогут нам не сбиться с тропы на огромных снежных полях гигантской горы. Но простодушной Анне Дима рассказал, что мы заготавливаем побеги молодого бамбука по причине того, что продукты кончились и теперь переходим на подножный корм. “Побеги молодого бамбука” по твердости мало отличались от обычного дерева, но Анна абсолютно серьезно восприняла слова руководителя, и на ночевке упорно строгала бамбуковые прутья, отвечая на удивленные вопросы участников, что собирается готовить ужин. До каждого из мемберов скоро доходило, в чем тут дело, и все заговорщики понимающе соглашались с Анной, пока, наконец, подошедший Утешев, не объяснил ей, какую шутку с несъедобными палками над ней устроили.

Следующий день должен был стать последним в нашем треккинге. Сразу после ночевки вышли на первый снег. Это сохранившиеся летние снежники от зимних лавин. Местность все больше напоминает, что мы вступили в высокогорную зону: старые морены, снег, резкие взлеты тропы. Восходящее солнце контуром выделило огромную западную стену Даулагири. Гигантским черным треугольником она почти нависает над нами. Ищу глазами знакомые по фотографиям и описаниям маршруты.

Правый кант стены - это южный гребень - японский маршрут 80-го года. В свое время японцы несколько лет подряд пытались одолеть его, пока, наконец, им не улыбнулась удача, омраченная гибелью одного из восходителей. Вообще, японские экспедиции очень любят посещать район Даулагири, недаром на горе есть уже три японских маршрута. В силу национального характера эти экспедиции очень основательные, хорошо снаряженные и чрезвычайно упорные. Обычно они действуют в традиционном гималайском стиле, провешивая маршрут веревками снизу до верху; используют для обработки очень большое количество высотных носильщиков и применяют по надобности и без нее кислород. Так ходили на восьмитысячники в 50-е годы, теперь же такие восхождения великими достижениями считать не принято. Успех восхождения в большей степени должен определятся подготовкой альпиниста и мастерством, а не вкладыванием огромного количества сил и средств. Японские же экспедиции, напоминают массовые штурмы Эвереста китайцами в эпоху культурной революции, когда ради восхождения маленькой группы, на горе работала целая армия. Здесь, видимо, речь идет о различии азиатского и европейского менталитета. В европейском альпинизме более ценен индивидуализм, поэтому больший вес имеют экспедиции бескислородные, в альпийском стиле, небольшой группой. Именно так было пройдено в 88-м юго-западное ребро Даулагири, блестящее из тени южного гребня снежно-ледовыми пятнами. Причем, двое из троих восходителей были нашими альпинистами из Казахстана (Казбек Валиев и Юрий Моисеев). Тогда появление советских спортсменов в Гималаях было редкостью, и это восхождение подтвердило высокий класс отечественной школы альпинизма. Еще один маршрут - по центру западной стены был пройден казахстанской командой в 91-м. Объективности ради, надо сказать, что, пожалуй, это самый слабый маршрут западной стены. Собственно стены здесь примерно метров 500, остальная часть маршрута проходит по склонам, гребешкам и снежно-ледовому со скальными выходами рельефу. Более серьезное достижение - чехословацкие маршруты: 84-го года по изогнувшемуся желтым серпом контрфорсу в левой части стены; и сумасшедший по технической сложности маршрут по правой части. Правый маршрут - это три километра отвесных скал, практически не оставляющих места взгляду зацепиться за какую-нибудь заметную деталь рельефа. По словам Башкирова, чехословаки прошли его со второй попытки в конце восьмидесятых. Технически это, пожалуй, один из сложнейших маршрутов Гималаев. Левая граница стены - северо-западное ребро. Сложено оно мощными скальными бастионами и пройдено только в верхней части, от перемычки 7500.

Под этой вот западной стеной, на высоте 3700 м. нам и предстоит жить все время экспедиции, о чем поведал встретившийся в часе от бивуака Башкиров. Первоначально планируемые под базовый лагерь (Base camp или ВС) стоянки 4700, забраковали как возможное место посадки вертолетчики. О чем мы в последствие не жалели. Зима в высоких Гималаях задержалась нынче на месяц, и условия проживания на 4700 были бы просто кошмарными. Даже здесь, на высоте 3700 м. лежал полуметровый слой снега. Лагерь наш размещался на высокой террасе, на правом борту ущелья. Напротив, на противоположном берегу находилось традиционное место размещения стоянок на этой высоте - так называемый “итальянский лагерь”. Расположен он в более теплом углу, но наш выбор зависел от вертолетчиков, а потому ВС находится там, где высадка была более удобной. Впрочем, может это и к лучшему. Отходы цивилизации, остающиеся возле традиционных мест расположения базовых лагерей, создают очень неприглядную картину. Проблема мусорных гор, например, очень остро встала под Эверестом. Высокогорная природа чрезвычайно ранима, об экологии же Гималаев вспомнили лишь в последние годы. И наша задача, уходя отсюда, оставить первозданность места нашего размещения неизменной. А пока, нетронутый горный ландшафт окружает окрестности базового лагеря.

На Даулагири мы будем придерживаться традиционной гималайской тактики. Отличие ее от альпийской, применяемой в более низких горах, в том, что восхождение осуществляется в несколько этапов, называемых выходами. Поднимаясь в очередной выход на все большую высоту, мы будем в промежутках спускаться на отдых в базовый лагерь. Каждый выход устанавливаются высотные лагеря, расположенные последовательно по мере набора высоты. Пока планируем установить их на высотах 4700, 5800, 6600 и 7400. Возможно, придется установить и лагерь 7800. Последний лагерь называют штурмовым. Оттуда выходят налегке, поднимаясь до самой вершины. Вот таковы планы. Как все сложится на самом деле - одному Богу известно.

Мудреная система гималайской тактики была придумана специально для высотных восхождений. Таким образом, достигается постепенная адаптация организма к непривычным условиям высокогорья. Без подобной акклиматизации подъем на вершины превышающие 7000 м., почти невозможен.

До недавних пор восхождения выше 8000 м. часто осуществлялись с применением кислорода. Но в настоящее время, на так называемых “низких” восьмитысячниках (до 8200), кислород практически не используется. Обычно его применяют лишь на вершинах, превышающих 8500 м. В нашем случае высота вершины достигает лишь 8167 м., поэтому кислорода у нас минимальный запас (один баллон для медицинских целей, который будет использован только в экстремальной ситуации).

Закончились два дня, потраченные на обустройство базы и разборку снаряжения, и мы впервые выходим в высокогорную зону. В этот выход планируем дойти до места передового базового лагеря (английская аббревиатура АВС), расположенного на высоте 4700, и проложить дорогу через нижнюю часть ледопада, спускающегося с северо-восточного седла. Путь у нас не близкий. Чтобы добраться до начала маршрута, приходится обходить Даулагири практически кругом. Хоть это и очень трудоемко, я рад предоставляющейся возможности осмотреть гору со всех сторон. Такое редко случается в альпинистской практике. Обычно объект восхождения видишь только со стороны подъема. Здесь же иначе: Южную стену мы уже видели на треккинге; под Западной стоим лагерем; вдоль Северной подходим под маршрут; Восточная откроется, когда заберемся на северо-восточное седло. Получается разомкнутое кольцо, со всеми возможными ракурсами.

Подход под маршрут начинается со старой морены над базовым лагерем, острым гребешком упирающейся в стенку скального отрога. Отсюда тропа резко ныряет вправо, крутым осыпным склоном спускаясь прямо на дно узкого каньона, пропиленного Миягди в массиве Даулагири. Борта каньона, тянущегося километров пять, образуют здесь стены с перепадом высот до трех километров. Место это мы называем “щель”, настолько узок этот проход относительно высоты стен. На первом же участке щели возможны обвалы льда с западного плато Даулагири, расположенного где-то на высоте 6700 м. Обвалы эти опасны своей непредсказуемостью, мы не раз наблюдали их из лагеря. Причем масштаб лавины грандиозен - обрушиваются массы снега и льда объемом в тысячи кубических метров. Каждый раз, выбираясь на гигантский конус выноса, я не узнавал места, настолько менялся после обвала окружающий вид. Обход этого участка возможен в начале спуска с морены - траверсом обрывистого конгломератного склона, далее по полке прямо под стеной отрога, тем более что мы бы практически не теряли высоту. Но Башкиров, опасаясь камнепадов, этот путь забраковал, хотя, как потом оказалось, он был оптимальным. Но это стало ясно лишь с приходом швейцарской экспедиции, прибывшей на месяц позже. Пока же, мы здесь первопроходцы.

Щель привела нас к языку ледника Чонбардан. Выбираемся на правый борт, и пересекаем ледник в направлении на срединную морену. Отсюда ледник поворачивает на восток, огибая северо-западное ребро Даулагири. Местами видна старая тропа, чаще же, все засыпано снегом. Вскоре начинается хорошая метель. Видимость сильно ухудшается, и мы с трудом находим путь, обходя два небольших ледопада, образуемых перегибами ложа. Постепенно выходим на громадные снежные поля в верхней части ледника. Первый выход в высокогорье большинству дается тяжело - сказывается перебор в весе рюкзаков. Для первого раза он должен бы составлять не больше 15 кг. Мы же нагружены за 20. Через девять часов все окончательно выбились из сил и, не дойдя до места АВС полкилометра, останавливаемся на ночевку у здоровенной глыбы, громадным ориентиром торчащей посреди ледника.

Цирк ледника Чонбардан замкнут высокой стеной шести-семитысячников. Лишь в одном месте этот забор имеет явное понижение - между вершинами Тукчи и Зиты Чучура. Этот перевал 5100 м. открыла французская экспедиция 50-го года, и он имеет соответствующее название - French pass (французский перевал). Через этот перевал и расположенный за ним Tapa pass (5300м.), можно попасть в густонаселенную долину Кали-Гандаки. Там находится ближайшая к нам деревня, со странным для Непала названием Марфа. Дойти туда проблематично из-за очень высоких снежных перевалов, поэтому треккинг вокруг Даулагири - не особенно популярный туристский маршрут, тем более что он достаточно продолжителен - 23 дня. Все же в апреле несколько туристских групп прошли этим путем. Своей заорганизованностью эти походы напоминали наши плановые туристские маршруты. Как правило, большую часть груза несут на себе наемные портеры, часто клиенты идут только с фотоаппаратами. Кроме этого, к их услугам 1-2 гида и повар с киченбоем. Но случались и исключения. Как-то пришлось обедать с двумя восточными немцами. Парни шли вдвоем, и все добро тащили сами, с нами ели из одного котелка и не отказывались от растворимого кофе. Слишком же цивильные туристы, бывало, относились к нам с откровенным снобизмом. И это было непривычно. В горах в любом путешественнике видишь в чем-то близкую тебе душу. Хотя, наверное, все зависит от культуры, чванство не имеет национально-профессиональных различий.

Ночь на высоте мало кому принесла облегчение. Утром с трудом собираем четверку для обработки ледопада. Руководителем, конечно Башкиров. Нижняя ступень ледопада имеет перепад метров 400 и со стороны выглядит грозно, не даром ее боялись экспедиции 50-х. С места нашей ночевки видно начало маршрута этих экспедиций по северной стене - пологий контрфорс, оправленный с двух сторон мощными ледопадами. Верхняя часть отсюда не просматривается, но с противоположного борта было бы видно, что выбор пути слева ограничен обвалами висячего ледника с 7700, и приводит либо на перемычку 7400 северо-западного ребра (японский маршрут 82 года), либо на скальное ребро, получившее у экспедиций 50-х название “груша”. Правее “груши” два года назад поднялась на вершину команда Сергея Ефимова - очень неплохое восхождение в альпийском стиле, даже с учетом того, что Ефимовский маршрут по большей части совпадает с японским.

Торя тропу по заснеженному леднику, подбираемся под стену ледопада. Путь обхода этого препятствия предлагал встретившийся в Катманду Сергей Бершов - траверсом высоких снежных конусов по орографически левому борту ледопада. Команда Бершова именно так ходила на Даулагири прошлой осенью. Тогда семеро украинцев поднялись на вершину. Возможно, взошло бы и больше, но трагический срыв одной из двух женщин, побывавших на вершине, разрушил их дальнейшие планы. Внимательно разглядываем бершовский вариант. Склоны перегружены свежим снегом и явно лавиноопасны. Весной несколько иные условия восхождения, нежели осенью. Осенью часто наблюдается непродолжительный период более устойчивой погоды, недаром, по статистике последних лет, большинство восхождений на Даулагири приходится на осень. Весной же, нас преследовали ежедневные снегопады, причем, иногда наваливало по метру за раз. Из-за лавиноопасности склонов, придется идти прямо через ледопад. Снизу трудно разобрать - где там возможен проход среди громадных, высотой с многоэтажный дом, ледяных башен и стен. Пробуем по центру.

Среди ледопада попадаем в какое-то застывшее сказочное королевство. Громадные сераки, прозрачные стены в несколько метров толщиной, иглы, башни, пирамиды и прочие невероятные конструкции, замершие как по мановению волшебной палочки. Все это находится в состоянии неустойчивого равновесия и в любой момент может прийти в движение, обрушив на нас многотонные глыбы. Ледопад сейчас сильно заснежен, поэтому проходится без кошек. Система сераков и трещин логично приводит нас слева направо вверх на снежные конуса левого борта. По конусам набираем последние полсотни метров до широкого снежного плато 5100. Здесь складываем часть снаряжения. Задача выполнена, можно спускаться. Народ, оставшийся внизу, перетащил палатки на место стоянок 4700, и ушел в базовый лагерь. Нам четверым нужно спуститься в АВС и там переночевать.

Сверху хорошо просматривается путь, и в нижней части ледопада уходим правее первоначального варианта. Этот обход упрощает прохождение ледопада. Вот и палатки лагеря 4700. Ночь очень ветреная и холодная. Негостеприимна погода на этой высоте. Рано утром спешим в куда более приемлемые условия ВС.

Прошедший выход заставляет задуматься о такой вещи, как запас психологической устойчивости участников (очень важной на высотном восхождении, часто - определяющей). Дело здесь вот в чем. По своей природе Homo sapiens недалеко ушел от диких собратьев. Но если животные руководствуются в своих действиях лишь инстинктами, то человек, тем от них и отличается, что инстинктивные желания его регулируются морально-этическими нормами. Это похоже на геологическое устройство Земной коры: инстинкты - кристаллические коренные породы, горными хребтами пронизывающие нашу психику, и морально-культурный слой, мягкими осадочными отложениями цивилизованности заполняющий долины - образуют ровное поле. В обычных условиях повседневной жизни поверхность поля удерживает человека в рамках поведения, определяемого правилами цивилизованного общества. Но сильные внешние воздействия разрушают это поле, вымывая, прежде всего, мягкие морально-культурные отложения, сметая слой за слоем все, что заложено в нас цивилизацией, и обнажая коренные инстинкты. Таким внешним воздействием может быть стресс, усталость, алкоголь и прочие факторы нестабильности. Из-за действия таких факторов на мозг и, следовательно, психику, у человека с небольшим запасом психологической устойчивости теряются качества, заложенные цивилизацией. Где-то на уровне подсознания он возвращается в далекое первобытное прошлое, в те времена, когда выживание особи определялось простейшими инстинктами

В нашем случае “внешнее воздействие” - это целый комплекс факторов: прежде всего сильнейшая гипоксия (кислородное голодание, возникающее в высокогорье); неимоверные физические нагрузки; психологическое напряжение. В результате их действия неустойчивый человек становится раздражительным и нетерпимым к своим спутникам, срываясь по пустякам. В крайнем же случае, его поведение определяется элементарными инстинктами. В том числе - выжить любой ценой. Противостоять воздействию гипоксии можно, если имеешь хороший запас морально-культурного слоя, определяемого воспитанием и саморазвитием; если уровень психологической устойчивости позволяет быть выдержанным и терпимым даже в мелочах, несмотря на опустошающий мозг кислородный дефицит; если характера и воли достаточно, чтобы подавить природные чувства тогда, когда кажется, что внутри тебя не осталось ничего кроме животных желаний. При неразвитости этих качеств поведение человека, с высотой, все больше определяться инстинктами. Такое поведение, до поры до времени, отражается лишь мелкими конфликтами, экстремальные же ситуации - чреваты непредсказуемыми последствиями.

К сожалению, не все члены нашей экспедиции имеют достаточный уровень психологической устойчивости. И элементы инстинктивного поведения, у кое-кого, стали проявляться уже на такой незначительной высоте, как 5100. Что же будет дальше, ведь нам предстоит подняться на восемь тысяч? Что ожидать от неустойчивого участника за порогом восьмого километра, если у него не хватает запаса на 5000?

Не хотелось бы ходить в группе с подобным составом. Но, с другой стороны, отказ от восхождения в группе Башкирова делает шансы достижения вершины микроскопическими. Ведь, по словам того же Башкирова, из нашего состава поднимутся на Даулагири человека два-три. Видимо, это сам Башкиров и его группа. Здесь нет ничего предосудительного. В любой гималайской экспедиции, в результате работы на горе, определяются более сильные и подготовленные восходители. Они составляют штурмовую группу, которая и достигает вершины первой (если сумеет). Шансы остальных участников уменьшаются в геометрической прогрессии.

Неужели есть что-то, что может быть важнее подъема на вершину гималайского восьмитысячника - цели, к которой каждый из нас шел много лет? Той цели, о которой мы совсем недавно и не мечтали?

Как-то довелось прочитать литературное эссе одного толкового и наблюдательного мастера спорта по альпинизму. В нем автор разделил эволюцию выбора цели в альпинизме на три этапа. Первый - это когда восходителя интересует лишь категория маршрута, все равно с кем и куда, лишь бы закрыть нужную клетку. Второй - вас интересует не столько категория, сколько гора. Неважно, что это 2Б, зато это Эльбрус или Белуха. И третий и последний - когда категория и гора становятся вторичными по отношению к вопросу “с кем?”. Эта эволюция не всегда происходит с ростом спортивной квалификации. Есть и мастера спорта попадающие под первую категорию.

Что ж, видимо, я дорос в своем развитии до третьего уровня. Может быть, это будет не совсем красиво с моей стороны и не совсем верно в спортивном плане, но лучше быть в согласии со своим рассудком. В следующий выход я пойду с другой группой.

В базовом лагере нас радостно встречает эмоциональный Док. Одному ему известно чего стоили эти километры горных троп на негнущихся ногах. Лошадиные дозы антибиотиков и обезболивающие уколы помогли нашему мужественному целителю добраться до неблизкого ВС. Сейчас же он приступил к выполнению своих непосредственных обязанностей, производя медосмотр участников.

После посещения доктора мемберы становились грустными и начинали отбирать стандартами разнообразные лекарства. Я, ни сколько не сомневаясь в своем здоровье, опрометчиво объявил все лекарства вредными. Но наступило время медосмотра. Наш убедительный доктор не даром изучал гипноз и психотерапию. В конце осмотра я был уверен, что нет в экспедиции человека больнее меня, хоть и чувствовал себя в первом выходе, похоже, здоровее всех. Несколько поколебал мою уверенность хитрый доковский прибор для измерения давления. Этим прибором только что было определено давление у полудюжины участников. У меня же, стрелка на зеркальной шкале, не желала шевелиться ни в какую сторону. Наблюдательный пациент обратил на это внимание врача, в шутку предположив, что там нет батареек. Озадаченный доктор открыл заднюю крышку. Батарейки были, но эти элементы, судя по залившему их электролиту, не работали давным-давно. Нисколько не смутившись, Док выкинул батарейки и принялся измерять систолическое давление с помощью обычного прибора с грушей. На мою ненависть к лекарствам Док отреагировал неотразимым аргументом: “Хочешь подняться на гору?” - “Пей”. И я уныло побрел за своей дозой по стопам прочих болезных. По непонятному совпадению, всем больным Док прописал до безобразия одинаковый комплект таблеток, из чего можно было сделать вывод о странной однонаправленности болезней. Была в рекомендациях Дока и приятная строчка. Всем больным предписывалось исключить любые физические нагрузки на ближайшее время. Это чуть было не подорвало планы руководителя экспедиции, заключавшиеся в перетаскивании тяжеленных бревен и камней на обустройство лагеря. Возмущенный руководитель имел серьезные претензии к медицинской части экспедиции, но Док горой встал за пациентов. После чего всем участникам, не успевшим пройти медосмотр, руководством было запрещено посещать медицинскую палатку до окончания строительных работ. Больные же страдали за правое строительное дело лишь душой, очевидно, весьма неискренне сожалея о несправедливой дискриминации своего права на труд.

Закончились непродолжительные дни отдыха в Base camp, и мы снова выходим на обработку маршрута. В этот раз запланирован выход на северо-восточное седло 5800 с последующим подъемом по гребню до высоты 6200.

Подход до АВС не в пример легче, чем в первый раз. Сказывается акклиматизация, да и рюкзаки не такие загруженные. По утру, пока ночной мороз сковывает лед, нам нужно будет преодолеть ледопад. Пока же устраиваемся на ночевку в лагере 4700. Здесь, на правой береговой морене ледника, полно подготовленных под палатки площадок с ветрозащитными стенками. Есть и несколько буддистских ступ, выложенных из камней, с остатками истлевших молитвенных флажков.

Моя рокировка с группами несколько озадачила руководителя экспедиции, тем не менее, Дима не стал идти против моего желания. Бочков переходит в группу Башкирова, я же ухожу утром со второй группой, в этот раз выступающей первой.

Обработанный в предыдущий выход ледопад, позволил нам выйти на плато 5100 уже через три часа. Столь доброе начало послужило поводом для продолжительного двухчасового обеда. Это было промахом с нашей стороны, так как после двух часов погода неизбежно испортилась, и в пелене тумана видимость ограничилась двумя десятками метров. По хорошей погоде мы еще успели пройти плато, и взобраться по крутому снежно-ледовому склону на первый лоб, далее же предстояло выбирать путь только по наитию. Сразу при выходе на перегиб склона, идущий первым Хилый (таково обманчивое прозвище обладающего шварценеггеровскими пропорциями Володи Хилько), провалился в закрытую двухметровую трещину. Мощная снежная пробка просела вдоль трещины на несколько десятков метров, но к счастью, не обрушилась. Немедленно связываемся веревкой. Впередилежащий участок, был особенно пугающим. На протяжении двух километров склон перечеркнут лавинным следом грандиозных обвалов, с расположенных выше двух ледовых сбросов. Здесь, если ухнет что-то действительно серьезное, не поможет никакое мастерство.

Как ежики в тумане бродим по гигантскому лавинному следу, пытаясь не сбиться с верного направления. После небольшого, относительно ровного плато, снова выходим на склон, с все увеличивающийся крутизной. В это время наверху обвалился здоровенный кусок ледопада. Мурашки побежали по коже - мы еще не вышли из зоны действия обвалов - вполне может накрыть. Весь народ бросился влево, на безопасный снежный склон. Каждый прилагал все возможные усилия для того, чтобы быстрее уйти с опасного участка. Бешено бьющееся сердце выскакивало из груди, дыхание разрывало легкие бедным на кислород воздухом, но глубокий снег позволял перемещаться лишь со скоростью черепахи. Из-за перегиба склона, лавины не было видно, и лишь грозный рев обвалившейся массы льда, подгонял восходителей. Я находился по склону выше других и через десяток шагов увидел, что масштаб обвала и контруклон не позволят лавине накрыть нас. Остановившись, минут пять ловил сорванным дыханием редкие молекулы кислорода. Народ же, улепетывал добрую сотню метров, и после сумасшедшего спурта все попадали на снег, как рыбы, выброшенные на песок, полчаса после этого, не двигаясь с места.

Долго топчем снег, с догнавшим меня Хилым. Постепенно подтягивается и остальные участники. Где-то на 5700 склон перечеркнули грандиозные ледовые разломы. Сомнения закрались в мою душу - там ли идем? Все же со страховкой спускаемся на дно разлома и вылезаем на противоположный берег. Дальше снежный склон уходит небольшой крутизной в туманную бесконечность. Хилый предлагает дойти до перевала, но уже смеркается. В темноте и тумане можно запросто залезть в неведомые дебри, поэтому становимся на ночевку. У нас две палатки на шестерых и размещаемся с комфортом. На восхождении мы пользуемся двумя высотными палатками “Канченджанга” производства Солнечногорского завода. В свое время эти палатки были сконструированы свердловским альпинистом С.Ефимовым для второй советской гималайской экспедиции, и прекрасно зарекомендовали себя на высотных восхождениях. По сумме качеств: вес, вместимость, ветроустойчивость, обмерзаемость, прочность, требуемых от высотной палатки, - ей на сегодня нет равных. Тут ефимовская самоделка оказалась на порядок лучше западных аналогов. Но в нашей экспедиции все же найдется слабая сторона “Канченджанги” - плохая пожароустойчивость. В качестве печки мы используем бензиновые примуса “Шмель”. Известные нам типы газовых горелок, в условиях высотного восхождения, годятся лишь для разогрева головок “Шмелей”. Есть, правда, свой минус и у “Шмеля”. Время от времени они вспыхивают в самый ненужный момент. Но здесь играет роль скорее не конструктивный недостаток, а человеческий фактор.

Утро не принесло изменений в погоде. Также непрерывно валит снег. Наша палатка (Стас, Хилый и я) даже не пытается куда-то выходить. Утешев же, повел свой народ на улицу - развеяться. Но вернулись они очень быстро. Весь день валяемся в спальниках - это так называемая “отсидка”.

Снегопад закончился лишь к утру следующего дня. Снега навалило столько, что бредем, проваливаясь “по самое не могу”. Склон почти не имеет уклона и на этом громадном снежном плато, кажется, мы почти не движемся с места. Ориентиром служит лишь неровная цепочка следов, остающаяся позади. Понятно, куда швейцарцы в 60-м садили самолет. Тут приземлилась бы и эскадрилья. После двух часов тяжелой снежной пахоты, выходим на перевал.

Вправо от нас уходит снежно-ледовый северо-восточный гребень. Начинается он двумя громадными ледяными увалами, приводящими на высоту 6000. Оттуда, широкий снежный склон постепенно выкручивается и сужается, заканчиваясь ледовыми и скальными стенками на 7300-7400. Этот гребень - цель наших следующих выходов. Хотелось бы и нынче залезть повыше, но не дает погода. Выше 6000, на гребне свирепствует ветер. Громадные снежные флаги, срываемые им со склона, ни у кого не вызывают желания окунаться в это буйство стихии. Надо установить палатки, переночевать и сваливать вниз.

С перемычки открылся вид на восточную стену и юго-восточный гребень Даулагири. Очень протяженный, с крутыми скально-ледовыми склонами, гребень заслужил прозвище маршрута самоубийц. В 1969-м году там накрыло ледовым обвалом пятерых участников американской экспедиции. Затем дважды его пытались пройти японцы. Вторая попытка была относительно удачной - 5 восходителей зашло на вершину, живым спустился лишь один. Пространство между северо-восточным и юго-западными гребнями занимает отвес грандиозной восточной стены. Перепад стены сильно сокращает ледник восточного склона (собственно стена начинается только где-то с высоты 5500). По стене имеется один-единственный вариант возможного прохождения - снежный-ледовый контрфорсик, выходящий на СВ гребень в районе 7400. Маршрут этот относительно популярен, а первым его прошел поляк Кшиштоф Велицкий. Остальная стена не оставляет ни малейшей лазейки - все пробивается обвалами и камнепадами. Подход под стену сразу с востока невозможен. Там - непроходимый ледопад, остановивший еще экспедицию Эрцога. Пробираются под маршрут с севера, через северо-восточное седло, тем путем, которым поднялись и мы.

Вот так, путешествуя вокруг Даулагири, мы повидали все пути, приводящие к вершине. За 35 лет на нее зашло 170 восходителей. Из них 27 - из стран бывшего СССР. Уникальные маршруты, пройденные нашими альпинистами, я уже упоминал. Остается добавить, что по классике поднимались четыре экспедиции с участием наших соотечественников: в 91-м Дайнюс Макаускас, пропавший где-то на спуске с вершины; из участников красноярско-немецкой экспедиции 92-го года - пятеро красноярцев; на следующий год - трое латышей; прошлой осенью - украинская команда С.Бершова. В популярности среди отечественных альпинистов, Даулагири не уступает Эвересту. Теперь наш черед.

Спускаемся вниз. Бамбуковые вешки помогают находить правильную дорогу. На 5700 встречаем Башкирова. Несмотря на глубокий снег, остальная группа здорово от него отстала. Чтобы одному пахать такую целину, нужно иметь очень приличный запас здоровья. Глядя на Башкировскую комплекцию, никогда не подумаешь, что у него столько сил - работает как железная машина. Группа Башкирова, поднявшись на перевал, отроет снежную пещеру. Выходить на гребень им тоже не захочется. Мы же пока месим глубокий снег, вниз все же легче, чем вверх. Погода нас не балует разнообразием: после обеда - регулярные снегопады, это если хорошая. Когда плохая, то валит целый день, не прекращаясь. С таким количеством снега в горах я сталкиваюсь впервые - это особенность южных склонов Гималаев. Наши советские горы континентальные, поэтому малоснежны, здесь же - совсем рядом находится громадное зеркало испарения Индийского океана. Ветры переносят все эти испарения на континент, влажный воздух, столкнувшись с холодными Гималаями, конденсирует влагу и обрушивает ее затяжными снегопадами на высокогорье. Летом, когда приходит муссон, восхождения в Гималаях и вовсе нереальны - склоны сильно перегружены снегом, и лавины идут непрерывно, поэтому в Гималаи экспедиции отправляются в межмуссонный период весной или осенью, когда осадки минимальны. Правда, нам и эта минимальность кажется катастрофической. Недаром слово Гималаи в переводе с санскрита обозначает “обитель снегов”.

Глубокий снег заканчивается только где-то ближе к 4000. На поляне ВС даже показалась открытая земля. Потихоньку весна наступает и здесь.

Док не сидел в базовом лагере без дела - сложил каменку и по нашему возвращению устроил праздник души и тела. Дров хватает. С утра хорошенько протопим, поставим сверху палатку - будет замечательная баня. На возникающем после обеда ручье, соорудили запруду - получился маленький бассейн. Каменка за четыре часа топки хорошо прокаляется, и в течение первых двух часов дает добрый пар. Вот только улетучивается он через стенки палатки моментально. Впрочем, в походных условиях и это роскошь. В дальнейшем баня у нас станет регулярным событием. Привыкнут париться даже непальцы, никогда раньше не видевшие такое чудо.

Внизу долго не засиживаемся. Снова нам пора выходить в снег и холод высокогорья. В этот выход сформировалась новая группа: Башкиров, Хилый, Стас и я. Этим составом мы и будем ходить до самого последнего дня восхождения. Время от времени к нам будут добавляться другие участники. Нынче - Олег Новицкий.

Щель, лагерь 4700, ледопад, второй взлет. Вновь изнурительная тропежка в глубоком снегу. Послеобеденный снегопад застает нас на бесконечном пространстве перевального плато. Долго бродим среди гигантских трещин. Как-то определиться с направлением, в молоке снегопада невозможно. Чтобы не заблудится окончательно, останавливаемся и сидим на месте - может, развиднеется. Ночевка сейчас, в нашем положении нежелательна, все бивуачное снаряжение в лагере 5800. Выход один - роем пещеру в фирновой стенке трещины - как-нибудь ночь пересидим. Пока втроем ковырялись с пещерой, в снежной пелене появились окна. Башкиров и Хилый, пользуясь этими просветами, все же нашли лагерь. Готовим ужин. А неугомонный Башкиров прошел все плато в обратном направлении и проставил вешки.

Утром выходим на гребень. Здесь уже необходимы кошки. Открытые пятна льда вскоре сливаются в сплошной каток, но открытый лед все же лучше, чем изматывающий глубокий снег. Будем надеяться, что на гребне снега меньше - сильный ветер должен сдувать его в котловины. Однако теория не всегда согласуется с практикой. После ледяных увалов вновь пошел тяжелый снежный склон. Длительная тропежка позволила в этот день дойти только до 6300. Выход на 6600 откладываем на завтра.

Ночью у меня здорово разболелся зуб. “Баралгин” не особенно помогает, нужно терпеть. Утром погода вовсе испортилась. Все же за день доходим до высоты, ориентировочно 6600. Трещины, о которой говорил Бершов, не видать, но сегодня мы выше уже не пойдем - начинается гроза.

За день мою щеку разбарабанил флюс. У Башкирова есть антибиотик, но очень сильный (“цифлоцин”). По словам Володи, после его приема нужно будет идти только вниз. Ладно, думаю, завтра посмотрим.

Всю ночь меня мучили бессвязные кошмары. Несколько раз просыпался в поту и с бешено колотящимся сердцем. Это действует антибиотик.

Новый день начался сильнейшим ветром со снегом. Из палатки не высовываем носа. Иногда все же приходится выходить, откапываться - иначе моментально заносит сугроб.

На всю катушку мое лекарство заработало днем. После завтрака я стал куда-то уплывать, разговор как будто бы доносился из-за стены. Сколько мог, старался не показывать вида, но вскоре меня пробрал такой озноб, что трястись незаметно стало невозможно. Выходя на улицу, я не чувствовал равновесия - потеря координации - приходилось держаться за палатку. Но погода настолько скверная, что сегодня о спуске не может быть и речи. Я надеюсь, что отлежусь, Башкиров уверен в обратном. После обеда, все же немного оклемался.

Ближе к вечеру, за палаткой с удивлением услышали голоса. Это группа Димы Бочкова в такую бешеную круговерть сумела добраться до нас. Надо ставить вторую палатку. Совместными усилиями готовим площадку и кое-как устраиваемся. Ночью Башкиров дает команду спать сидя и без спальников. Такие предосторожности кажутся мне излишними, но Башкиров - командир. Это была самая тяжелая ночь за все время восхождения.

После ночевки, двое неважно себя чувствующих мемберов, уходят вниз; остальные собираются идти дальше. Я хочу попробовать подняться сколько смогу.

Наша четверка уходит первой. Каждый мой шаг требует значительных усилий. Если раньше я все время ходил где-то впереди, то теперь едва волочусь за группой. Временами встречаем старые перила. Они облегчают подъем, но чаще идем без них. Здесь уже по-настоящему круто. В конце концов, мужики набрали метров 300, я - на сотню метров меньше. На спуске встречаем вторую команду. Удивила Анна, оставившая далеко позади Диму с Утешевым. Есть женщины в русских селеньях.

В лагере 6600 Слава Никитин безуспешно пытается раскочегарить примус. Он, похоже, неважно себя чувствует, но держится молодцом.

Впереди - спуск по достаточно простому склону, во всяком случае, чтобы улететь - надо постараться. Но мои физические силы уже на пределе. Придется вылезать на морально-волевых. Иду, буквально выдавливая из себя каждый шаг. Отдых не помогает. Нужна только предельная концентрация. На ледяных увалах попадаю в туман. Здорово выручают, проставленные накануне вешки. Вот и пещера.

После ужина ухожу спать в палатку (в пещере слишком тесно). Это старая “Салева”, которую Башкиров называет палаткой Коли Черного. Внешний тент на ней настолько дряхлый, что того и гляди, расползется по швам. На погибель затащили ее на перевал, а зря, ведь на 4700 стоят три новеньких “Салевы”. Но всего не предусмотришь.

Ночью сильно саднит воспаленная гортань. Кроме того, во сне морально-волевые не действуют, и я чувствую себя совсем паршиво. Хорошо, что рядом никого нет. Скорее бы рассвет, работа заставит организм снова втянуться в процесс.

Снова топчем снег на бескрайнем плато перевала. В районе 5700 открылись здоровенные трещины, тут лучше бы с веревкой, но я буквально чувствую, куда не нужно ходить. Это, если хотите чутье, шестое чувство или интуиция. У зверей это чувство гораздо острее, чем у нас. Как-то на Алтае мы шли по страшно разорванному закрытому леднику, и наткнулись на свежий след барса. Нам было по пути, и след безошибочно провел нас мимо бездонных пропастей и ненадежных мостов.

Знакомой дорогой через ледопад спускаемся в АВС, и, не задерживаясь здесь, уходим в базовый лагерь. Последний взлет перед лагерем прохожу с тремя остановками. С грустью думаю о том, что в предыдущие разы забирался по этому склону почти бегом. Здорово меня съела болезнь. Нужно успеть восстановиться до следующего выхода - он может быть решающим. На вершине взлета меня поджидает Башкиров. Неужели я действительно так плохо выгляжу, что нужно провожать? Уже в лагере Док определил у меня воспаление надкостницы и еще чего-то жутко медицинское. Вот тебе и раз, а всего-то - зуб заболел. На высоте болезни развиваются совсем по другим законам, на порядок опережая их нормальное течение.

Для того чтобы быстро меня вылечить, Док применяет совсем уж ударную терапию: вкалывает в вену утром и вечером по 25 кубиков “цифлоцина”. Мероприятие это весьма кровавое. Дело в том, что шприцы у доктора максимум на 5 см³ и, чтобы ввести дозу, нужно перезаряжать шприц пять раз. Пока Док выдергивает шприц - я пытаюсь зажать иглу, что не всегда удается, и к концу каждой операции стол и руку мою заливает темная венозная кровь. Непальцы смотрят на все это с нескрываемым ужасом, а наиболее “кровожадные” мемберы прибегают с фотоаппаратами и кинокамерами. Отчего-то Док не решается просто вырвать зуб, и, слава Богу, так как в Томске мне потом удалят совсем другой. Ну что ж, Док - не стоматолог. Тем не менее, ударными дозами антибиотика воспаление, в основном, удалось снять.

После этого выхода у Дока целый лазарет: я с зубом; Дима с обмороженной ногой; Петров с геморроем; и Анна с Соломатовым, страдающие воспалением гортани, от чего Док мажет им горло керосином.

Что поделаешь - такова специфика высотного восхождения. Это как эксперимент: мы ставим организм в ненормальные условия существования - организм начинает сбоить в наиболее слабых местах. Там где тонко, там и рвется. Впрочем, высота - это не погибель какая-то, куда стремятся с непонятной целью разрушить свое здоровье. Бешеные нагрузки и действие высокогорных факторов выявляют минусы со здоровьем, одновременно излечивая их. Те внутренние резервы, которые включает организм, медицинским веником выметают болячки, чему немало способствует высокогорный климат. Ну а те, что не излечивает - обозначает (своеобразная ранняя диагностика). Чтобы поставить точку, вспомним, где у нас живут долгожители?

Однако, это все теория. А на практике, мне необходимо быть в форме через четыре дня. На это время у нас запланирован решающий штурмовой выход. По идее мы должны поставить третий лагерь на 7400, и, если позволит состояние склона, траверсом верхних ледниковых полей подойти под снежный кулуар, выводящий на вершину. Если же склоны сильно заснежены - подниматься по гребню, с установкой дополнительного лагеря 7800.

Перед выходом отмечаем День рождения Стаса Крылова. Очередной тост встречает салют обвалившегося ледопада.

Далее >>