Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Евгений Попов, г.Томск

В ГИМАЛАЯХ
Дхаулагири, 1995 год. Часть 2

Солнышко еще не успело согреть своими лучами оттаявшую поляну. Западная стена громадной тенью бережет нас от раннего рассвета. Но сумерки и утренний морозец не мешают собираться в дорогу. Снова первой уходит наша четверка, плюс добавились Соломатов с Петровым. В шутку говорю обеспокоенному Доку: “Береги себя” и ухожу в лагерь 4700. У меня было слишком мало времени, чтобы восстановиться, а самое главное, боюсь - как бы не случился рецидив. Но сомневаться поздно, нужно действовать. Мнительные участники редко доходят до вершины.

Еще издали я обратил внимание на то, что на месте АВС вижу Башкирова, но не вижу трех новеньких “Салев”. Поначалу это меня не слишком озадачило - мало ли какой зрительный эффект. Но, подойдя, к уставившемуся на меня зрачком видеокамеры Башкирову вплотную, палаток я так и не разглядел. Эх, “богоносный народец”, как неласково обозвал тебя Башкиров, что ж вы так испортили наше мнение о вашей честности и гостеприимстве. Как это ни печально, но весь наш передовой базовый лагерь, со всем снаряжением и имуществом, исчез в непонятном направлении.

За 45 лет, истекших со дня открытия непальских границ, страну посетили десятки, если не сотни, миллионов туристов. Этот благодатный край, где не водятся ползучие гады и вредные насекомые, где месяцами можно бродить по горам, не встречая никакого намека на грубость или хамство - мужчина ты или женщина, где путника встретят и приютят в каждом доме, где нет воров и бандитов, где приветливость и дружелюбие - норма жизни, привлек огромный поток цивилизованных туристов. Но вмести со всеми благами цивилизации пришли и ее пороки. В 70-е годы страну заполонили панки и хиппи, в 80-90-е наркоманы, благо опиум и марихуану можно купить в Катманду на каждом углу. Из соседней Индии пришли дешевые и малохудожественные кинофильмы, где кровь, насилие и преступления напиханы в невообразимом количестве. Нравственность и мораль этого уникального народа, под воздействием принесенной извне культуры, начинают меняться, и не всегда в лучшую сторону. За полстолетия Непал посетили тысячи альпинистских экспедиций, но такого, чтобы украли целый лагерь - еще не было. Печально входить в историю Непала первой обворованной экспедицией, но еще печальнее то, что теперь наше восхождение поставлено на грань срыва. Пропали палатки, пуховки, ледорубы, кошки, всевозможное личное снаряжение, и главное, пропало много вещей, без которых подняться на восьмитысячник просто невозможно.

Тщательно просчитав остатки, понимаем, что при имеющемся снаряжении, можно попробовать подняться на вершину группой 4-5 человек - не больше. Непростой моральный выбор - кому же уходить вниз, оставляет нашу четверку в постоянном составе. На 4700 уже не такие суровые условия, как месяц назад и можно переночевать без бивуачного снаряжения.

Рано поутру уходим в туманную неизвестность.

Прошедшую неделю в высокогорье буйствовала весна, и снег на ледопаде сильно стаял, мосты обрушились, в неожиданных местах открылись громадные трещины. У нас нет кошек и страховочного снаряжения, пока выкручиваемся как можем, за веревки придерживаемся только руками. В одном особо неприятном месте я чуть было не сыграл в трещину - выручила собранность и самообладание. Этот момент дал понять, насколько сейчас, в отсутствии страховочного снаряжения, важна предельная концентрация и трезвость самооценки.

Снег здорово подсел и на склонах выше ледопада. Нет той изнурительной тропежки, что была в предыдущие выходы. На перевал поднимаемся за пять часов. Пещера во время жаркой погоды сильно просела и позволяет забраться только ползком. Сначала пытаемся привести ее в порядок, но, поняв, что это бесполезная трата времени и сил, уходим ночевать в “палатку Коли Черного”. Ее подзавалило спрессовавшимся снегом и вчетвером размещаемся с трудом. Откапывать же - только окончательно разорвать тент. Впрочем, это не самая неудобная ночевка

Несмотря на ранний выход, подняться на 6600 до грозы не успеваем. Начинает щипаться атмосферное электричество и здорово задувает. С трудом находим свернутый лагерь. На бешеном ветру палатка в наших руках выгибается как дракон, по дугам бегут синие огоньки электрических разрядов, наэлектризованные волосы встают дыбом. Кое-как, прилагая все возможные усилия, устанавливаем палатку и забираемся внутрь. Завтра нам нужно выйти на 7400.

Вновь знакомый снежно-фирновый склон, то тут, то там встречаются вмороженные в лед разноцветные перила. Крутой скально-ледовый взлет приводит на относительно ровную площадку с двумя торчащими черенками лопат. Это стоянки 7050. Отсюда перила идут непрерывной ниткой до высоты 7200. Здесь также имеется площадка. Метрах в ста выше видны ледовые стенки. Довольно круто. Мы уже порядком устали и, не зная, что там за перегибом, лучше остановиться здесь. Расчищая площадку, обнаруживаем целый ворох разноцветных веревок и кислородный баллон советского производства. Им вполне могли пользоваться и иностранные альпинисты (так как наше кислородное оборудование считается лучшим в мире).

Пока здоровье меня не беспокоит, хотя, в сравнении с Башкировым, я, конечно, выгляжу значительно хуже. Башкиров с самого низу топает первым, почти не сменяясь. Правда, снега на склонах практически нет, но соревноваться с ним сейчас, из нас не сможет никто. Хотя, вообще говоря, спортивная форма на высоте во времени изменяется синусоидально. Сегодня ты на пике формы, завтра - спад и лидер меняется. Умение находится в нужной форме - в нужный момент и есть мастерство. Башкиров это делает лучше всех нас.

Утром снова в путь. Скоро под кошками заскрипел лед. Склон все круче, но подъем облегчают старые перила. В 20 метрах от гребня перила обрываются. Это самый сложный участок маршрута - 60 стенка. Натечный лед - твердый как скала. Мои неточенные “муравьевские” кошки лишь царапают его стеклянную поверхность. На таком льду главный специалист - Башкиров. Зимой он прошел 40 веревок льда на Южной Аннапурне. Здесь главная сложность в том, что лезть нужно на высоте 7300 м., где задыхаешься от любой нагрузки, а резкое движение может вызвать потерю сознания. У Башкирова отличные кошки “Гривел” и лед он проходит медленно, но уверенно, как танк.

Я пытаюсь вылезти, не снимая рюкзак. свой ледоруб отдал Башкирову, но подъем облегчит веревка. Делаю два шага и проскальзываю с небольшим маятником - кошки почти не цепляются за твердый лед. Эх, знал бы, что встретится такой участок - наточил бы кошки. На пяти моих предыдущих семитысячниках такой лед не попадался. Вот тебе и классический маршрут (5А по шатаевской классификации!?). Пытаюсь подняться повыше, кошки проскальзывают на каждый второй шаг. Скинул рукавички - чтобы лучше чувствовать веревку. Дыхание от нагрузки срывается, почти физически ощущаю, как беден кислородом воздух на такой высоте. Зря не снял рюкзак - так я, пожалуй, не вылезу. Вися на руках, пытаюсь восстановить дыхание. Эх, жумар бы сюда, или хотя бы схватывающий из репшнура. Самостраховки никакой, надолго ли меня хватит висеть на руках? Сейчас силы еще есть, но если поднимусь повыше, на спуск может не хватить. Вниз же лететь - два километра. Так лезть - неоправданный риск - лучше спуститься. Со всех сторон сыпятся советы. Сейчас, мужики, сами попробуете. Все, вниз. Рукавичек нет, и обледенелая веревка скользит по открытому телу, обжигая правую руку. Ну вот, теперь еще веревочный рубец останется. Но по другому не спустишься.

Долго не могу отдышаться.

Следующий - Стас. На первом же шаге у него слетает кошка. Сообща решаем, что лучше перевесить веревку, сделав горизонтальные перила. Так короче, и меньше нагрузка, чем когда лезешь вверх. По горизонтальным перилам перебрались Хилый и Стас, затем башкировский рюкзак, потом, со страховкой, я. Да, на таком склоне лучше бы подрубить ступеньки, или перевесить веревку ниже - там не так круто. Хотя, была бы самостраховка, можно было бы вылезти и здесь. Но в отсутствии сворованного снаряжения, придется думать - как сделать проще.

Еще полсотни метров набираем по правой стороне гребня. стоянки 7400 рядом и мы не слишком торопимся. Устанавливаем палатку на месте старой площадки, с остатками истерзанной ветром высотки. После напряженного ледового участка я здорово подсел - сказывается недавняя болезнь. Пока это заметно только мне самому, но завтра будет еще тяжелее. Завтра попробуем подняться на вершину.

Встаем в два часа ночи. Долго-долго собираемся. Выходим часов в пять. На улице морозно, но солнечное дыхание уже тронуло склоны. Прямо от палатки приходится лезть по очень жесткому снежно-ледовому взлету, со все увеличивающейся крутизной. Мы идем без веревки, поэтому здесь нужно быть предельно внимательным. В самом начале подъема у Стаса слетает кошка. Пока не страшно, но выше такой казус может стать роковым для любого из нас.

После напряженного подъема чуть-чуть расслабляемся на комбинированном гребне. Вверх уходят крутые скальные бастионы. От круглой каменюки, величиной с дом, просматривается траверс вправо по горизонтальной снежной полке. Очень глубокий снег заставляет опасаться лавин. Траверс заканчивается на крутом склоне. Уходить по этим полям вправо вверх (это самый короткий путь к вершине) - безумие. Склон просто заряжен лавинами. Можно попробовать подняться прямо вдоль скал.

Стас движется почти по грудь в свежем, пушистом снегу, разгребает его руками, а потом огромными шагами бьет ступеньки. За ним ползем мы с Хилым. Башкиров сказал, что дальше не пойдет, наблюдает за всем этим снизу, из-за скалы. За свою долгую альпинистскую жизнь он прошел четыре десятка шестерок и побывал в разных переделках: срывался, ломался, попадал в камнепад, его била шаровая молния, но ни разу он не попадал в лавины. И лавин боится просто ... чуть было не сказал “панически”. Через чур уж щепетильно он относится к снежным склонам, даже там, где это особо не требуется. Но сегодня снега действительно слишком много. Даже если сбросить со счетов лавинную опасность, едва ли мы сможем одолеть за день больше четырехсот метров. А набирать нужно вдвое больше.

Пройдя несколько десятков шагов, стоивших больших усилий, возвращаемся назад. На фирновом взлете у Башкирова, как и у Стаса, слетает кошка, о чем он извещает нас просто ужасным воплем. Хилый приходит на помощь. Неприятное место. Где-то здесь сорвалась осенью участница экспедиции Бершова.

Мне опять требуется концентрация воли, чтобы спуститься в палатку. Недовосстановившийся после болезни организм, слишком рано исчерпал физические ресурсы. Опять выручают морально-волевые.

В палатке разгорается жаркий спор - что делать дальше? Выбор невелик: либо идти наверх, либо спускаться вниз.

Если позволит снежная обстановка, вверх можно двигаться прямо по границе скал. За день надо постараться вылезти на перемычку 7800, и на другой день по гребню выходить на вершину. Так поднимались красноярцы. Но для этого снег либо должно подсадить солнце, либо сдуть со склона сильный ветер (иначе мы рискуем угодить в лавину). Судя же по тому, что снегопад продолжается, завтра наверх лучше не выходить, и сколько-то дней пересидеть в лагере, выжидая погоду. Но 7400 это не та высота, где можно сидеть бесконечно. Отдых здесь не восстанавливает силы. И отсиживаться можно лишь ограниченное время. Другой вариант - двигаться прямо по скальному гребню. Но такой путь может быть слишком сложен технически и наверняка займет несколько дней. У нас вторая ночевка. Больше четырех сидеть неразумно.

Непростая это гора Даулагири. В свое время Райнхольд Месснер поднялся на Даулагири лишь с третьей попытки. И если первая была, по до сих еще не пройденной Южной стене, то вторая неудача случилась на классике. Помешал все тот же глубокий снег.

У другого выдающегося восходителя современности Ежи Кукучки здесь так же были проблемы. И он поднимался классическим маршрутом, но зимой. На спуске альпинистов застигла темнота. напарник Кукучки - Анджей Чох был сильным альпинистом, но холодная ночевка зимой на 8000 оказалась губительной для него. Кукучка же, ниже схватил еще одну холодную. Поразительно, что он сумел спуститься живым.

Нам экстремальность восхождений Кукучки, вроде бы ни к чему. Лучше последовать примеру Месснера: глубокий снег - идем вниз (он-то, в отличие от Кукучки, до сих пор жив).

Но это все второстепенные аргументы. Главное - это то, что у остальных участников нет снаряжения для подъема выше 5800. И нам необходимо спускаться вниз для того, чтобы отдать пуховки и железо. Отсиживаясь же наверху, мы не даем подниматься выше другим.

Как не прикидывай, вариант один - спуск вниз. С другой стороны - это не конец света. После ночевок на 7400 все получат отличную акклиматизацию. Передохнем в базовом лагере - наберем хорошую физическую форму. Времени у нас еще больше двух недель, вполне достаточно, чтобы подняться на вершину всем, тем более, с отличной акклиматизацией. Еще одно соображение: сегодня 3 мая, а максимум восхождений весной приходится на 10-15 число. Объяснение здесь простое: в середине мая наступает новолуние, и перед этим обычно устанавливается хорошая погода.

Пока мужики спорят, я молчу. Для себя давно определился - нужно идти вниз. Кроме вышеизложенных тактических соображений, я знаю, что нахожусь не в самой оптимальной форме, и лично мне отдых в ВС не помешает.

В конце концов, все приходят к одному мнению - завтра спускаемся.

Снегопад продолжался всю ночь, снегу навалило - больше чем достаточно. На спуске утопаем в сугробах. Позавчерашнюю ледовую стенку обходим, спустившись по гребню на 50 метров ниже. Здесь комбинируем из старых веревок косой траверс на полторы веревки. Лед обходится в основном по снегу. Лишь короткий участок в несколько метров состоит из мягкого льда. Кроме того, крутизна склона не превышает 50 . По перилам спускаюсь “коромыслом” (в отсутствии снаряжения - это самый простой способ). На этом льду кошки держат надежно. Что за твердокаменный участок попался в прошлый раз? Ниже ледового участка веревки засыпаны снегом. Проваливаемся, чуть ли не по пояс. На 7200 Стас с Хилым пытаются состыковать две разные нитки перил. Все это сопровождается жутко неформальной лексикой. Анна ходит в другой группе, и никто не стесняется в выражении чувств. Под снегом цепляюсь кошкой за старую веревку и лечу вниз головой. Пока не набрал скорость, успеваю зарубиться. В свежем снегу это сделать не сложно.

В районе 7000 встречаем группу Утешева. Оказывается, подошла швейцарская экспедиция и частично выручила со снаряжением, особенно пуховым. Выясняем, что за история произошла с утешевцами внизу. С гребня мы наблюдали их на втором плато возле трещины (куда проваливался Хилый), в течение двух часов. Было не совсем понятно, что они там делают под нависшими ледопадами. Обычно все старались уйти с опасного места возможно скорее. Оказывается, при переправе через трещину, они уронили туда Анькин рюкзак. Переночевали в пещере и на следующий день лазили за рюкзаком. Трещина оказалась глубокой - за 40 метров.

Меняемся снаряжением и уходим дальше вниз. Группа Утешева идет на 7400. Снега много, но мы, спускаясь, только что пробили траншею.

Ниже 6600 еще одна встреча - команда Димы Бочкова. Нас окончательно “раздевают”, но это неважно, мы уже прошли все сложные участки и впереди только простой спуск до перемычки 5800.

Вечером в пещере, слушаем по связи разговор руководителей верхних групп. Утешев не советует Диме подниматься сразу с 6600 на 7400. Слишком глубокий снег и самого Утешева выручила только пробитая нами тропа. Логично предположить, что завтра Утешев спускаясь, протопчет дорогу Диминой группе. Все получат акклиматизацию на 7400 и в следующий выход смогут подняться на вершину. Но дальше Утешев предлагает иной путь. Он собирается подниматься выше, прихватив с собой палатку. Нас беспокоит, что подвижки промежуточных лагерей на обработанном маршруте, могут здорово изменить ситуацию к штурмовому выходу. Однако Утешев предполагает, что, возможно, завтра они придут к какому-то другому решению. На утро Утешев с Бочковым договариваются связаться, чтобы уточнить планы. Мы в разговор не вмешиваемся, надеясь на здравомыслие обоих - они опытные высотники.

После тяжелого выхода позволяем себе расслабиться - утром встаем поздно. Вновь все завалено снегом, но от 5700 идет хорошая тропа. Это постаралась швейцарская экспедиция. Экспедиция коммерческая и включает в состав десять альпинистов, с приличным гималайским опытом; штук пять подруг альпинистов; киногруппу итальянского телевидения и неизвестное количество высотных носильщиков шерпов. Сэры ходят в гору налегке, вся черновая работа - забота высотных носильщиков (тропа по которой мы спускаемся - так же их работа). Подготовлены швейцарцы весьма основательно. Только снаряжение экспедиции, забрасывало 127 портеров.

Швейцарцы прибыли на месяц позже нас, что позволило им избежать условий поздней зимы, в которые попали мы. Но наш валютный запас не позволяет такой роскоши, как обслуживание высотными носильщиками, всю работу на горе делаем сами, и сроки экспедиции от этого увеличиваются вдвое. Финансовый прессинг сказывается и на нашем питании. Даже надоевший всем до смерти далбат, заканчивается, и наш повар Майла отправился за рисом в ближайшую деревню. В отличие от нас, у швейцарцев с гастрономией все в порядке. Опытные гиды позволили им обойтись и без некоторых наших позиционных промахов: в начале “щели” тропа проложена по безопасной полке наверху каньона; трещину Хилого и весь предыдущий взлет они обошли слева; лагерь 5700 стоит не на ветреном перевале, а ниже, под защитой ледовой стенки.

Зима уже покидает высокие Гималаи и швейцарцы, воспользовавшись сегодняшними погодными условиями, обошли ледопад по “бершовскому” варианту. Мы пошли по этому пути после полудня и сразу же едва не попали в лавину. Она разбежалась по борту скального бастиона и прыгнула на нас сверху, как с трамплина (впервые наблюдаю лавину в таком ракурсе - снизу). Небо красиво расцвело снежными хлопьями, но нам не до эстетики, улепетываем так быстро, как можем. По этому варианту можно без риска идти только пока склоны не осветило солнце, инициирующее лавины - до 7.00. Опять лезем в ледопад.

Прежней ледовой дороги невозможно узнать - на ледопаде произошли активные подвижки. Наши веревки с красными карабинами “Иремель” виднеются где-то в глубине трещин. В одном месте мост настолько разрушился, что преодоление трещины вызывает некоторые затруднения. Похоже, еще день-два и прохождение ледопада будет серьезной альпинистской задачей.

На 4700 нас чаем встречают швейцарцы. К чаю подают рути - непальское блюдо, напоминающее хворост. Все это дело снимает на профессиональную камеру киногруппа, состоящая из трех человек. Они связаны между собой веревочками проводов, и ходят неразлучной компанией. Больше всего нас поразил в этой компании человек с микрофоном. Инструмент у него был просто огромным - метровой длины, еще и укутанный в ворсистую шубу. Базовый лагерь наши коллеги разместили там, где планировали вначале и мы - на 4700, под французским перевалом. Сейчас здесь уже весна. Лагерь красиво расцвечен буддистскими молитвенными флажками, натянутыми на шнурах через всю территорию ВС. Башкиров о чем-то длительно беседует со швейцарцами. Он занимается альпинизмом профессионально, и подавая себя в кинокамеру потенциальным клиентам, через чур разговорился. За это время все швейцарское угощение исчезло в бездонных желудках изголодавшихся компаньонов. Но пора и честь знать - спешим домой.

Вчера нашему доктору стукнуло 50. Грустным, наверное, был у Дока этот день - весь народ наверху, только трое непонимающих русский непальцев, и составляли компанию. Но сегодня мы спускаемся домой. Слава Никитин несет самый неординарный подарок - кусок скалы, который он отломил от горы. Камней и вокруг лагеря валяется видимо-невидимо, но для того чтобы “отломить кусок скалы” от Даулагири, нужно забраться довольно высоко. Мы же со Стасом, следуя нашей клубовской традиции, сочиняем в подарок песню - каждый свою. Песни нашего сентиментального доктора потом сильно растрогают.

Док встречает нас ящиком местного кукри-рома. Но ящик - это сильно сказано, объем бутылок - всего 0,25 л. Предприимчивое местное население принялось таскать подобный товар наверх, сразу после прихода швейцарцев. Стоит это добро раза в три дороже, чем внизу. Наш финансовый карман не позволяет такой роскоши, но хитрые непальцы оставляют ящик в общественной палатке - пусть полежит. Народ ходит - запинается, глядишь, и ящик опорожнился.

За время нашего отсутствия Док лазил по склонам вблизи лагеря и наткнулся на старую стоянку. Большего всего его поразила находка советского примуса и бутылок из-под такого же как у нас шотландского виски, купленного в Шардже. Опытный Майла сказал, что в 91-м здесь стояла русско-японская экспедиция. Это заявление меня сперва озадачило, потом понял, что речь идет о казахстанской команде. Казахов из экспедиции Майла воспринимал как японцев, другие азиаты по здешним горам не лазят.

Для того чтобы восстановиться, нам необходимо два-три дня. Отдых сопровождается ежедневной баней. Раздобревший после бани Башкиров, щедрою рукой покупает на всех три ящика “Туборга”. “Какая же баня без пива?” - вопрошает он.

Вернувшийся снизу Майла, потчует всех неизменным далбатом. Наши финансы тянут только на такой стол, но повар разнообразит его, как может. К чаю, он печет вкусные лепешки чапати из пресного теста. Семечки нам заменяет местный поп корн - каленая кукуруза. Раньше Майла и горячее приносил в спальник, будя по утрам вопросом: “Sear, Tee? Cafe?” Но неприхотливые русские, быстро отучили от английского “кофе в постель”, собираясь по утрам у теплой кухни, еще до планируемой им побудки. Вообще, о наших поварах нужно сказать только добрые слова. Они беспрекословно выполняли любую работу, которую на них взваливали сэры, неважно, касалось ли это их непосредственных обязанностей. Надо - и Майла бежал с корзиной в нижние деревни - пополнить запас продовольствия, или шел по надобностям экспедиции через два пятитысячных перевала в соседнее ущелье. Остающийся один киченбой Чонга, без всяких вопросов выполнял работу за двоих. Между тем, заплату они получат фиксированную и не от нас, а от непальской фирмы, принимающей экспедицию. Правда, самоотверженность их не совсем бескорыстна. Работа в экспедиции - очень денежная по местным меркам служба, и непальцы дорожат своим местом. Но, не смотря на все оговорки, парни оставили о себе доброе впечатление своей неприхотливостью и постоянной готовностью выполнить любое дело.

Возвращение наших с горы, непонятно затянулось. 9 мая выходим наверх. Дым от костра из зеленых арчовых веток провожает в дорогу. Каждый раз, когда выходит группа, Майла повторяет этот ритуал, оберегая нас от высокогорных напастей. Пусть духи гор позаботятся о нашей безопасности. Все мы достаточно отдохнули (даже слегка через чур), на горе оборудована цепочка промежуточных лагерей 5800-6600-7400, акклиматизация у нас отличная, перед новолунием должна установится погода. Теперь налегке быстро поднимемся в штурмовой лагерь, где уже вряд ли что-то может помешать нам подняться на вершину. Все же, на всякий случай, захватили палатку Хилого - мало ли что.

На леднике встречаем Олега Новицкого. От него последние новости.

На запланированную утреннюю связь Утешев не вышел. Уходя в неизвестность, Димина группа забрала с собой палатку с 6600, и теперь она стоит на 7050. Группа Утешева откликнулась на вечерней связи. Они сделали неудачную попытку подняться на вершину и, насколько мы поняли, договорились с Бочковым, что утром спускаются вниз. Бочков же со своими, выходит на 7400. Утром Олег, через час после выхода, повернул назад, и как дело обернулось дальше - он не знает. В любом случае, для Олега эта экспедиция уже закончилась. Слишком мало времени осталось для еще одной попытки. А жаль.

К обеду приходим в АВС. Башкирова опять интервьюируют киношники. С продуктами у нас напряженка, но выручают швейцарцы. Они же, вечером приглашают нас на саммит (попросту говоря - дружеский ужин). Швейцарский стол мог удовлетворить любого гурмана, тем более наши, давно соскучившиеся по нормальной пище, желудки. Перед ужином я произношу по-немецки краткую речь с вручением вымпела нашей экспедиции. На этом торжественная часть заканчивается, и все приступают к трапезе и дружескому общению. Оказалось, что в экспедиции участвуют и немцы с австрийцами. Башкиров, дважды бывавший в Австрии, находит среди собеседников одного знакомого по тем давним поездкам. Тут и вовсе наступает Freundschaft. Не совсем кстати, Башкиров по-английски сообщает этой немецкоязычной сборной, что в России сегодня празднуют 50-летие Победы. До тех никак не доходит, о каком празднике идет речь. Уже на немецком объясняю, что 50 лет назад закончилась II Мировая война. Тут я совершаю историческую ошибку, но не говорить же в гостях у немцев, что 50 лет назад мы их победили. Вечер заканчивается совместным фотографированием и обменом адресами.

Отходя ко сну, размышляем о том, что неплохие ребята эти швейцарцы. Одно огорчает - у нас нет связи с остальными нашими группами, и что происходит наверху - можем только догадываться. Швейцарцы говорят, что часов в пять вечера наблюдали в оптику спускающуюся по склону фигурку человека. Шел он откуда-то сверху. Но почему один?

Ночью случился хороший снегопад, и выходить на “бершовскоий” вариант мы не рискуем. Ледопад же, требует серьезной обработки, что слишком обременительно, поэтому весь день сидим в АВС. Утром у швейцарцев спустился с маршрута, отсутствовавший вчера, руководитель экспедиции Норберт, и Башкиров, ходивший к соседям смотреть в подзорную трубу, получил от того хорошую выволочку:

“Вы зачем приехали в Гималаи? Что вы делаете здесь, если не умеете ходить в горы? На восьмитысячнике нельзя неделю сидеть на горе выше 7500. Здесь свои законы восхождения. И у вашей группы наверху, наверняка все закончится одним-двумя трупами. Зачем только такие бездари приезжают в Гималаи?”

Весь этот обвинительный монолог снимали на камеру киношники и Башкиров страшно огорчен возможным появлением такой мощной антирекламы в западных альпинистских кругах. Профессиональный альпинизм - хлеб Башкирова, а, получив такую отповедь, вряд ли можно рассчитывать на поток клиентов. Незаслуженно обиженный Башкиров, совершенно мрачный, на весь день спрятался в палатке.

После вчерашнего дружеского саммита, речь Норберта - как ушат холодной воды. Самое обидное то, что Норберт, по сути, прав. Нет, мы конечно далеки от мысли, что там дело закончится трупами. Это он утрирует. При должной подготовке, выше 7500 можно прожить и две-три недели, но тактически это неразумно. Человеческий организм способен самовосстанавливаться лишь до высоты 5500. Поэтому и базовые лагеря экспедиций ставят ниже этой отметки. Длительное же пребывание человека выше 5500 невозможно. И чем выше поднимаешься, тем меньше времени тебе отпускается природой. Различные функции постепенно начинают расстраиваться, организм постоянно работает на пределе, не восстанавливая силы даже во сне. Именно поэтому мы вынуждены после каждого выхода спускаться в ВС. Это полностью релаксирует организм и способствует акклиматизации. На высотах же выше 7000 работа идет только на износ. У каждого - свой предел, но силы любого человека, с каждой последующей ночевкой, неизбежно тают. Между тем, к этим привычным сложностям высокогорья, которые мы еще можем просчитать, могут добавиться экстремальные - снежная буря, резкое понижение температуры, сильный ветер. Это обычное свойство природы на таких высотах и окна хорошей погоды - это, чаще, ненормальное состояние атмосферы. Именно поэтому, главное тактическое правило высотного альпинизма таково: всегда оставлять разумный запас сил на случай непредвиденного развития событий. Если тебе повезет, ты можешь подняться на вершину и на пределе, но любая экстремальная ситуация будет, в таком случае, непреодолимой. Дай Бог, чтобы у наших не случилось подобного катаклизма, иначе, вполне возможен вариант Норберта. Слишком много времени провела группа Утешева на большой высоте. Утешев - опытный высотник и нам не совсем понятно, чего он высиживает на горе? Непонятно это и Норберту.

Пока загораем внизу, наблюдаем за верхними склонами. Часов в десять утра, на самом верхнем поле, появилось две спускающиеся фигурки. В хорошем темпе они пересекли крутой лавиноопасный склон и исчезли за перегибом. Похоже, наши перенесли штурмовой лагерь на 7600-7700. По крайней мере, так оценил Башкиров. Но где же остальные? Должно быть пятеро. Наконец, с разрывом, примерно в час, одна за другой показалось еще три фигурки. Движутся очень медленно и с частыми остановками. Лавиноопасность склона не способствует таким длительным задержкам, видимо, ребята идут на пределе. Башкиров охарактеризовал ситуацию так: “вперед топтать тропу ушла самая сильная двойка, дальше поползли умирающие”. Знал бы Башкиров, насколько действительность была далека от его предположений - сильно бы удивился. Но пока, нам остается только гадать.

Ближе к вечеру из-за перевала пришли шерпы швейцарской экспедиции. Для нас принесли сообщение из полицейского участка: “Воры пойманы, имущество найдено”. Для опознания имущества предлагалось прибыть в Марфу руководителю экспедиции и офицеру связи. В случае неявки в течение трех дней, все имущество переходит в собственность непальского правительства. Последнее нас здорово озадачило. Дима на горе, а Нетра уже полторы недели как в Бени. Путь неблизкий для обоих и раньше чем через неделю вряд ли реален. Но после выяснения всех нюансов, выяснилось, что в Марфу достаточно прибыть любому мемберу и непальцу из состава экспедиции. Решение простое: поднявшийся с нами Док, уходит с сообщением в ВС; а оттуда Олег и Майла через два пятитысячных перевала идут в Марфу. Наши планы на завтра не меняются.

В шесть утра выходим на “бершовский” вариант. Отличная акклиматизация позволяет дойти до перевала за три с половиной часа. Почти у пещеры встречаем Утешева с Петровым. Оказывается, вчера четверка наших зашла на вершину! Это Вовка Соломатов, Анна Акинина, Юрий Утешев и Дима Бочков. Ладно, подробности внизу, внизу и поздравления (по суеверной альпинистской традиции поздравления откладываются до возвращения с горы). Но если первая двойка ночевала в пещере, то остальная группа сейчас где-то в районе 7050. Утром Утешев связывался с ними по рации, и сейчас сообщил сильно озадачившее нас известие. Сегодня на 7050 вспыхнул примус, и палатка почти полностью сгорела. Подгорела и часть вещей.

Времени 10.00. На 5800 останавливаться не имеет смысла. Но куда же нам идти дальше? Лучше всего было бы дойти до 6600, но лагерь оттуда перемещен на 7050. Теперь и он сгорел. Следующий лагерь - штурмовой. По словам Утешева, он был расположен на 7700, но Дима собирался перенести палатку ниже. Эта путаница с лагерями заставляет задуматься. Ну, хорошо, даже если на маршруте не осталось лагерей в рабочем состоянии (это крайний вариант), то - что мы имеем? Палатка у нас есть, примус можем взять в пещере, карематов и спальников должно хватить. При сегодняшней акклиматизации, можно было бы идти в альпийском стиле. Сейчас хватит здоровья и на это, но некоторая поспешность и непродуманность тактики, заставляет нас излишне нервничать. Пока же принимаем следующий план: Башкиров и Хилый идут до 6300-6400 и устанавливают палатку. Мы со Стасом дожидаемся спускающуюся группу, надо все же уточнить, что мы берем с собой из пещеры? А между делом, я сушу на жарком высокогорном солнышке промоченный спальник.

Затянувшееся восхождение отняло у народа слишком много сил. Даже, не столько физических, сколько психических. Длительное воздействие гипоксии на мозг сказывается на качестве принятия элементарных решений. Отсюда и пожар в палатке. Надо отдать народу должное, они сделали все, что было в их физических силах и даже немного больше для достижения вершины, но на спуске у них возник определенный дефицит правильности действий, обусловленный усталостью организма от недельного сидения на большой высоте.

Первой к пещере спускается Анна. Она выглядит свежее других. Мне приходилось с Анной и прежде участвовать в высотных экспедициях, я знал, что она отличается жуткой настойчивостью, но не мог и представить, что она окажется здоровее всех мужиков в своей группе. По крайней мере, по сравнению с мужиками, она выглядит так, будто и не было у нее недельного пребывания на 7-8 километровой высоте и тяжелого восхождения на не самый простой восьмитысячник. Ее выносливости хватает еще и на то, чтобы стандартами глотать “баралгин”. Она блондинка и ее кожа не выносит действия жесткого ультрафиолета, обрушивающегося на нас в условиях больших высот, а лучевые ожоги очень болезненны. Помниться, на своем первом семитысячнике, я так же пренебрег кремами, и жестоко потом страдал от ожогов. Лицо, буквально обуглилось. Помочь здесь мог только солнцезащитный крем. Забывчивость Анны в этом вопросе – также следствие длительного воздействия гипоксии.

Дело близится к вечеру, снизу потянуло туман, а остальных восходителей все нет. Этак мы попадем в какую-нибудь непогодь, чего доброго. Забираем спальник с примусом и уходим со Стасом вверх. За перегибом встречаем Диму. На спуске он пересчитал все имущество высотных лагерей. Это очень важно, теперь у нас есть четкое представление о том, что имеем. Дима - единственный участник третьей группы, сумевший подняться на вершину. Судя по первым выходам, я бы и не подумал, что у него больше сил, чем у его компаньонов. Но не даром в Томске говорят, что Бочков двужильный. От Димы так же получаем консультации по маршруту восхождения. Единственная странность - в описаниях Утешева, Анны и Димы не стыкуются данные по времени, причем разбег в несколько часов. Но все же, кое в чем их рекомендации нам в дальнейшем помогут.

Последним нам встречается Вовка Соломатов. Видно, что идет только на морально-волевых. То, что Вовка сумел подняться на восьмитысячник - очень серьезный его личный успех. Дался он ему предельным напряжением, и сейчас Володя идет почти на автопилоте. На спуске он не дойдет до АВС несколько сот метров. Достанет коврик и упадет без сил прямо на тропе.

Непогодь, все же сумела нас зацепить. К палатке доходим, когда занялась порядочная вьюга. Вечером обсуждаем дальнейшие планы. По словам Димы, штурмовой лагерь они спустили до высоты 7450. Дойти туда за день с 6400, мы, пожалуй, сможем, но на следующий день нужно будет выходить возможно раньше, т.е. подъем предстоит в 2-3 часа ночи, и хотелось бы иметь некоторый запас времени для отдыха. Поэтому завтра идем только до 7050. На другой день, не напрягаясь, поднимемся в штурмовой лагерь. Останется время, чтобы выспаться.

Следующие два дня все случилось, как по расписанию. Незнакомыми для нас оказались лишь последние 50 метров. Наши, по какой-то причине, здесь не стали обходить нижний бастион по снежной полке, а пошли прямо по скальному гребню. Несколько метров пришлось лезть даже через небольшое нависание. Я, до этого места, напахался на протяженном снежном участке, и прохождение нависания заняло у меня больше времени, чем надо бы. В условиях, практически тропосферы, после каждого движения приходится долго восстанавливать дыхание. Но на скалах я всегда чувствую себя уверенно, это как любимый школьный предмет. А при надобности, можно придержаться за старую веревку. Конечно, проще было обойти все по снегу, но мы привязаны к маршруту спускающейся группы - где-то выше они оставили имущество штурмового лагеря.

После косого траверса большой снежной полки, находим засыпанную снегом палатку, под живописно нависающей скалой. На палатку Хилый наткнулся чисто интуитивно. Сказывается многолетний опыт - палатка должна была стоять здесь, это наиболее удобное место. Удобную площадку сделать не удается, но это самое лучшее место под палатку. Спать ложимся рано - вставать придется в два часа ночи.

Утром опять долгие сборы. Выходим в 3.20. Темнота на улице почти кромешная. Кошки застегиваю на ощупь. Здоровенная Доковская пуховка, на мне выглядит как пальто - до колен. Ну, пошли вверх.

Сменяясь, поднимаемся вдоль скал, громадным темным пятном нависающих над нами слева. Свет далеких созвездий отражается от белой простыни снежного склона, которую штопает кривая стежка нашей тропы. Лесенка следов медленно, но уверенно карабкается прямо вверх. Часов в пять утра, холодина наступает такая, что начинают подмерзать ноги. Чтобы не обморозиться, постоянно шевелю пальцами. Я знаю, где у меня порог обмораживаемости и сейчас, чувствуется, еще есть запас. Встанет солнышко - будет теплее.

Вот и рассвет. Чтобы обойти очередной скальный выступ, нужно забирать далеко влево. Но так мы сильно удлиним себе путь, и Башкиров решает траверсировать склон в противоположную сторону. Крутизна склона предполагает риск подрезать лавину. Стоявшая последние дни солнечная погода, должна была подсадить свежий снег, но в таких условиях возможно образование снежной доски (корки наста, лежащей на непрочном основании). Строчка следов поперек склона может сорвать эту доску, а вместе с ней и неосторожных восходителей. Здесь нужно надеяться только на чутье.

Ухожу вправо, аккуратно пробуя снег. Иду как минер, каждым движением буквально чувствуя склон. Пять шагов, десять, двадцать. Нет, здесь доска не пойдет. Этот снег, будет держать. Оборачиваюсь. Башкиров так и стоит у безопасных скал, не решаясь идти за мной. Иду один до середины склона, пока меня догоняет остальная группа. Все же, здесь нельзя задерживаться. Сменяясь, возможно быстрее проходим опасный участок. Вот и скальная гряда. Можно перевести дух.

Дальше склон средней крутизны уходит все так же вправо вверх, заканчиваясь взлетом скально-снежного гребня. На гребне выделяются три возвышения, но которое из них вершина - понять с этого ракурса невозможно. Бершов советовал идти до третьего кулуара. Однако здесь, при желании, их можно насчитать любое количество. Вспоминаю Анькин рассказ про полностью снежный кулуар. Под это определение подходит только один. Траверсируем склон в его направлении. Высота за восемь тысяч и каждый шаг дается невероятно тяжело. Идем, сменяясь через тридцать шагов. Снег по колено.

Останавливаемся передохнуть, один неутомимый Башкиров продолжает путь. Да, засиживаться некогда - пора идти. Топаем за ним. Вот и кулуар. Очень круто. Башкиров опять опасается лавины и рискованно крадется где-то по границе снега и скал. На середине кулуара я выхожу вперед, сразу приняв вправо на снег. Снег надежный, в нем хорошо формуются ступени после одного-двух ударов носком ботинка. Ближе к гребню склон выкручивается до такой степени, что я начинаю сомневаться в альпинистской аксиоме, что снежный склон не может быть круче 60 . Похоже, подветренная сторона и вогнутость кулуара способствуют формированию снежного покрова большей крутизны. Анна даже говорила об абсолютно вертикальном кулуаре, но это все же преувеличение.

На выходе из кулуара небольшой карнизик. Срубаю его двумя взмахами ледоруба. Теперь нужно встать повыше и воткнуть ледоруб подальше за перегиб. Перевалившись через край, встаю на колени. Близко к обрыву стоять не хочется, но я не могу подняться с колен, пока не сделаю несколько глубоких вздохов. Недостаток кислорода сильно ограничивает диапазон возможных действий, каждое значительное физическое усилие сопровождается длительной паузой на восстановление дыхания. Встаю, оглядываюсь. Башкиров полагал, что вершина находится справа от кулуара, но туда уходит, понижаясь, западный гребень, слева же, в 50 метрах, находится скалистое возвышение. Пойду к нему. Кошки непривычно, после недель снега и льда, цокают по желтым скальным плитам. Звук какой-то необычный, как будто я иду по пустой комнате. Плотность воздуха на этой высоте снижена в два раза, и звуковые колебания распространяются иначе, чем внизу.

Скалистое возвышение - это не вершина. До вершины еще 50 метров по гребню и метров семь по вертикали. Видно, что сразу за ней начинает снижаться карнизный восточный гребень.

Дохожу до каменистой площадки, являющейся высшей точкой. Вгоняю в снег ледоруб.

Все. Вершина.

Чувства переполняют меня, но мысли вяжет дефицит кислорода. Чтобы думать, приходится совершать почти физическое усилие. Ощущение такое, будто мозг обложен ватой, сквозь которую пробиваются лишь обрывки мыслей. Оглядываюсь вокруг.

На север свисает небольшой карниз. Ниже хорошо видно цепочку наших следов, перечеркнувшую склон. Еще дальше обрывается ледяным срезом плато 7700, откуда на ледник Чонбардан сыпятся глыбы льда и каменные обломки. Вершинки, ограничивающие ледник с севера, выглядят совсем крошечными, хоть и превышают 6000 м. над уровнем моря. И даже массив Даулагири II, III, V (7750) не производит впечатления гиганта. Левее расположены вершины Конобанского ущелья. Доминирует, конечно, знаменитая Даулагири IV - гора-убийца. Простых путей на нее не видно. Черные контрфорсы горы подчеркнуты траурно белыми кулуарами. Дальше на запад, все скрывает плотная пелена облачности. Лишь совсем у линии горизонта просматривается значительное снежное поднятие. Это Каракорум - высочайшие горы Земли. По средней высоте с ними не сравняться даже Гималаи. Где-то там высится вторая вершина планеты и, пожалуй, самая технически сложная из высочайших гор Земли - труднодоступная Чогори или, как чаще ее называют альпинисты - К-2. На юго-запад от вершины снежной полоской уходит протяженное Западное плато. В ту сторону оно обрывается отвесом стены, нависающей над нашим базовым лагерем. Далее глубокий провал южного гребня отделяет от Даулагири шеститысячники Джирбанг и Манапати. Обе белоснежные вершины прячутся сильно изрезанными гребнями в вуали облаков. Расположенная на юге долина и вовсе не просматривается. Облачность, повисшая на высоте 6500, плотным одеялом укутывает подножия. Разрывается она лишь над долиной Кали-Гандаки, зелеными травянистыми склонами кажущейся чем-то потусторонним, в этом безжизненном царстве камня, снега и льда. На противоположной стороне долины встают скальные стены массива Нилгири, почти достигающего 7000 метров. Над Нилгири гигантской лопатой навис громадный гребень вершины Аннапурна (8091). Если Даулагири смотрится со стороны отдельным пиком, то Аннапурна - это длинный гребень без заметных повышений на нем. Лишь самое западное возвышение выделяется черным скальным зубом. Его так и называют: Фанг - Зуб Аннапурны. Башкиров четыре года назад ходил на Аннапурну по маршруту Боннингтона, с юга. В нашу же сторону, массив обращен западной стеной. Где-то довелось прочитать, что эта стена является одной из альпинистских проблем Гималаев. Черные контрфорсы, наклоненные вправо, производят впечатление, но логичных путей восхождения по ним, я не вижу. За гребнем массива главной Аннапурны накладываются друг на друга абсолютно самостоятельные вершины Аннапурна II, III, IV. Из-за наложения сложно разобрать их по отдельности, но крутой профиль черной северной стены, похоже, относится к Аннапурне II. стена очень крутая и она должна представлять интерес для альпинистов, тем более что Аннапурна II (7984) - самый высокий из семитысячников Гималаев. Восточнее, вату облаков прорывает островерхий массив еще одного восьмитысячника - Манаслу. Очень негостеприимна эта гора к восходителям с территорий постсоветского пространства. Дважды за последние 5 лет там случались серьезные трагедии. Пять альпинистов навсегда остались лежать где-то высоко над облаками. Мне хотелось бы разглядеть и, находящиеся далеко за Манаслу - Шиша-Пангму, Чо-Ойю и Чомолунгму, но слишком далекая перспектива затрудняет эту задачу, пряча гиганты-восьмитысячники среди множества других ближерасположенных вершин. Завершает панораму передний план семитысячника Тукчи. Сверху видно, что это не единственная вершина, а трехвершинный массив, выделяющийся двумя снежными конусами - близняшками. Левее Тукчи расположено перевальное плато French pass - Tapa pass. Где-то там сейчас бродят Олег с Майлой, а может быть они уже пьют пиво в Марфе.

На вершине собралась вся наша четверка. Погода просто изумительная для восьмитысячника. Почти безветренно и мороз не больше 5 . На моих предыдущих высотных восхождениях я не сталкивался с такой хорошей погодой на вершине, чаще бывало наоборот. Камера Башкирова, обычно замерзающая выше 7000, работает превосходно, и он пользуется редкой возможностью произвести съемки прямо на макушке горы. Я, в это время, пытаюсь обнаружить здесь хоть какие-нибудь следы пребывания человека. На самой высшей точке находится небольшой выступ со вбитым скальным крюком. Через ухо крюка провязана короткая оранжевая веревка. Это самостраховка Вовки Соломатова. Из их группы на высшую точку забрался он один, остальные остановились на скалистой предвершине. С вершины Вовка забрал, сильно потрепанный ветром, вымпел ефимовской экспедиции, два года назад зашедшей на Даулагири с севера. Между камней блеснул металл. Поднимаю, оплавленный молниями, небольшой католический крест с иконой Богоматери, тремя фамилиями и надписью по-немецки. Силюсь перевести надпись, но затуманенный гипоксией мозг, отказывается воспринимать немецкие слова. Не могу уловить даже суть. Что-то об Иисусе. Судя по двум непальским и одному немецкому имени, крест посвящен троим восходителям, погибшим на Даулагири пять лет назад. Всего же, более сорока человеческих душ нашли здесь свое успокоение. Среди них и наш соотечественник Дайнюс Макаускас - известный советский альпинист.

Дайнюс участвовал в маленькой американской экспедиции, состоящей всего из трех мемберов. Первоначально они планировали пройти маршрут Велицкого по восточной стене. С таким специалистом по льду, как Джордж Лоу, это была бы не самая трудная задача. Но травмы и болезни остальных участников, заставили экспедицию подниматься по более простому классическому маршруту. Лоу зашел на вершину в одиночку и уехал домой. Остальные участники вышли на штурм очень поздно - в самом конце октября. В это время в Гималаях уже господствует зима, и тройка восходителей наверху попала в чрезвычайно холодные погодные условия. Они все же сумели подняться на вершину, но в штурмовой лагерь вернулись только двое. Макаускас, видимо, замерз где-то на спуске с вершины.

О спуске надо думать и нам. При минимуме технических сложностей, на пути вниз происходит половина всех несчастных случаев в альпинизме. Дело тут в психологии. Когда цель достигнута, невольно происходит ослабление внимания, здесь и подстерегают восходителя неожиданные ловушки. И если на подъеме ты готов отреагировать адекватно на любые неожиданности, то на спуске, потеря концентрации может дорого обойтись. И нам, спускаясь, очень важно помнить об этом и постоянно сохранять собранность и самоконтроль.

Перед спуском - интервью участников. Самый длинный монолог у Стаса. Я поражаюсь, насколько правильно и логично излагает он свою речь. На мой мозг дефицит кислорода действует так, что мне трудно построить сколь-нибудь связное сочинение, и я ограничиваюсь репликами. К тому же Башкиров норовит построить интервью со мной в форме диалога, что сильно сбивает с ниточки мыслей, с трудом выхваченных из заторможенного сознания. Как всегда краток Хилый, он у нас немногословен.

Наша четверка хорошо поработала на этой горе. Нам первыми пришлось устанавливать практически все высотные лагеря. Группа подобралась с добротным составом. Здесь каждый отработал на полную катушку. Каждый вложил все свое умение и силы для достижения цели. Закономерен и итог. Последний выход подарил нам чудесную погоду, но я думаю, что запаса сил у нас хватило бы и на самую скверную. Осталось даже некоторое неудовлетворение от своей нерастраченности. В одном повинюсь: может быть, в своем повествовании я мало внимания уделяю спутникам, но практически все, что пишу о себе, в равной степени относится и к ним.

Пожалуй, пора вниз. Времени 11.20. Наибольшее беспокойство вызывают крутой кулуар и лавиноопасный склон. Перед кулуаром я перестегиваю кошки, пропустив вперед Хилого и Стаса. Башкиров запечатлевает на пленку эффектный кадр. Медленно, в три такта спускаюсь по подъемным следам. Вот и конец кулуара. Одно препятствие позади. Теперь нужно спуститься, к рискованно пройденному нами склону. Этот путь нам в свое время посоветовал Бершов. Он действительно самый логичный, но лавиноопасность склона, заставляет перед его прохождением серьезно пораскинуть мозгами. Сейчас солнышко подогрело, скованный утренним морозом снег, и нужно быть особенно внимательным. Впрочем, уже проложенная тропа, снижает риск лавины до минимума.

Вот и палатка штурмового лагеря 7450. Два часа дня. Можно было бы прямо сегодня же спуститься на перевал - времени и сил достаточно, но нам предстоит эвакуация верхних лагерей. Нужно спустить все, что мы затаскивали наверх всей экспедицией полтора месяца. Вес очень большой и здесь лучше не торопиться и сперва переночевать.

Часов в пять утра за палаткой почудился человеческий голос. Чертовщина какая-то. Кто может в это время сюда забрести? Но Башкиров, со словами “Это мой друг Карлос”, полез развязывать вход в палатку. Вскоре к нам заползла фигура в заснеженном красном анораке. Это мексиканец Карлос Карсолио Ларра – один из сильнейших альпинистов-высотников в мире. Через год он зайдет на свой последний из четырнадцати восмитысячников, став, таким образом, четвертым человеком в мире с подобным достижением, после Месснера, Кукучки и Лоретана. Сейчас же, он поднимается на одиннадцатый. Мы ждали его давно. Еще в Катманду Карлос подходил к Диме с предложением включить его в состав нашей экспедиции. Дело в том, что каждая экспедиция на восьмитысячник должна оплатить королевский налог за право восхождения, составляющий 8000 $ (на Чомолунгму еще дороже). Если же включается дополнительный участник, то платят за него в десять раз меньше. Возможностью сэкономить пользуются даже великие альпинисты. Карлос только что участвовал в словенской экспедиции на Аннапурну и неделю назад зашел на вершину вместе со словенскими альпинистами братьями Карникарами. Интересно, что хотя Карникары спускались с вершины на лыжах, Карлос отстал от них всего на три часа. Под Даулагири мексиканец добрался через French pass и вчера вышел в четыре тридцать утра с высоты 4700. Таким образом, за сутки он достиг штурмового лагеря. Вообще говоря, нужно быть очень в себе уверенным, чтобы ходить вот так - в одиночку, без бивуачного снаряжения и даже без пуховки. Понятно, что его могут в любой момент выручить палатки высотных лагерей обеих экспедиций, но даже при условии, что он шел по пробитой нами тропе, такой стиль восхождения - очень серьезная задача. Вместе с Карлосом из базового лагеря вышел и Норберт. Он уже имел в своем активе два восьмитысячника, но его здоровья хватило только до 7000 м, о чем с иронией поведал Карлос. Сам он долго у нас не задерживается и уходит дальше.

Встаем поздно, когда день уже в разгаре. Имущество лагерей сегодня нужно спустить до перевала 5800. Расстояние небольшое и запас времени еще есть. По связи договорились, что на 5800 завтра поднимется двойка наших - помогут снести барахло дальше вниз.

Пока завтракали - удивил Башкиров. По его словам выходит, что нам нужно все снаряжение бросить здесь. Мол, восьмитысячник это настолько серьезная гора, что все восходители, спускаясь, оставляют бивуачное имущество. В местах традиционного расположения лагерей, мы и в самом деле видели остатки изорванных палаток. Однако все мы находимся в прекрасной форме, тем более Башкиров. Думаю, здоровья подняться, нам хватило бы, даже если бы вершина была на полкилометра выше. Поэтому нет никакой необходимости оставлять все снаряжение. Слишком уж это расточительно. Но Башкиров в нашей команде - непререкаемый авторитет. С ним никто особо не спорит. Он забирает двухкилограммовый баллон кислорода и убегает вниз. Подсчитываем то, что нужно спустить. На троих получается три палатки, девять спальников, четырнадцать ковриков и прочее экспедиционное барахло, вроде примусов и газушек. Многовато. Решаем, что разорванное и подгоревшее имущество брать не будем, оставляем так же все железо. Собираем штурмовой лагерь. Спуск предстоит тяжелый в буквальном смысле слова.

В этот выход я прихватил с собой репшнур и на сложных участках теперь есть самостраховка (рюкзаки слишком тяжелые, чтобы пренебрегать этим сейчас). Первая сложность - скальное нависание, но при наличии старой веревки здесь нет никаких проблем. Другое дело - фирновый взлет над 7400. Здесь у Стаса и Башкирова в предыдущий выход слетала кошка. Вот и мой черед. Я успел спуститься первые самые крутые пять метров взлета, когда под правой ногой со скрипом соскочила кошка. Наваливаясь на ледоруб и балансируя с тяжелым рюкзаком на одной ноге, с трудом возвращаю кошку на место. Прошиб холодный пот при мысли, что случись это на метр выше, вряд ли помогла бы собранность и хорошее чувство равновесия. Следующее препятствие - ледовая стеночка. Главное неудобство здесь в том, что воспользоваться перилами можно, только спустившись за перегиб. Перед льдом я еще раз проверяю кошки. Делаю все спокойно и не торопясь. Остро заточенные зубья хорошо входят в мягкий лед. Спустившись с ледового участка на снег, с удивлением обнаруживаю сильный подлип. Это на высоте 7300!? Вот тебе и тропики. Даже на семикилометровой высоте можно столкнутся с плюсовой температурой. Для нас это дополнительные сложности. Липкий снег, с первым шагом, забивает зубья кошек, а на второй шаг - нога скользит по склону. Этак можно далеко уехать (под снегом встречается лед). До самой площадки 6600 спускаюсь, на каждый шаг стукая по кошкам ледорубом, что раза в три замедляет движение. Где возможно - придерживаюсь за старые веревки. На 6600 с облегчением снимаю кошки. Отсюда склон покрыт глубоким снегом и в них нет надобности. Здесь же встречаю группу швейцарцев. Они что-то спрашивают меня по-немецки, но делают это такой скороговоркой, что я не успеваю уловить смысл, а стоять, переспрашивать - нет желания, рюкзак и так придавил меня к земле.

Дальше спускаться стало еще тяжелее. Во время пауз я даже не сажусь, иначе нужно будет каждый раз взваливать на плечи тяжеленный рюкзак. Просто наваливаюсь рюкзаком вперед на палочки. Так нагрузка перераспределяется с плеч на спину и лыжные палки. На спуске сказывается особенность движения спиной к склону. Если при подъеме большая часть нагрузки проходится на мышцы спины и бедер, то, спускаясь, мы невольно откидываем корпус назад. Центр тяжести сильно смещается в сторону, и рюкзак давит на плечи утроенной тяжестью. Когда подхожу к пещере, кажется, еще чуть-чуть и тяжеленный рюкзак оторвет мне плечи. С облегчением освобождаюсь от своей неподъемной ноши.

Башкиров уже давно спустился. У него одного, наверное, сохранились альпинистские приспособы для подъема и спуска по веревке. На подъеме он пользовался “жюмаром”, а спускался при помощи “восьмерки”. У остальных участников снаряжение где-то далеко в Марфе, под конвоем бдительных непальских полицейских. Забавно, что до подъема на гору я спрашивал Башкирова - понадобятся ли на маршруте эти железки? На что мастер спорта международного класса ответил: “Мне нет, вам - не знаю”. Однако же, в действительности все получилось с точностью до наоборот. Правда, не по причине, подразумевавшейся в ответе Башкирова, разницы в классе.

Долго нет Стаса. Он спускается последним, и ему приходится подбирать все, что не смогли забрать мы с Хилым. И его больше нашего одолевали сомнения вроде того - забрать чей-то подгоревший спальник или нет? За ним уже никто не подберет оставленную вещь. Но вот и он. Судя по огромному Стасовскому рюкзаку, к компромиссам с совестью он не был расположен, скорее наоборот.

Вечереет и на перевал наползает туман. Последние лучи солнца освещают вершину. Заснеженный северо-восточный гребень окрашивается в алый цвет заката. Ровное розовое пространство возмущает лишь одна темная фигурка, вдруг возникшая из-за перегиба. Кто это? Неужели Карлос? Точно он. Наши следы помогли мексиканцу добраться от 7450 до вершины за пять с половиной часов. Весь подъем занял 33 часа, из которых два были посвящены кратковременному отдыху. Такой стиль восхождения, в последнее время, стал очень популярен среди сильнейших высотников. Правда, почти никто из них не придерживается правил абсолютного соло, когда-то апробированных Месснером. Большинство таких восхождений осуществляется по простейшим маршрутам, оборудованных лагерями других экспедиций. Кроме этого, на таких маршрутах везде пробиты тропы и провешены веревки. Предварительно полученная на других горах акклиматизация, позволяет достигать вершины в короткие сроки. Подобный темп, конечно, впечатляет, но что-то при этом теряется. Теряется ощущение путешествия и приключения - того, чем альпинизм, собственно говоря, и является. Остается голый спорт, успех одиночки в ограниченный отрезок времени. Нет той громадной работы на горе, которую нужно проделать в серьезной экспедиции. Нет и тех воспоминаний, которыми ты можешь поделиться с товарищами уже много позже окончания экспедиции. И независимость его на маршруте - мнимая. Глубокий снег или непогода остановят любого одиночку. Выручат здесь только чужие следы и палатки. Впрочем, у каждого на горе - свой интерес. И, чтобы совершить соло-восхождение, нужно действительно быть выдающимся спортсменом. Таких в мире единицы. К тому же Карлос чрезвычайно общительный и располагающий к себе человек. Предлагаем ему остановиться у нас, благо бивуачного снаряжения с избытком.

Весь вечер занимает беседа с Карлосом. Разговаривает Башкиров (он прекрасно знает английский). Но альпинистский сленг во многом международен, и смысл разговора понятен всем. Карлосу 31 год. В Мексике его ждут полуторагодовалая дочь Карина и беременная жена. Впервые в Гималаи он попал в 20 лет и на первом же восхождении был напарником Кукучки. Сейчас до рекорда Месснера и Кукучки ему осталось сходить три восьмитысячника (два Гашербрума в Каракоруме, и Манаслу). Карлос планирует завершить это достижение следующей весной. Здесь он несколько проигрывает своим конкурентам (Эрхарду Лоретану и Бенуа Шаму остались два). Но Карлос не собирается убиваться ради рекорда, и не хочет устраивать соревнований с конкурентами. Соревнования, в альпинизме до добра не доводят.

Подъем в пять утра. Нужно до солнца проскочить лавиноопасные склоны левого борта. У Карлоса - лишь маленький рюкзачок с привязанными айсбалями и плюшевым медвежонком - подарком дочери. У нас рюкзаки тоже не слишком загружены, так как часть общественного снаряжения мы оставили на перевале. навстречу вышли Слава Никитин и Вовка Соломатов, и они заберут оставшееся. Нужно отдать должное, вышедшей навстречу двойке. Успех уже достигнут, а необходимо снова идти наверх, в который уж раз, в надоевший до смерти холод и снег высокогорья, где нельзя расслабляться ни в какой момент.

В районе трещин 5700 встречаю Славу. Вовка намного отстал. Вижу его в самом начале взлета с 5100. он очень утомлен штурмовым выходом.

На плато 5100 только что вышла связка швейцарцев. Предыдущий их путь не требовал слишком серьезного отношения к страховке, но, тем не менее, эти друзья идут на двойной веревке. Видимо, возраст подвигает их к чрезмерной основательности и осторожности. В отличие от тройки, встреченной мной на 6600, эти ребята - настоящие старики. Знакомому Башкирова немцу Альбрехту, наверное, далеко за пятьдесят. моя с ними беседа также нетороплива, как их стиль хождения, что позволяет легко ориентироваться в дебрях немецкой лексики и фонетики. Отвечаю на вопросы и рассказываю подробности маршрута и тактики нашего восхождения. Вскоре подходит остальная наша компания. Желаем успеха швейцарцам и уходим дальше вниз.

На бершовском варианте самое неприятное место ожидает нас в конце этого участка. Очень крутой склон, но на смерзшемся фирне хорошо видны проработанные ступеньки следов. Здесь можно было бы, и надеть кошки, о чем напоминает Башкиров, но пыхтящий в затылок Карлос, не подвигает меня на такое малодушие. Мы достаточно координированы, чтобы здесь чувствовать себя уверенно, а тушеваться и перестраховываться перед зарубежным мастером не хочется.

Последнее препятствие позади и осталось пройти лишь несколько сот метров до АВС по спокойному ложу ледника. Можно расслабиться, освободившись от постоянного психологического напряжения многих дней восхождения. Веселый голос Карлоса подводит черту - все, мы спустились с горы. Крепко пожимаем друг другу руки и идем домой.

В АВС нас встречает вся команда. Нет лишь Олега, ушедшего в Марфу и Утешева, у которого Док обнаружил микроинфаркт. Здесь мы задержимся только на обед. Надоели снега, хочется на травку.

Башкиров дает пространное интервью в нашу видеокамеру “Панасоник”, не особенно пригодившуюся на горе. Хорошо, что хоть Башкиров снимал на свою “Сони”. Было бы обидно, если бы мы оказались на вершине без видеотехники. Ведь на горе сложились уникальные условия для съемок. Карлос говорил, что такая прекрасная погода на восьмитысячнике ему встретилась впервые. Видеоматериала достаточно и можно сделать неплохой фильм, и самое главное, с логическим концом - вершиной. Без этого, виденные мной фильмы о восьмитысячниках, казались куцыми, а монтаж в документальном фильме неприемлем.

Пообедав, уходим в ВС. На прощанье я передал Карлосу подарок для его дочки - маленький фонарик, которым пользовался на восхождении. Мы все успели за такой короткий срок подружиться с мексиканцем, подкупившего нас своим искренним дружелюбием и полным отсутствием звездных комплексов.

Ледник за несколько дней изменился до неузнаваемости. Снег полностью сошел и нас окружает только лед, усыпанный камнями разных размеров. Ближе к концу ледника блестящие пятна льда выглядывают только из разломов, все остальное закрыто моренным чехлом. Грандиозны водопады, обрушивающиеся по гигантским стенам “щели”. Один из них так красив, что мы с Башкировым надолго задерживаемся возле него, пытаясь запечатлеть на пленку первозданную красоту и стремительность падающей воды. Но камера, вряд ли сможет передать хотя бы 5 % очарования этого чуда природы. Тем более слова. Мутная от взвешенных частиц Миягди, вырывается из-под языка ледника, наполняя замкнутое пространство “щели” шумом и грохотом, с оттаявших стен сыпят камнепады. Ничто не напоминает нам, что полтора месяца назад лишь шум ветра нарушал здесь белое безмолвие зимнего утра. Кажется, будто мы попали в другой мир, живущий постоянной динамикой и грохотом. Тропа, проложенная швейцарцами под скальным бастионом, идет по очень крутым конгломератным склонам. Можно было бы подумать, что это вполне альпинистское препятствие, если бы до нас здесь не прошли босые крохотные непалки с тридцатикилограммовым грузом в своих плетеных корзинах.

Вот и базовый лагерь. Ближе к вечеру в нем собрались все мемберы. Нет только Вовки Соломатова. Выход на перемычку настолько его притомил, что он остался ночевать в АВС. Пришедший последним Док, рассказал удивившую всех историю о своем злоключении на абсолютно безопасной тропе по леднику. Где-то там он нашел бездонную пропасть, в которую чуть было не сорвался. Очень эмоционально он описал охватившие его чувства, в момент практически безвыходного положения. Работы врача у него теперь не много. Вернее, она стала более специфична - из медикаментов у нас давно уже остались лишь народные средства, и от всех болезней Док прописывает три лекарства - мумие, мочу и керосин.

Встретивший нас в базовом лагере Утешев, наконец, рассказывает про свои приключения. Надо сказать, что рассказчик он замечательный (историй в его жизни случилось бессчетное количество, и вечерами он развлекал компанию колоритными рассказами). Жаль, что мое изложение не передает всех тонкостей Утешевского повествования, тем не менее, я его привожу, как могу.

* * *

После того как тройка Утешева выбралась на 7400, все были чрезвычайно утомлены (это чувствовалось в разговоре по связи), и на следующий день они лишь перенесли палатку на 7450. Затем попытались пробраться выше по границе скал. Состояние снежного покрова позволяло это сделать, но траверсировать склон по-бершовски, было бы слишком рискованным. За день им удалось выбраться на перемычку 7800. Солнце уже садилось. Подниматься выше было безумием, на спуске их наверняка ждала бы холодная ночевка, тем не менее, участники группы на этом настаивали. Тогда Юра развернулся и пошел вниз. После паузы, за ним последовали и остальные. Утром в палатку на 7450 поднялась Димина группа. Совместно приняли решение перенести штурмовой лагерь выше, так как отсюда они не успевали за день достичь вершины (сказывалась нехватка акклиматизации). Так был организован лагерь на 7700-7800. Интересно, что дальше они пошли не по гребню (как в свое время сделали красноярцы), а с потерей высоты вернулись на склон. Тем не менее, четверка восходителей сумела достичь вершины таким образом. Гребень встретил их сильнейшим ветром. Почти не задерживаясь на вершине, они ушли вниз. В палатку вернулись совсем без сил. Если Дима поднялся сюда недавно, то группа Утешева явно пересидела на высоте. Но беда пришла, откуда не ждали. Заболевшим сказался пятый участник, не ходивший на вершину. В 19.15. Соломатов предложил немедленно начинать спуск (очевидно, положение было не шуточным). Представляю, что могло произойти на горе ночью, с обессиленной восхождением группой. Тут же все бы и полегли. Здесь Утешев, проявив жесткость, ответил на провокационный вопрос суровым: “Да, пусть он умрет, но мы будем спускаться завтра”. Впрочем, трагичность положения заболевшего, была не такой уж критической, о чем свидетельствует их дальнейший спуск. На следующий день ушедший с больным Утешев, сумел проводить его до 5800 (эту двойку Башкиров, наблюдавший со стороны, назвал самой здоровой, ушедшей бить тропу другим). Таким образом “больные” за день скинули два километра. Оставшаяся тройка (названная Башкировым умирающими) за то же время спустилась на едва ли не втрое меньшее расстояние.

Вот так и сходила на вершину первая группа. Что касается, удивлявшей всех тактики восхождения, то здесь у Юры такое объяснение:

Только акклиматизация на 7400 Утешева не удовлетворяла, в любом случае им хотелось предпринять попытку выхода на вершину. А после первой неудачной попытки, он уже опасался, что на следующий выход может не хватить времени. И потому народ упирался до конца. Вот такие причины недельного пребывания выше 7400. Сам Утешев подсадил на горе сердце, и я не знаю, стоило ли подниматься такой ценой? Впрочем, каждый человек - хозяин своей судьбы.

Итак, из десяти восходителей, восемь сумели достичь вершины, несмотря на все, не содействовавшие этому обстоятельства. Нужно отметить, что это результат, в том числе упорства и настойчивости Утешевской группы.

* * *

На следующее после спуска в ВС утро, Башкиров убежал в Бени, срочно звонить в Москву. У него прилетают на треккинг клиенты - группа московских политиков и артистов (из известных мне фамилий, он назвал Андрея Кончаловского). Прочие же участники, дожидалась три дня портеров, нанятых в Богаре для транспортировки грузов экспедиции. Портеры обошлись нам недешево - 6 $ за человека в день. К тому же, вес нашего имущества едва ли превышал 400 кг и 20 носильщиков, были набраны явно с избытком. Но в отсутствии опытного Башкирова такие огрехи неизбежны. Кроме этого, в горах мы впервые почувствовали себя сэрами (не несем ничего тяжелее фотоаппарата).

Обратная наша дорога была украшена потрясающе красивыми рододендроновыми лесами. Весна пришла в высокие Гималаи. Но сказка кончилась сразу за Добангом. Хлынувший сплошным потоком тропический ливень, моментально не оставил на нас сухой нитки. Однако самое ужасное было не это. В сезон дождей джунгли наполняются громадным количеством кровососущих пиявок. Здесь их столько же, сколько в тайге комаров. Но, если местных жителей защищает от этой напасти толстая кожа, то нежные европейцы для кровожадного представителя непальской фауны - лакомый кусочек. Непальцы называют этих пиявок “дзюки”. Кроме того, что эта зараза присосавшись, впрыскивает обезболивающее, она употребляет еще какую-то гадость, препятствующую свертыванию крови так, что кровосос давно отвалился, а кровь продолжает сочиться еще часа два. И вот, из-под покрывала джунглей вместе с дождем на нас посыпались многочисленные твари. От Добанга я ушел вперед всех и до самой Богары не подозревал о смятении, охватившем экспедицию под действием грозного биологического оружия. Карабкаясь по террасам Богары, с недоверием слушал рассказы, догнавших меня Вовки и Славы, о неведомых тварях, посеявших панику в дружных рядах томичей. Заметив недоверие, мужики посоветовали мне заглянуть в ботинки. Разувшись, я обнаружил внутри обувки штук тридцать паразитов. Спасло меня то, что одел в дорогу два толстых шерстяных носка, чтобы не бить на спуске ноги. Нога в ботинок входила очень плотно, это и уберегло от массированной атаки вредных тварей. Лишь один гад умудрился прокусить пятку левой ноги. Ноги же, подошедшей позже Анны, были окровавлены так, что запросто можно было снимать фильм ужасов, чем немедленно воспользовались охочие до кровожадных снимков фотографы. Не совсем уберегся и я: вторая тварь укусила меня под правую лопатку и белая футболка была залита кровью, как после серьезного ножевого ранения. Третья рана оказалась на мочке левого уха, поливая кровью плечо на протяжении всего вечера.

А вечер выдался просто замечательный. В Богаре был устроен праздник на всю деревню, посвященный нашему восхождению. Ведро рисового самогона “ракша”, с труднопереносимым запахом и вкусом, должно было поднять настроение, а культурная часть была исполнена в виде самой настоящей концертной программы. Неведомо откуда взялись вполне европейские стулья, и перед рассаженными полукругом сэрами, закружились в танце маленькие непалки. Причем, постановка была сделана весьма профессионально, даже с элементами эквилибристики большими металлическими чашками. Барабаны отбивали быстрый такт, в аккомпанемент ритмично вплеталась песня, танцовщицы пластично выводили рисунок движений. В свете факелов браслеты, серьги и мониста отсверкивали металлическим блеском, оправдывая эпитет искрометного танца. Обстановка располагала к близкому контакту публики со сценой, и подогретые и заведенные сэры также пустились в пляс. Но, конечно, героем дня был наш Чонга. Между ним и деревенскими парнями родилось что-то вроде состязания. Каждый по очереди выскакивал в круг со своей песней и танцем. Песня, похоже, сочинялась тут же на ходу. Тонкий мальчишеский фальцет и пластика движений нашего киченбоя, явно заслужили одобрения местной публики, и тут Чонга был просто королем. Угомонились все достаточно поздно. Конечно, вряд ли богарцам было особое дело до нашего восхождения, но приличный калым наших портеров, обеспечивал эту нищую деревню достатком на продолжительное время, и веселье непальцев было неподдельно искренним. У местного учителя, и по совместительству доморощенного режиссера, кроме того, был и меркантильный интерес, в виде выпрошенного на следующий день вознаграждения в тысячу рупий.

С утра двигаемся дальше. Намного раньше нас, с первым солнышком, ушли портеры. Удивительно, но с ними у нас не разу не возникло даже самой маленькой проблемы. Более того, они бесконфликтно выполняли все прихоти сэров, побив, наверное, все рекорды по скорости перетаскивания грузов по этой тропе. Понятно, что мемберам хотелось побыстрее спуститься, но мы шли налегке, груженым же портерам, чтобы успевать за тренированными альпинистами, приходилось вставать не свет не заря, и ложиться далеко за полночь. Наша ли финансовая щедрость, конкуренция ли в лице катмандинских портеров Норберта были тому причиной, но описываемых всеми поголовно экспедициями конфликтов с носильщиками, у нашей неизбалованной российским сервисом команды, не возникло не разу. Во всех наших пожеланиях портеры беспрекословно шли нам навстречу.

Спуск по знакомой тропе, заставившей столько поплутать на подъеме, почти не разу не завел нас по ложному пути. Под вечер пришли к слиянию Миягди с крупным левым притоком Маранг Кхолой. Располагаемся на берегу, у окраины небольшой деревни. Добрый куриный суп стал отличным гарниром к горячительному кукри-рому. Никто себе ни в чем не отказывал, лишь Утешев (по причине обнаруженного Доком микроинфаркта) ходил трезвый и злой.

Утреннее солнышко осветило живописную картину. По всему берегу, как после Мамаева побоища, возлежали в разнообразных позах мемберы. Вчера мало кто добрался до спальников (а ночи тут весьма прохладные). Пока Утешев со вкусом смаковал смущенным участникам подробности вчерашнего вечера, я с удивлением наблюдал за 7-8 летней девочкой, набиравшей две полные 20-литровые канистры воды. Вес груза, наверное, более чем вдвое превышал массу самого ребенка, тем не менее, она спокойно взвалила на плечи корзину с канистрами и пошла себе в гору. Жизнь у непальцев тяжелая в прямом смысле слова и редко кто из них доживает до пятидесяти. Но дети есть дети. С утра они налетели на нас шумной стайкой, и Утешев раздарил им весь запас приобретенных вчера конфет.

К вечеру пришли в Бени. Здесь к экспедиции присоединились Майла с Нетрой. В Бени уже есть электрическое освещение, а вечером прямо на улице крутят индийский фильм. В местном ресторанчике организуется вполне цивильный банкет. Мы опять оторвались от природы, и попали в сети цивилизации. Приятно, что говорить, ощущать ее блага, но, что-то при этом неуловимо теряется.

Завтра нас ждет последний двухчасовой отрезок пешего пути до Баглунга.

Тропа до Баглунга - настоящая живая магистраль республиканского значения. Народ ходит в обе стороны непрерывно, перетаскивая при этом на себе все, что может унести один или несколько человек. А унести, оказывается можно многое, начиная от шкафов и холодильников, кончая трубами большого диаметра. Стальные несгораемые шкафы, весившие, по моим прикидкам, не меньше 60 кг, по одному переносили носильщицы-женщины. Мужики - тащили по две штуки. Интересно, сколько же они могут унести по максимуму?

Перед самым Баглунгом нас заворотили на другую тропу военные. Сверху видно клубы дыма и вспышки выстрелов - это проводит учения непальская армия. Вооружение у них, что и говорить - аховое. Ружья, похоже, кремневые. Может быть, я не совсем хорошо разбираюсь в системах оружия, но то, что это вооружение из прошлого века - однозначно. Судя по клубам дыма, бездымный порох им тоже не знаком. Горное королевство не имеет внешних врагов, и прогресс ВПК здесь застыл на месте.

В Баглунге долго дожидаемся с Вовкой Соломатовым остальную компанию. Народ расслабился и идет не спеша, посещая на пути каждую лавчонку. Но вот, кажется, все в сборе. Больше всех рад окончанию треккинга Док. В горах он сильно похудел, скинув килограмм 30 и теперь у него нет проблем с коленками, чего Док, видимо, в тайне опасался. По этому поводу наш эмоциональный доктор позволил перебрать себе лишнего, потешая по дороге в Катманду и нас, и попутных непальцев.

Вот, наконец, состоялась встреча с похищенным снаряжением. Фемида здесь вершит скорый суд, и двоим ворам уже дали срок (по 10 лет каждому). Еще двое пока скрываются в горах. Из похищенного не вернули примерно треть, а за находку того, что есть, пришлось еще и заплатить полиции 10 % от стоимости (интересные у них законы). Больше всех счастлив Утешев. У него убытки были самые существенные, но и вернули ему 100%. Остальные же - не обошлись потерь. Ко мне, например, вернулась только пуховка, что в стоимостном эквиваленте едва ли составляло половину пропажи.

В Баглунге Дима договорился за небольшую плату, доехать на автобусе “Тата” сразу до Катманду. С трехчасовым перерывом на обед в Покхаре, добираемся в столицу лишь утром следующего дня. На въезде в город попали в огромную полуторачасовую пробку (цивилизация стремительно наступает на Непал). Вот и знакомый отель “Sherpa Guest House” и все тот же 403 номер. До самолета еще четыре дня и есть время на то, чтобы осмотреть эту удивительную страну, точнее, ее древнюю столицу.

Нам повезло с таким руководителем, как Дима Бочков. Человек он образованный и разносторонний. Кроме собственно альпинизма, в Непале его интересовали многие, не имевшие прямого отношения к экспедиции вещи, например - религия страны, ее история. И все, что мы почерпнули в последующие три дня из этой сокровищницы древней гималайской культуры, направлялось Диминой рукой.

* * *

В благодатной долине Катманду люди поселились много тысячелетий назад. Отгороженная от воинственных соседей, с севера Главным Гималайским хребтом и, расположенным южнее, хребтом Махабхарат, долина позволяла жить и сосуществовать многочисленным непальским народностям. Несколько сот лет назад в долине сложилось три основных культурных и исторических центра, ставшие столицами трех непальских княжеств: Катманду, Лалитпур (или Патан) и Бактапур. Время от времени княжества воевали друг с другом, и столица перемещалась то в один город, то в другой. Интересно, что так называемая война, в Непале имела относительно миролюбивый характер. По крайней мере, во время военных действий запрещалось разрушать какие-то бы то ни было постройки.

Двести лет назад власть над долиной окончательно взяла в свои руки династия королей Катманду. С тех пор значительная часть южных предгорий Гималаев подчиняется этой монархии. Запрет на разрушение домов позволил, не смотря на частые, сокрушительные землетрясения, сохранить на этой земле множество старинных построек. Древние зодчие умели возводить здания, неподвластные буйству подземной стихии. Многие сооружения имеют настолько почтенный возраст, что архаизмы Бухары и Самарканда покажутся рядом с ними просто младенцами. Запечатленные в дереве и камне, смотрит на нас глазами давно ушедших поколений, памятники невероятно далекого прошлого. Первым из них мы посетили главную буддистскую святыню Непала - гигантскую ступу Сваямбуднатх.

Такси долго петляло по узким кривым улочкам, пока не выбралось на небольшую мощеную площадь. Бог ты мой. Прямо из-под ног, казалось, прямо в небо уходили крутые каменные ступени. Далеко в вышине сверкало золотом что-то неразличимое и загадочно таинственное. Представляю, какое же впечатление производило это чудо на непальцев, если так ошарашены просвещенные европейцы. Крутая лестница взбегала по параболе прямо к вершине высокого холма. Грандиозное сооружение на его макушке, является самой важной из многочисленных буддистских ступ, встречающихся в Непале на каждом углу. Основание ступы - громадное белое полушарие, символизирующее небесный свод. Прямо по центру над ним расположена четырехугольная башня, с нарисованными на каждой грани глазами. Из-за того, что остального лица нет, этот взгляд кажется проникающим куда-то далеко внутрь тебя. Всевидящее око Будды видит все. Завершает композицию позолоченное металлическое навершие, представляющее священный цветок лотоса. Вокруг ступы установлено множество молитвенных барабанов, крутанул рукой - и молитва вознеслась на небеса. То же назначение у колоколов. Буддизм на семь веков старше христианства, видимо, с грамотностью тогда было похуже, поэтому молитвы вполне можно исполнять физическими действиями. Только надо не забывать делать это правой рукой, левая - у буддистов считается нечистой.

Наряду с окружающими главную ступу многочисленными меньшими братьями, здесь же расположен и индуистский храм. Если буддистов в Непале лишь 10 %, то все остальные - индуисты. Обе веры мирно уживаются рядом, и даже религиозные праздники в стране отмечаются совместно представителями обоих конфессий. Все дело в жуткой демократичности индуизма. Вера эта намного древнее буддизма и в отличие от остальных мировых религий, не содержит жестких канонов и единого Бога. В индуистском пантеоне, богов насчитывается несколько миллионов. Есть, правда, основной из них - Вишну, но по теории инкарнаций, в каждой последующей физической жизни душа вселяется в новую оболочку, и Вишну, в каждом следующем воплощении, принимал новое обличье. Такой подход оказался очень удобен, например: Кришна - третье воплощение Вишну, Будда - девятое, а Иисус Христос - четырнадцатое. Каждый верит тому Богу, который больше подходит, и нет тех кровавых религиозных противостояний, что сотрясали, и до сих пор время от времени потряхивают весь остальной цивилизованный мир. Видимо, в демократичности вероисповедания и лежат корни дружелюбия, бесконфликтности и терпимости жителей этой страны.

В главный храм индуизма Пашупатинатх мы сейчас и направим свои стопы. Расположен он на берегах священной реки Багмати, впадающей в полноводный Ганг. Огромный храмовый ансамбль полон верующими и туристами. Но главный храм этого комплекса недоступен для неиндуистов. В этом пришлось убедиться мне, едва я ступил на набережную, где сжигали останки усопших. Истинно верующие подняли жуткий крик. Но во все остальные части Пашупати вход совершенно свободный. С моста через Багмати мы наблюдаем за обрядом погребения. На каменных постаментах сложены высокие поленницы, на которые в белом саване укладывается покойник. Человеческое тело горит дымным, коптящим пламенем, и наши ноздри вдыхают запах горелой плоти. Торопимся уйти подальше. Как-то непривычны мы к таким обрядам. Обгоревшие останки скидываются в реку, тут же рядом плещутся дети, стираются женщины, берут питьевую воду. Круг жизни бесконечен.

Кроме Пашупати и Сваямбуднатха, пожалуй, наиболее интересен для туристов Бактапур - древняя непальская столица. До Бактапура час добираемся на такси. Вход через ворота стоит 50 рупий, но Дима знает обходную тропку. Пробираясь по узким ущельям крохотных улочек, выходим на центральную площадь. Главное украшение площади - храм Ньятапола - громадная многоярусная пагода с крутыми ступенями лестницы. Лестницу охраняют статуи древних героев и мифических животных. Ньятапола - одно самых старых, из сохранившихся сооружений непальских зодчих, оно выдержало многие страшные 10-балльные землетрясения, сотрясавшие эту землю. Все остальное пространство площади и прилегающих улиц, заполнено многочисленными храмами и памятниками минувших эпох. Колонны покрыты искусной деревянной резьбой, при ближайшем рассмотрении изображающей эротические сцены. Думаю, что в христьянко-исламском мире некоторые сцены сочли бы откровенной порнографией, но в индуизме совсем другой взгляд на подобные вещи. Индуизм можно назвать антипуританской религией, к сексу здесь очень либеральное отношение. А как же иначе, если главными символами индуизма являются мужское и женское начала. Символами мужского начала - лингумами уставлены все индуистские храмы. Лингум - это, попросту говоря, стилизованное скульптурное изображение мужского достоинства. Не подозревавшую об этом Анну, вредные мужики просили попозировать в обнимку с лингумами. Покровителем Бактапура считается бог обезьян, он же бог любви по совместительству, которого изображают в виде фаллоса с крылышками. Посвященными покровителю сценами и украшали храмы непальские скульпторы.

Каждое из древних сооружений Непальской столицы имеет свою историю, века проносились мимо них, оставляя свои следы и зарубки. Каждое могло бы многое рассказать нам, но это повествование - отдельная книга, а наш визит в горное королевство слишком краток.

Пришло время покинуть эту необычную, сказочную страну. Напоследок упомяну о нескольких встречах с соотечественниками. Не одни мы бороздили хайвэи Гималаев.

Первым, удивил меня звонком в гостиницу Валентин Бажуков - известный московский альпинист. Бажуков путешествует в Непале с экологической экспедицией, и звонил в Катманду из Намче-Базара. Валентина Михайловича интересовали результаты осетинской экспедиции, штурмовавшей Чомолунгму с севера. Об этих результатах нам рассказали сами осетины, встретившиеся чуть позже. Восемь из двадцати шести участников экспедиции сумели подняться на вершину, в основном легионеры. Причем шерп Анг Рита совершил восхождение на Эверест в девятый раз. О восхождении руководителя экспедиции Казбека Хамицаева ребята из экспедиции говорили с усмешкой. Мне была не совсем понятна такая ирония, Башкиров же, пояснил, что, скорее всего, кислород для Казбека тащила вся команда. Впрочем, за те деньги, что Хамицаев добыл для экспедиции, его можно было бы и на руках занести - полмиллиона долларов - шутка ли сказать? Кстати, кислородом этим, осетины во многом были обязаны осенней иркутской экспедиции. Иркутяне оставили на 8100 три десятка баллонов, но сами подняться не смогли (осенние восхождения на Эверест - редкость). Вот на эту-то иркутскую заброску и наткнулись участники североосетинской экспедиции. Такая фора позволила установить еще один рекорд: известный альпинист Владимир Шатаев, в 58 лет сумел подняться на вершину. По возрасту рекорд уступает только одному венесуэльцу, забравшемуся на вершину в 60 лет. Опыт Шатаева и кислородный допинг позволили совершить это достижение. В каком еще виде спорта можно ставить рекорды в 60? Сам Шатаев признает, что вряд ли можно говорить о спортивности кислородных восхождений даже на такую громадную высоту (8848 метров). Впрочем, альпинизм это не совсем спорт, здесь нет единых правил, и каждый в горах ищет что-то свое.

В Катманду осетины прибыли на два дня раньше нас. За это время у них прошло три банкета (в том числе - в российском посольстве, и в резиденции непальского премьер-министра). Поздравить альпинистов с выдающимся успехом, прилетел из Владикавказа министр культуры и спорта, двукратный олимпийский чемпион Сослан Андиев. Все осетины с восторгов рассказывали, как на каком-то рауте 150-килограммовый министр танцевал на столе, и погнул у того металлические ножки. На коварный вопрос журналиста о разумности вкладывания столь громадной суммы в экспедицию на Эверест, Андиев ответил, что ему не жалко ни каких денег для того, чтобы слово осетина прозвучало с вершины мира. Обратно осетины летят специальным чартерным рейсом. Позже узнал, что все восходители стали национальными героями республики и были награждены, помимо материальных благ, высшей ее наградой медалью “Во славу Осетии”.

Томская же экспедиция, прошедшая исключительно на энтузиазме участников и альтруизме спонсоров, не имела столь широкого резонанса. Точнее, обошлась совсем без него. 30 мая мы вернулись домой, и наградой нам были лишь те воспоминания, которые остались в сердце каждого о далекой и теперь уже не такой загадочной стране, лежащей где-то высоко за облаками. Нет, ни слава, ни награды и злато влекут нас к далеким заоблачным вершинам. Главная награда остается в сердце. Тут бесполезны слова. Надо жить этим.

Пришла пора поставить точку в моем продолжительном повествовании. Однако, хочется верить, что мои сочинения - капля в море, а Гималаи для томского альпинизма - еще не написанная книга. Экспедиция на Дхаулагири лишь приоткрыла для нас Гималайскую страничку, и рано или поздно, в этой книге должны появиться новые строчки.

<< Назад