Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Евгений Попов, г.Томск

ДВА ВОСХОЖДЕНИЯ
1992 год, Хан-Тенгри, Победа

Часть 1

Ярко-оранжевый МИ-8 затрясся мелкой лихорадочной дрожью, турбулентный поток воздуха, от бешено вращающихся винтов, гигантским веником поднял тучи пыли.

Вертолет покачнулся и, словно нехотя, оторвался от посадочной площадки. Линия горизонта в иллюминаторе накренилась, зеленым ковром поплыли невысокие холмы, протянулась желтая полоска грунтовки, мелькнули ряды канареечных польских кемпингов и красная крыша МАЛовской столовой. Вот мы и летим. Позади осталась пыльная и жаркая дорога из Алма-Аты, поиски альплагеря в кромешной тьме, ночевка в терпко пахнущей овчиной киргизской юрте. Горизонт снова выровнялся - вертолет закончил разворот и взял курс на юг, на низкие облака, скрывающие что-то невероятно большое. Эта неясная громадина - всего лишь отроги грандиозной горной системы - позвоночника центральной Азии - страны Небесных гор. Туда, в самое сердце Тянь-Шаня, в верховья ледника Южный Иныльчек, где грозными исполинами поднимаются вершины Хан-Тенгри и Победа, мы и держим путь. Мы - это участники второй высотной экспедиции Томского альпклуба “Буревестник”. В составе молодой команды есть и новички, и восходители, понюхавшие пороху прошлогодних памирских экспедиций, но все мы летим в район наших будущих восхождений впервые. В этом смысле мы здесь пионеры. И это открытие нового для себя мира, рождает ощущение прикосновения к чему-то неведомому, к некоей тайне, которая лежит за этими горами. Тайне, которая лежит и ждет нас.

Мраморная пирамида вершины Хан-Тенгри издавна была известна местным племенам и получила имя от древних монголов. Хан-Тенгри - значит “повелитель духов”. Киргизы называли вершину иначе: Кан-Тоо - “гора крови”. Столь кровожадное название этот изящный пик получил из-за цвета, в который его окрашивает восходящее солнце. Все прочие вершины еще в тени, а на этого великана уже упал первый луч, и засияли кроваво-красным мраморные грани.

В Европе о неведомом Повелителе духов узнали лишь в начале прошлого века, но реальность это, или одна из восточных сказок - не знал никто. И первый из европейцев воочию убедился в существовании Хан-Тенгри лишь в 1856 г. Это был, впоследствии знаменитый российский географ, один из первых исследователей Тянь-Шаня - Петр Петрович Семенов-Тяньшанский. С высокого перевала открылся ученому вид на заоблачного гиганта. Словно драгоценность сверкал Хан-Тенгри в оправе из белоснежных вершин в неведомом далеке. Частокол высоких хребтов и бездонные пропасти скрывали подходы к пику, но строго очерченный треугольник вершины бесценным бриллиантом манил к себе естествоиспытателя. Немало белых пятен стер с карты Тянь-Шаня Семенов, однако эту тайну горы хранили упорней всего, оберегая недоступную загадку от ученого, даже фамилией своей породнившегося с Небесными горами. С тех пор многие известные исследователи пытались достичь хотя бы подножия Хан-Тенгри.

Одной из первых была экспедиция итальянского путешественника герцога Боргезе. Глубокие, никому неведомые ущелья лежали на пути альпинистов. Непросто было разобраться в хитросплетении горных хребтов. И сложная орография района запутала первопроходцев. Караван экспедиции уперся в неодолимую стену Сарыджасского хребта, и попытка подойти к Хан-Тенгри Баянкольским ущельем завершилась безрезультатно.

Этот же ошибочный путь вскоре повторил другой известный альпинист и географ - Готфрид Мерцбахер. Однако первая неудача не остановила отважного исследователя. В следующем году, воспользовавшись помощью проводников-киргизов, Мерцбахер добрался до ледника Иныльчек, а по нему и до подножия вершины. Громадная обледенелая пирамида так поразила Мерцбахера своим неприступным видом, что он посчитал невозможным покорение этого гиганта. “Высокие вершины Тянь-Шаня - неподобающее место для удовлетворения любви к альпинизму” - таков вывод Мерцбахера. Тем не менее, географическая наука обязана ученому немцу первой примерной схемой загадочного горного узла, а также определением высоты Хан-Тенгри. Несовершенные приборы того времени показали 7120 метров.

Вновь люди попали в этот район лишь четверть века спустя - в 1929 г. Молодые московские альпинисты попытались проникнуть в недоступное ущелье Южного Иныльчека, полностью перегороженное озером Мерцбахера. Однако недостаток горного опыта чуть было не привел к трагедии. Один из участников провалился в ледниковую трещину, и туристский поход обернулся спасработами.

В этом же году до Иныльчека добрался киевский исследователь Михаил Погребецкий. И его влекли неразгаданные тайны Небесных гор, и, прежде всего - загадочный пик, высочайший на Тянь-Шане. Не новичок в горах, Погребецкий уже имел опыт работы в этом районе и хорошо снаряженную экспедицию, однако и ему нехватка времени позволила лишь прогуляться по леднику Южный Иныльчек.

Год спустя, сильная экспедиция Погребецкого возвращается к вершине, и тщательно обследует Хан-Тенгри с юга и востока. Намечен возможный путь восхождения по юго-западному склону горы. Добились своего и москвичи, проложившие в этом же году два варианта пути на Северный Иныльчек, и исследовавшие верховья ледника.

В новом, 1931 году московские альпинисты попытались зайти на Хан-Тенгри с севера, Погребецкий же - разведанным путем с юга. Московскую группу под руководством Суходольского снова подвел недостаток опыта. Достигнув высоты 6000 м., и не имея сил подниматься выше, альпинисты возвращаются назад. На спуске они чуть не попадают в грандиозную лавину, а неожиданный срыв связки приводит к тяжелой травме одного из участников.

Экспедиция Погребецкого имеет более серьезный состав. Франц Зауберрер - сильный швейцарский альпинист, ходивший в Альпах и на Кавказе сложнейшие по тем временам маршруты. Руководитель экспедиции - так же опытный горовосходитель. Тщательная разведка предыдущих лет и отличная укомплектованность не могли не сказаться на результате. Маршрут восхождения проходил по леднику Семеновского, где до высоты 5800 м. были оборудованы промежуточные лагеря. Отсюда, из снежной мульды и начинался путь по юго-западному склону Хан-Тенгри. Франц Зауберрер, Михаил Погребецкий и Борис Тюрин составили штурмовую группу. Отважная тройка, после нескольких дней напряженного штурма, сумела достичь вершины. Срывы и обморожения на спуске заставили поволноваться, тем не менее, восхождение в целом закончилось благополучно. Это мероприятие, даже по сегодняшним временам весьма непростое, было первым отечественным высотным восхождением.

На вершине горовосходители определили высоту над уровнем моря. Она оказалась равной 6995м. Сегодняшние измерения, говорят, дают цифру, превышающую 7000м. Возможно, это и так, но я думаю, что здесь играет роль, прежде всего, коммерческий интерес. Многочисленные международные альплагеря на обоих Иныльчеках стремятся привлечь клиента еще одним семитысячником. Туризм - доходный бизнес, здесь рыночная экономика правит бал.

До войны люди на вершине Хан-Тенгри побывали еще дважды.

В 1936 г. экспедиция алма-атинских альпинистов прошла западный гребень. Двенадцать человек вышли на штурм, лишь трое - Колокольников, Тютюнников и Кибардин поднялись на вершину. Вслед за алмаатинцами этим же маршрутом на Хан-Тенгри поднялась группа москвичей, в которую входили сильнейшие альпинисты страны. Впрочем, несмотря на мастерство участников, в организации восхождения была допущена изрядная доля самонадеянности. Состав экспедиции был слишком малочисленным, чтобы организовать подстраховку, и все пятеро восходителей шли в штурмовой группе. Но без должной акклиматизации и в отсутствии группы поддержки, риск был слишком велик, что и подтвердили дальнейшие события. На спуске на москвичей обрушилась непогода. Серьезный срыв у Леонида Гутмана, обморожения у Михаила Дадиомова, Лоренца Саладина и Виталия Абалакова. Молодцом держался лишь Евгений Абалаков - человек уникального здоровья и сильнейший альпинист того времени. Благодаря ему, обессиленная группа все же спускается с гребня. Но на этом испытания не закончились. В мульде снежную пещеру с альпинистами накрыла лавина. И вновь команду спасает Е. Абалаков, из последних сил пробивший многометровую снежную толщу. Впереди - тяжелейший спуск по леднику, смерть Саладина, эвакуация самолетом и сложные ампутации у двоих обмороженных участников. Горы Центрального Тянь-Шаня требовали серьезного к себе отношения, не делая никаких поблажек авантюрам (даже мастерам). Алмаатинцы же, добились успеха и в следующем году, взойдя на соседний с Хан-Тенгри пик Чапаева (6300).

Альпинисты группы Е. Абалакова во время восхождения заметили другую, казалось бы, не уступающую по высоте Хан-Тенгри, громадную вершину в 15 километрах к югу. В следующем году на эту же вершину обратили внимание участники экспедиции Августа Летавета, совершавшие восхождения в районе хребта Куйлю, расположенного западнее. В 1938 г. Летавет организует экспедицию к загадочной незнакомке (в ней участвует и Л. Гутман). Альпинисты дали вершине условное имя Звездочка (по названию расположенного у ее подножия ледника), они не знали, что топографы, в 1932 г. проводившие здесь съемку, нарекли ее пиком Сакко и Ванцетти.

Экспедиция Летавета складывалась очень непросто. Во время одного из выходов провалился в ледниковую трещину, и получил тяжелую травму опытный восходитель В. Мухин. Его эвакуация отняла много сил и времени. Впоследствии в команде возник раскол между стариками и молодежью - совершать восхождение или ограничиться разведкой? В конце концов, принято решение о штурме. Группа из пяти альпинистов выходит на восхождение. И здесь не все гладко - заболевшего В. Рацека спускает напарник. Осталось трое: Леонид Гутман, Евгений Иванов и Александр Сидоренко. На тринадцатый день восхождения Гутман и Иванов по очереди достигают вершины, которая представляет собой километровый, примерно равный по высоте гребень. Подморозивший ноги Сидоренко, лишь немного не дошел до вершины. Спуск закончился благополучно. В этот раз гора с миром отпустила альпинистов, назвавших ее, по праву первовосходителей, пиком 20-летия ВЛКСМ. При замере высоты вершины альпинисты ошиблись, зафиксировав цифру 6960 м., что тогда не вызывало сомнений, ведь Хан-Тенгри (6995 м.) считался высшей точкой Тянь-Шаня.

В 1943 г., летом, в этом районе работают военные топографы, определяя высоты вершин. Группой альпинистов в экспедиции руководит Владимир Рацек. Зимняя обработка результатов преподнесла географическую сенсацию - незнакомая вершина в верховьях ледника Звездочка на полкилометра превышала знаменитый Хан-Тенгри, и лишь немного не дотягивала до высшей точки Союза - пика Коммунизма (7495 м.). Новая вершина, высотой 7439 м., была названа пиком Победы. Рацек готовился делать доклад об этом открытии на собрании альпинистской общественности Москвы. Вот тут-то и выяснилось, что пик Победы и пик 20-летия ВЛКСМ - одна и та же гора. Странно, что Рацек, штурмовавший вершину в 1938 г., не узнал ее в 1943 г.

Л. Гутман погиб во время войны, и его первовосхождение на Победу ставилось под сомнение, так как второй участник достиг вершины уже в тумане, а высота, определенная альпинистами по неисправному анероиду, свидетельствовала об обратном. Кто же разрешит все сомнения - поднимется на вновь открытую незнакомку?

В 1949 г. северное ребро пика Победы пробует одолеть алма-атинская экспедиция. Гора без труда отбила эту попытку, уже в нижней части маршрута сметя альпинистов лавинами. К счастью, обошлось без жертв. В 1952-53 годах на Иныльчеке побывали две разведывательные экспедиции В.Рацека, совершив в 53-м восхождение на пик Чапаева. А в следующем году алмаатинцы прошли классический маршрут на Хан-Тенгри. Появлялся необходимый высотный опыт, подбирались участники.

Летом 1955 г. под склонами Победы разбили лагеря сразу две сильные команды с серьезными намерениями на успех: экспедиция алмаатинцев под руководством Евгения Колокольникова; и экспедиция ТуркВО Владимира Рацека. Казахстанцы намеревались проложить новый путь с перевала Чон-Терен - восточным гребнем, маршрутом более безопасным, чем путь первовосходителей, но очень длинным и трудоемким. Армейские же альпинисты предполагали подняться северным ребром - маршрутом, пройденным в 1938 г. группой Гутмана. Кто же первым поднимется на вершину?

Из-за амбиций руководства и участников, между командами возникло соперничество, переходящее в ажиотаж. Казахстанцы, под руководством Владимира Шипилова, форсировали восхождение, не успев набрать нужную акклиматизацию. Под восточной вершиной Победы команда попала в жестокий шторм. Силы бороться с непогодой нашлись не у многих. К утру уцелела одна палатка. Продолжать восхождение невозможно, и тройка альпинистов уходит за помощью вниз. Остальные, некоторое время погодя, спасаются, кто как может. Часть спускается прямо по стене на ледник Звездочка (что равносильно самоубийству); другие - по пути подъема, но сил уже нет, и они замерзают один за другим. В передовой тройке вначале умирает самый слабый участник, затем - срывается с гребня другой. Вниз на ледник спускается один Урал Усенов. Здесь он проваливается в глубокую трещину, залитую водой, вылезти самостоятельно невозможно, но через 26 часов его случайно находит спасотряд. Остальные 11 человек навечно стали пленниками горы. Команда Рацека не смогла подняться своим маршрутом, и была настолько деморализована, что практически не сумела организовать спасработы. Гора взяла свои первые жертвы.

В 1956 г. решить проблему Победы взялись московские спартаковцы под руководством Виталия Абалакова. В те годы это была звездная команда, собравшая лучших восходителей Союза. Тактика штурма была проработана весьма основательно. Из любой точки маршрута, в случае непогоды, в течение часа можно было добраться до снежной пещеры. Неудача почти исключалась. Все 11 человек штурмовой группы, во главе с В. Абалаковым, поднялись на вершину северным ребром, в том числе и Урал Усенов.

1958 год снова принес успех восходителям. В этот раз альпинистам сдался восточный гребень Победы. Семеро альпинистов экспедиции МВТУ под руководством Игоря Ерохина, благополучно прошли этот несчастливый для казахстанцев маршрут.

Но грозная вершина еще не раз показывала свой суровый характер. В следующем году команда Ташкентского ОДО терпит поражение на северном ребре, потеряв 4 человек, умерших от физического истощения. В 1960 году большая экспедиция Кирилла Кузьмина намеревается пройти западный гребень Победы. При попытке подняться на северное ребро (для проведения спасработ) в снежной лавине гибнет 10 человек.

В 61-м году новый маршрут - западный гребень проходят грузинские альпинисты. Четверо восходителей достигают вершины, но на спуске попадают в жестокую непогоду. Первая двойка, чудом избежав гибели при срыве на крутом гребне, добирается до штурмового лагеря. Вторая связка хватает холодную ночевку. Для Илико Габлиани она оказывается смертельной. Несчастья на этом не заканчиваются. На спуске с западной вершины Победы срывается Теймураз Кухианидзе, а затем и руководитель восхождения Джумбер Медзмариашвили. Их тела найдут в двух километрах ниже, на леднике. Новый маршрут пройден, но половина команды отдала за это свои жизни.

Таких масштабных трагедий, какие происходили в этом глухом углу Центрального Тянь-Шаня, не было за всю историю советского альпинизма. Этот ужасный барьер удалось преодолеть лишь в конце 60-х. А до тех пор, восходителям пришлось приобретать опыт, и вырабатывать новую тактику, специфичную для данного района.

В 1964 г. группами московских альпинистов К.Кузьмина и Б.Романова проложены два новых маршрута на Хан-Тенгри - с севера и с юга. Летом 67-го челябинцы впервые прошли траверс массива Победы, который дополнили траверсом от пика Неру альпинисты московского “Буревестника” в 1970 г. В 1974 г. грозная северная стена Хан-Тенгри сдалась командам Э.Мысловского и Б.Студенина - это маршруты высшей категории сложности. В 1989 г. алмаатинцы одолели сумасшедший траверс Победа - Хан-Тенгри. В том же году сборной командой впервые было совершено зимнее восхождение на Победу. Кроме перечисленных, пройдено еще несколько маршрутов по северной стене Восточной Победы, стенам и ребрам Хан-Тенгри. Восхождения на другие вершины района менее популярны. Из нехоженого, наибольший интерес может представлять западная часть северной стены Победы. Интересны так же юго-восточная стена пика Чапаева и юго-западная пика Военных Топографов. Однако, безусловно, большинство альпинистов, посетивших район, привлекают, прежде всего, классические маршруты на пики Победа и Хан-Тенгри. Суровые северные широты позволяют приравнять эти вершины к гималайским восьмитысячникам. Тяжелые испытания ожидают здесь восходителя. Ветры и мороз, лавины и гипоксия делают восхождения на эти самые северные семитысячники мира, серьезной задачей для любой команды.

Вертолет забирался все выше и выше. Зеленые холмы предгорий сменились рыжими плоскими вершинами Терскей Алатоо с грязными пятнами ледников на северных склонах. Далее горы становятся более суровыми - это уже Сарыджасский хребет. Через 4000-ый перевал Тюз, наконец, попадаем в долину Иныльчека. Склоны ущелья - серо-стального цвета. Стремительные вертикали отвесов, белые пятна снежников, зелено-голубые разломы льда - это противоположная сторона долины - хребет Энгильчек - страна вечных ледников. Прямо против перевала - снежный склон симпатичного пятитысячника с полярно-скандинавским именем “пик Нансена”, отчего он кажется похожим на гигантский айсберг, вдруг заплывший в Центральную Азию из северных широт.

Виды во все стороны великолепные. Я со своей “Сменой” мечусь то к правому борту, то к левому, фотографирую через кабину пилотов. Обзор закрывает здоровенный мужик, прошу подвинуться, разговорились. Оказалось, это один из начальников казахского МАЛа Андрей Студенин. Интересуется - куда пойдем? “На Хан-Тенгри и Победу”. Студенин с удивлением посмотрел на нашу компанию, по большей части пребывавшую в сильном подпитии: “Ни туда, ни туда не подниметесь”. “Там видно будет” - отвечаю.

Слева блеснула зеленая гладь озера Мерцбахера - загадки и чуда природы. Это подпорное озеро образовалось у впадения Южного Иныльчека в Северный, разлившись во всю ширь ущелья, отчего оно становится неодолимым препятствием для пешего путника. Здесь искали проход московские альпинисты в начале тридцатых.

Южный Иныльчек тянется под нами грязной лентой, исполосованной срединными моренами (по их числу можно определить количество притоков). Многочисленные провалы и лужи ледниковых озер покрывают поверхность глетчера. Это один из крупнейших горно-долинных ледников планеты, протяженность его - 66 километров. При ширине 4-6 км и толщине льда до 1000 м., он содержит громадные запасы пресной воды. Какое-то время спустя, мутными волнами Сарыджаза побежит она на юг, разрывая по пути теснинами хребет Кокшаалтау, чтобы напоить оазисы бескрайних пустынь центральной Азии.

Справа показались мощные притоки Иныльчека, Студенин объясняет названия: Комсомолец, Пролетарский турист, Дикий, Звездочка. Вдруг, как-то неожиданно, слева, в облаках, окутывающих подножие, приоткрылась знакомая по многочисленным фотографиям мраморная пирамида Хан-Тенгри. Все внимание на этого красавца. Да, действительно - повелитель духов. Теперь я начинаю понимать, почему первопроходцы не замечали Победу, на полкилометра превышающую Хан-Тенгри. Строго очерченный треугольник вершины поблескивает на солнце ледовыми гранями. Почти по центру пересекает его изящными серпами диретиссима мраморного ребра. Пожалуй, немногие вершины мира сравнятся с Ханом по красоте. Мраморная пирамида притягивает взгляд и завораживает своим величием и эстетическим совершенством.

Поверхность ледника приблизилась, и вертолет мягко опустился на левую береговую морену Южного Иныльчека. Лопасти не перестают вращаться. Быстро выгружаем снаряжение и прижимаем вещи собой, чтобы не разнесло по леднику мощными воздушными потоками от винтов. Все, улетел.

Без спешки и суматохи оглядываемся вокруг. Прямо перед нами палатки казахстанского МАЛа. Яркими зелено-оранжевыми пятнами они выделяются среди камня и льда. Да, камень и лед. Здесь, на высоте 3900 м. ничто не выживает в суровых условиях Центрального Тянь-Шаня. Нет ни одной травинки. Камни и лед. Здесь нам жить целый месяц.

Сегодня 17 июля 1992 года. Солнечный, безоблачный день и вокруг открываются прекрасные виды. Западный гребень Хан-Тенгри упирается в громадную трапецию пика Чапаева, продолжающуюся острым скальным хребтом Хенгри-Тага, пик Евгения Абалакова на нем смотрится небольшим жандармом. Пик Горького прямо напротив нас - как гигантский космический корабль, а дальше - черная, никем нехоженая стена пика Советской Киргизии. Где-то на западе, там, где садится солнце, высится пик Петровского, подаривший нам зрелище великолепных закатов, никогда не виданных равнинными жителями. Прямо вниз, как большая дорога, уползает громадный ледник. Миллионы лет он точил камень, пропилив глубокое ущелье между хребтами. На юго-западе, на противоположной стороне ущелья, видим протяженные северные отроги Кокшаалтау, они много ниже основной линии хребта. Ближний к нам - гребень Дикий, заканчивается вершиной с одноименным названием. Вершина пятитысячной высоты, но кажется совсем крошечной среди своих гигантских соседей. Через 11 километров гребень соединяется перевалом Дикий с огромной, обледенелой северной стеной пика Победы. Эта громада тянется 12 километров, нигде не снижаясь ниже 6900 метров. Она подавляет своими размерами и неприступностью. В центральной части стены хребет повышается куполом и примерно на протяжении километра достигает 7439 метров высоты. Это вершина Победы. Прямо по центру от нее спускается каменная грядка, похожая на хвост дракона - так называемая “змейка” - верхняя часть “абалаковского” маршрута. Собственно говоря, маршрут правильнее было бы назвать именем первопроходца Л. Гутмана, но слишком велико влияние имени Виталия Михайловича Абалакова, пожалуй, самого знаменитого из наших альпинистов. Под этим именем маршрут значится во Всесоюзном классификаторе, так привыкли называть его альпинисты, что, конечно же, нечестно по отношению к первому покорителю Победы. Дальше вид на Победу и весь юго-восток скрывают отроги массива Ак-Тоо. От них прямо к нашему лагерю спускаются скально-ледовые кручи пика Трехглавый, со склонов которого постоянно сыпят камнепады. Но нам они не опасны - слишком далеко.

Базовый лагерь экспедиции разместили на каменистой площадке сразу за территорией МАЛа. Мы с Женей Карепиным обосновались на самом краю, в двухместной брезентовой палатке. Она тяжеловата для выходов в высокогорье, но для базового лагеря - в самый раз. Рядом палатка Рашида Хайретдинова и Анны Акининой, спутницей по моему прошлогоднему восхождению на пик Ленина. Тогда она совсем немного не дошла до вершины. На бугре, за общественной палаткой расположились остальные участники экспедиции. Первая палатка справа - Натальи Пономаревой - несколько неожиданной участницей нашего мероприятия. Компаньон ее по жилплощади - Серега Немцев. Дальше проживает начальник нашей команды Шура Шнайдмиллер. Внешне он мало походит на начальника, тем не менее, все последние Томские экспедиции, в том числе прошлогодние памирские, состоялись благодаря его неутомимости и энтузиазму. Рядом перкалька Игоря Шаркова и Олега Новицкого. С Олегом мы уже не раз вместе бывали в горах, а в прошлом году поднимались на пик Ленина. После Жени Карепина, он - моя главная надежда. В последней палатке проживают Слава Шуров, Сергей Чернояров и Виктор Васильевич Попов - стойкие любители крепких напитков. Альпинист из них один - Слава Шуров. В прошлом году он первым из нашего состава поднялся на пик Ленина. Отличается завидным здоровьем и выносливостью, но, к сожалению, невозможным характером, отчего на вершины часто поднимается в одиночку. Сергей Чернояров в экспедиции участвует в качестве корреспондента, а Виктор Васильевич - свободного художника. Вот и вся наша немногочисленная компания.

Следующий день знаменателен началом “вертопада”. Так кто-то в шутку обозвал совсем нешуточные события.

Все как обычно занимались своими делами, когда раздался характерный гул, и где-то далеко внизу появилась маленькая зеленая мушка, через полминуты превратившаяся в вертолет со специфичной армейской окраской. Окраска меня смутила, не пограничники ли прилетели проверять пропуска в погранзону? Китай лежит прямо за этими хребтами, а по одному из толкований пограничного договора, мы и вовсе находимся на территории иностранного государства. В свое время, из-за осложнения отношений с китайцами, этот район был закрыт для альпинистов, и с 1974 по1980 год на Победу не было ни одной экспедиции. Но это все прошлое, а настоящее таково, что пропусков в погранзону у нас нет, что при встрече с погранцами чревато неприятностями.

Женьку же, геликоптер заинтересовал как объект киносъемки. Он долго снимал камерой полет, но как только вертолет стал садиться - отвернулся. Тут, видно, подвела его творческая интуиция, потому что в этот самый момент раздался глухой удар, в воздух полетели куски лопастей, поплыло облако дыма, но взрыва и пожара, к счастью, не последовало.

Весь народ, бывший на леднике, бросился к месту катастрофы. Место это отделяла от нас широкая пятиметровая трещина, залитая водой. Над высоким берегом видно было только печально задранный хвост с обломанным винтом, и было ясно, что там дело плохо. Чтобы добраться до вертолета, нужно было оббегать далеко вправо. Олег Новицкий попытался перелезть трещину по ледяному гребешку, но поскользнулся и с головой ушел в холоднющую воду. Последствием была жестокая простуда, выбившая его из нашей команды. А мы, между тем, совершая рискованные прыжки через трещину, добрались до разбитого вертолета. Машина лежала, уткнувшись носом в здоровенную каменюку, высунув из-под пуза изуродованную ногу, со вскрытым брюхом, смятым как бумага. Рядом сидел очень мрачный старший лейтенант, а перед ним стоял и возбужденно жестикулировал первый пилот в голубом летном ЛТО, с лысым черепом, забрызганным кровью. Он не обращал внимания на кровь, а только громко кричал: “Гора на меня пошла..., а я вот так..., да если б не я..., то мы бы вообще...!”. Создавалось впечатление, что он пьян, но это, скорее всего, был шок. Второй пилот, весь потерянный, бродил вокруг вертолета, и на чей-то вопрос ответил, что его выкинуло из машины (вырванная дверца и кресло второго пилота валялись метрах в восьми). По другую сторону от вертолета выползали иркутяне, имевшие несчастье прилететь на нем. Один из парней лежал с залитым кровью лицом, но был в сознании и, кажется, травмирован не очень серьезно. Тем не менее, его тут же положили на носилки, и потащили в лагерь, несмотря на то, что жертва отчаянно отбивалась и кричала, что пойдет сама. Но добровольцев было более чем достаточно, все горели желанием оказать посильную помощь, так что пострадавшему пришлось, в конце концов, сдаться. Экипаж и пассажиры отделались двумя сотрясениями мозга, более серьезных травм не было. По окончании транспортировочных работ мы с Евгением вернулись к разбитому вертолету. Побившиеся иркутяне, лежали на земле в живописных позах, и представляли печальное зрелище. Пришлось заняться оказанием первой помощи, ухаживая даже за, как потом оказалось, нашей гималайской знаменитостью - Катей Ивановой - первой, среди наших альпинисток, покорительницей Эвереста. С ней мы еще увидимся.

Ну а теперь, как говорит одна восточная мудрость, пора вернуться к нашим баранам, то есть к альпинизму. Еще точнее, к ишакам, так как именно это животное мы сейчас напоминаем. Навьюченные тяжелыми рюкзаками, медленно бредем по леднику. Романтики в альпинизме не много, на 90% это тяжкий труд, когда пахать в сложных условиях высокогорья приходится по много часов.

Это наш первый акклиматизационный выход. На больших высотах организму трудно приспособиться к жестким условиям разряженной атмосферы, поэтому на восхождениях прибегают к ступенчатой акклиматизации, т.е. постепенному привыканию к высоте. Последовательно поднимаются на все большие высоты, и спускаются для отдыха в базовый лагерь. В этот выход мы попытаемся подняться до высоты 5900 м. над уровнем моря. Сегодня идем только до “поворота” - так альпинисты называют место впадения ледника Семеновского в Южный Иныльчек. Здесь, на высоте 4200 м находятся стоянки 1-го промежуточного лагеря. Отсюда восходители выходят на маршрут Погребецкого, которым начнем подниматься и мы. Далее путь проходит по леднику Семеновского, разорванному сетью трещин и вздыбившемуся ледопадами, вплоть до перемычки 5900, расположенной между вершиной Хан-Тенгри и плечом пика Чапаева. Здесь, в снежной мульде под перемычкой мы расстанемся с маршрутом Погребецкого, продолжающимся по снежным полям и скалам юго-западного склона Хан-Тенгри, и уйдем на вариант Колокольникова, проложенный по западному гребню. По гребню и будем подниматься до высоты 6700, далее обычно сворачивают в кулуар, а оттуда на склон, приводящий к вершине. Ну а сегодня мы ночуем в лагере на “повороте”.

Подход занял четыре с половиной часа, что раза в два хуже нормы - сказывается недостаточная акклиматизация. Хотя у нас с Евгением она лучше, чем у других. Мы только что были на сборах под Алма-Атой, что положительно сказалось на нашей высотной акклиматизации.

На небольшой площадке боковой морены разбиваем лагерь 1. Каждое физическое усилие, из-за недостатка кислорода, вызывает одышку. За ужином наблюдается полная потеря аппетита - это также следствие воздействия высоты. Ночью у меня поднялась температура и страшно разболелась голова, это не симптомы горной болезни, а, скорее всего, простуда. Решаю, что в таком состоянии, пожалуй, лучше отменить для себя завтрашний поход. Но к утру стало легче и чтобы не ломать первый же выход, иду дальше вместе со всеми. А от группы из десяти человек нас осталось шестеро, остальные уходят вниз. Видно, не только у меня проблемы. Здесь, на больших высотах горная болезнь моментально цепляется за любую слабость, и быстро убивает здоровье и волю. Причем, второго требуется значительно больше, чем первого.

Через 500 метров надеваем кошки. Отсюда ледник начинает дыбиться ледяными валами. Постепенно набираем высоту. Женька со Славой уходят вперед, оставляя позади прочих участников. Я, после вчерашней ночи, чувствую себя неважно, поэтому не тороплюсь, тем не менее, остальная группа от нас далеко отстала. Часа через два набрали метров пятьсот по высоте. Погода портиться, начинает валить снег. Шура предлагает спускаться вниз. Я возражаю. Такая погода неприятна, конечно, но что тогда будем делать на больших высотах, где ураганный ветер и жуткий мороз? Сейчас можно идти. Но вся остальная группа, кроме нас с Женей, видимо, сегодня не в состоянии бороться с высотой, и, пересортировав снаряжение, уходим дальше вдвоем.

Едва видимую на леднике тропу, заносит свежим снегом, но пока путь логичен. Ледник изломан гигантскими трещинами, в которых может поместиться девятиэтажный дом. Через трещины перекинулись ажурные снежные мостики, которые когда-нибудь рухнут, но надеемся, что не под нами. Медленно набираем высоту. После плато 5200 тропа уходит под стену пика Чапаева. На самой макушке стены весит громадная снежная папаха - надутый ветром карниз с гигантским вылетом. Падает он, видимо, редко, но если это случится, то бежать отсюда некуда. Здесь ледник образовал здоровенный карман между слоном и льдом, куда сейчас сыпят снежные лавины. Минут 15 отдыхаем, наблюдая режим их схода. Лавинки из свежего порошкообразного снега стекают сверху ручьями, и большой опасности пока не представляют (если не упадет что-нибудь покрупнее). Но другого пути нет и мы ползем под стеной по глубокому, по пояс, снегу. С опаской поглядываем наверх. Барахтаемся в снегу, почти не продвигаясь вперед. Наконец, опасный участок пройден. Поднимаемся по широкому ложу ледника, оставляя слева сераки и трещины. Видимости - ноль, пора бы становиться на ночевку. Впереди справа замечаем маленькое желтое пятнышко, оказавшееся палаткой алмаатинцев. Женя уже подошел к ней и нашел площадку под нашу палатку. Сегодня он хорошо поработал, весь день тропя дорогу. Я нынче первым работать не в состоянии - сказывается вчерашняя болезнь. Тем не менее, ночевка прошла на удивление благополучно, видимо кризис миновал вчера.

С утра открылся великолепный вид на весь массив Победы - восточный гребень от перевала Чон-Терен и западный до пика Неру. Нижняя часть массива закрыта отрогами шеститысячника Ак-Тоо, очевидно, поэтому скрадывается истинная высота пика Победы, и потому ни Погребецкий, ни Мерцбахер, неоднократно бывавшие в этом районе, не обратили внимания на этого гиганта. В недолгие минуты хорошей погоды успели разглядеть перемычку и западный гребень Хан-Тенгри, ощетинившийся скальной гребенкой (что-то ждет нас там?). Но это цель следующего выхода, а пока, наша задача - дойти до перемычки 5900, переночевать там, и спуститься в базовый лагерь на отдых.

Помахав на прощанье алмаатинцам, уходим вверх. Видимости опять никакой, но ровная цепочка следов, от только что спустившейся группы, помогает выбирать правильную дорогу. Вот снова кто-то развязал на облаке шнурок, и на нас опустилась снежная пелена снегопада. Тропу быстро укрыло свежевыпавшим снегом, и чтобы не сбиться с пути, поджидаем догоняющую нас двойку. Это инструктора из киргизского МАЛа Виталя и Сергей. Дальше идем вместе, то и дело меняясь. Снежный склон становится все круче и вскоре, чтобы сделать следующий шаг, нужно разгребать снег руками. Ребята из МАЛа говорят, что в прошлый их выход такой крутизны не было. Это значит, что мы заблудились. Спускаемся вниз до первой ровной площадки, и ставим палатку - в такую погоду можно бродить бесконечно, лучше переждать. Через час развиднелось, появилось солнышко, осветившее весь верхний цирк ледника. Под перемычкой непрерывной ниткой тянется громадный бергшрунд. Где-то там, в районе бергшрунда, находятся снежные пещеры, куда сегодня нужно попасть МАЛовцам. Мы с Жекой к пещерам не привязаны, у нас есть палатка, но вместе идти веселее, а кроме этого, там, в пещерах живут наши томские “спартаковцы”. Интересно узнать, как у них дела? Они приехали сюда на полмесяца раньше, и вот уже неделю пытаются зайти на Хан-Тенгри.

Виталий уходит вправо-вверх к самому бергшрунду, а Сергей траверсирует склон ниже. Собрав с Женькой палатку, решаю - за кем из них идти? Пожалуй, логичнее за Сергеем. Успеваю сделать только несколько шагов, вижу, как из-под Витальки срывается снежный пласт. Делая акробатический прыжок, он успевает каким-то чудом выпрыгнуть из лавины, а снежный вал, набирая скорость, обрушивается на идущего ниже Сергея. Тот скрывается в лавине за перегибом. Все это на моих глазах, я как зритель беспомощен. Теперь надо быстрее вниз. К счастью, Сергея засыпало неглубоко, уже вижу его стоящим на лавинном выносе.

Женька обращает мое внимание на что-то, напоминающее маркировочный флажок, метрах в двухстах над нами. Поворачиваем туда. Однако то, что мы приняли за марку - просто оригинальной формы трещина, а поземка маскирует ее под флажок. Но, может быть, там найдется подходящая площадка под палатку? Далеко внизу видно отставшую четверку МАЛовцев во главе с Володей Солобоевым. Они уже определили, что пещеры находятся значительно левее и зовут Сергея с Виталей. Зовут и нас. Но мы, все же хотим добраться до площадки. Вот и она. Выбор не слишком удачен. Немного поразмыслив, идем к пещерам, которые расположены в пятидесяти метрах под перемычкой, в левом ее краю. В “спартаковской” находим Серегу Русских. На него жутко смотреть - ввалившиеся глаза; черное, будто обугленное солнцем и морозом лицо, с клочьями свисающей кожи и распухшими, обметанными герпесом губами. “Серега, сколько ты здесь живешь?”. “Не помню”.

В этом сезоне еще никто не поднимался на Хан-Тенгри и спартаковцы здесь пионеры. Первым быть всегда тяжелее. Ты фактически первопроходец, еще никто до тебя не проложил здесь свой след. Прошлая попытка была для них неудачной - до вершины осталось дойти самую малость. На вторую собрались только трое: Стас Крылов, Игорь Горельчаник и Шура Чернявский. Серега ждет их второй день, им пора бы уже спуститься.

Мы ночуем в пещере МАЛа, жилплощадь позволяет. Наш сегодняшний дом - большая двухкомнатная пещера, в которой свободно помещаемся ввосьмером - кто-то поработал тут с лопатой на славу. Пещеры расположены не совсем удачно - на лавиноопасном склоне. Сегодня утром Серега выходил на “шхельду”, и съехал с лавиной метров на 30 вниз. Вот и этой ночью вход в пещеру засыпало снегом. Кто-то из МАЛовцев вставал раскапывать. Но под утро вход снова завален. Это довольно опасно - можно не проснуться.

Утром встаем поздно. Спартаковцы с горы пока не вернулись (мы еще не знаем, что в этот день они все же поднимутся на вершину, вознагражденные за свое упорство). У нас задача этого выхода выполнена, и мы с Жекой уходим вниз, оставив в пещере заброску. Все так же валит снег и нулевая видимость. Несладко ребятам приходится там наверху. Снег глубокий, но вниз его месить все же легче, чем вверх, и через полчаса подходим под стену пика Чапаева. Здесь встречаемся с четверкой одесситов. В этой группе идет и Эльвира Насонова - легендарная женщина, трижды поднимавшаяся на пик Победы. В прошлом году мы читали ее записку на пике Коммунизма, а в этом - очная встреча. Спускаемся в карман и видим, как прямо на нас вылетает лавина. Падаю в снег, закрыв лицо руками - бежать некуда. Но лавина пылевидная, она только обдала нас ударной волной и снежной пылью. Идем дальше. Перед нами только что прошла группа, а следов уже не видать, тропа засыпана лавинками. Снова барахтаемся в глубоком снегу, поминутно ожидая, что что-то упадет на голову. Вот и плато 5200, можно перевести дух. Дальше идет тропа, такая широкая и удобная, будто ездили трактором. По тропе буквально летим. Через три часа подходим к базовому лагерю, где нас перехватывают знакомые - алмаатинцы Костик и Юра. Они работают с клиентами: американцем Джекобом и чешкой Ярмилой, с которыми тут же знакомимся. На стол выставляется угощение. Проснувшийся внизу аппетит, уничтожает значительное количество припасов хозяев. Однако пора и честь знать, и попрощавшись, покидаем гостеприимных алмаатинцев.

Народ в базовом лагере занят сборами на завтрашний выход. В этот раз они еще раз попытаются подняться до перемычки, с ночевкой на повороте. Какая-то акклиматизация получена и проблем, думаю, не будет. Мы же с Евгением отдохнем денек внизу, а послезавтра идем до перемычки сразу из базового лагеря, без промежуточной ночевки. Цель нашего выхода - подъем на вершину.

Встаем в 5 утра. Небо чистое, без единого облачка - это радует нас бесконечно, непогоды мы накушались вдосталь в предыдущий выход. В 6.30, не спеша, выхожу. Через полтора часа я в лагере 4200, подошел и Жека, тут же взявшись снимать кинокамерой. Да, сегодня есть смысл потратить на это время, виды во все стороны просто чудесные. Панорама открывается черными стенами пика Погребецкого, напоминающего остроконечный шлем древнерусского воина. Правее, там, где заканчивается ледник Южный Иныльчек - пик Военных Топографов. Рядом - глубокий, затененный провал Чон-Терена. Восходящее солнце окрашивает все это в пурпурные тона, срывает каскад солнечных брызг с Южного ребра Хан-Тенгри. Далеко внизу обрывки ночи прячутся в низовьях Иныльчека, прогоняемые рассветом. Прямо перед нами встает мраморная стена пика Чапаева с громадной шапкой снежного карниза на самой макушке. Длинным извилистым гребнем соединяется она с перемычкой, от которой хребет продолжается западным гребнем Хан-Тенгри. С вершины Хан-Тенгри на нас сбегает мраморное ребро. Ярко выраженный контрфорс на нем - начало маршрута Свериденко (6Б к.сл.). В свое время одесситам прохождение его стоило немалых сил. Нынче на этот путь нацелились ростовчане во главе с Сашей Погореловым - одним из сильнейших высотников Союза. Иду по тропе, внимательно разглядывая контрфорс. Скалы не кажутся неприступными. Хотя, на такой высоте, их сложность повышается значительно. Контрфорс заканчивается где-то на 5600. Далее путь проходит по менее сложному мраморному ребру. Правее мраморного ребра - гладкая, будто срезанная ножом, южная стена Хан-Тенгри. Справа стену замыкает южное ребро с небольшим пичком на оконечности, почти точной копией Хан-Тенгри. Его так зовут - Ханенок.

Постепенно набираем высоту, обходя мраморное ребро слева. Знакомый путь по леднику теперь воспринимается как прогулка, несмотря на 17-килограммовый рюкзак. По пути обгоняем нескольких корейцев, которые на приветствие отвечают что-то нечленораздельное. С одним попытался объясниться жестами, но понимания так и не нашел. Мой немецкий пока без надобности, хоть и сдал кандидатский экзамен по этой дисциплине месяц назад. Не встречаются немецкоязычные клиенты. В зоне трещин теряем минут 15 на фото и киносъемки - такое здесь великолепие из занавесей сосулек. Высокогорное солнце начинает испепелять своими жаркими лучами. Я раздеваюсь до рубашки, предварительно намазавшись солнцезащитным кремом. Без этого скоро можно превратиться в хорошо прожаренный бифштекс. Одного за другим обгоняем медленно бредущих по тропе людей. По сравнению с первым выходом, здесь - настоящее столпотворение. Женька вошел в азарт и намечает обогнать еще семерых, темп нашего передвижения немедленно форсируется. Я знаю, что высотное восхождение - не спринтерская дистанция, а, скорее, марафон, но в этот выход мне нужно проверить свою физику темповой нагрузкой, поэтому не возражаю, хотя расплата за темп придет неизбежно.

Вот и старые знакомые: Костик, навьюченный тремя рюкзаками и клиентом-американцем. Американец Джекоб - обладатель роскошной седой бороды, находится в весьма почтенном возрасте - ему лет 60. Тяжело, наверное, в таком возрасте покорять семитысячники, хотя есть примеры просто удивительные: Борис Коршунов в 54 года сбегал с перемычки до вершины за 4,5 часа - время почти рекордное. Чуть дальше встречаем Ярмилу.

“Ребята, вот вы быстро идете, скажите Ренато или Анатолию, что Джекоби плохо, пусть пронесут чаю”.

В этот момент мы еще не знали, что Ренато и Анатолий - это наши гималайские знаменитости Ринат Хайбуллин и Толик Букреев, тем не менее, Женьке будто приделали лишнюю пару ног. Темп возрастает так, что я начинаю понимать - если это не остановить - то мы скоро выдохнемся. Обращаюсь к Евгению по песенному: “Снегопад, снегопад, если женщина просит, кому нужно, если мы сдохнем раньше времени?”. Тот со мной смущенно соглашается, и мы переключаемся на пониженную.

Из идущей впереди цепочки восходителей, то один, то другой валятся на рюкзаки без движения. Подхожу к первому, разодетому в “Gore-Tex”, и расталкиваю со словами: “Эй, кабальеро, ты что, помер что ли?”. Узнав, что незнакомец и есть искомый Ренато, сообщаем ему о бедственном положении клиента. Что-то, думаю, алмаатинцы парни какие-то хлипкие, и отдаю ему свой гематоген. Однако, здесь сострадание, видимо, было излишним, ибо незнакомец был в недавнем прошлом покорителем грозных гималайских восьмитысячников Канченджанга и Дхаулагири, а спал на рюкзаке по причине, наверное, недосыпа. Следующего гималайца - Анатолия Букреева нам в этот день догнать было не суждено, отчего он остался без гематогена, улучшающего реологию крови и еще чего-то там. Это шутка, а вообще-то Букреев - один из сильнейших высотников. Здесь Анатолий прогуливает каких-то родственников, случайно обнаруженных им в Америке во время прошлогоднего восхождения на Мак-Кинли.

Вот и пещеры. Два километра по высоте мы набрали за 6 часов. Все наши уже здесь, они только что подошли, хотя фора перед нами у них была приличная. Женька предлагает тут же, после обеда выходить дальше. Однако я думаю, что горячку пороть не стоит, и выход откладываем на утро. Первоначально мы планировали за завтрашний день подъем только до 6400, но, похоже, природа вносит изменения в наш расклад. Имеет смысл, чтобы не терять погоду, завтра сразу же идти на вершину, а для подстраховки оставить палатку на 6400, на месте лагеря 3. У нас палатка-перкалька, в которой может разместиться три человека, поэтому с нами идет и Слава Шуров, у которого еще недостаточная акклиматизация, и он пойдет только до 6400, где и останется с палаткой. Мы же с Евгением попытаемся подняться на вершину, и заночуем на спуске в лагере 3. Вот такой план.

Часом раньше нас к пещерам поднялись иркутяне, и одна из них - маленькая бойкая брюнетка с громким голосом, угощает нас с Евгением кофе со сгущенкой. Вот и у нас готов компот. Приглашаем в гости двух иркутянок, которых больше компота заинтересовала копченая колбаса, о чем одна из них - шустрая рыженькая девица, тут же нас уведомляет. “Наша” брюнетка стоит и мнется в стороне. Спрашиваю у рыженькой (как потом оказалось - Ирины Вяленковой):

“Как зовут девушку?”.

“Катюша”

“Катюша, что вы скромничаете, заруливайте к нашему огоньку”.

Наевшись и напившись, отваливаюсь на спину и оглядываюсь окрест. Со всех сторон нас окружают громадные заснеженные пики.

“А кто мне объяснит, что здесь за горы?” - вопрошаю.

Катюше, видимо, надоело быть звездой второй величины и она бойко перечисляет:

“Это пик Военных топографов, там я была; а это Восточная Победа, там я тоже была”.

Тут на меня снисходит озарение. Так. Катя из Иркутска. Не Иванова ли случайно? Спрашиваю об этом у знакомого иркутянина. “Да” - отвечает: “Она”. Бог ты мой, да это же Катя Иванова - первая и единственная из наших женщин покорительница Эвереста. Вот так встреча.

У иркутян, оправившихся после катастрофы с вертолетом - это первый выход. Утром они уходят вниз. Ну а мы собираемся идти на вершину. Завтра нам предстоит напряженный день. Неплохо было бы сделать все, что задумано.

Ворчу по поводу полнейшей анархии в группе, но ничего не поделаешь - я не руководитель. Руководителя у нас нет. Для альпинизма это нонсенс. Здесь как на войне, иногда необходимы жесткие действия - тогда демократии не место. Демократия допустима лишь при нормальном течении событий, в экстремальных же ситуациях решения должен принимать один человек, все прочие - беспрекословно выполнять. Тем более, в такой несхоженной группе, как у нас. К сожалению, не все это понимают. Остается надеяться, что у нас до экстремала не дойдет.

Утром встаем поздно - в 8 часов. Перед выходом встречаю Володю Солобоева. Этой ночью его группа спустилась из лагеря 6400. Столь экстренный спуск был вызван тяжелым состоянием одного из участников - доктора Сережи. Болезнь на высоте бывает смертельно опасна. Время болезни здесь имеет совсем другой счет. Развивается она стремительно, врачи говорят: “скоротечно”. Насморк к вечеру может обернуться отеком легких, одышка - сердечным приступом. Примеров достаточно, поэтому шутить, тут не следует. Получаю у Володи консультацию по маршруту и разрешение воспользоваться, при надобности, их палаткой на 6400. Свою палатку также берем с собой, она еще пригодиться нашим следующим группам.

Выход на перемычку достаточно крутой, поэтому здесь навешена первая веревка. Чужими перилами я стараюсь не пользоваться, но так как связочной веревки нет, местами все же придерживаюсь. Хотя жумар не взял принципиально. Проблема эта - пользоваться или нет чужой веревкой или крюком - стара так же как альпинизм. Советская школа горовосхождения это, как правило, допускает, западная более щепетильна. Я с большим одобрением отношусь ко второй, но чтобы избежать соблазна совсем, нужно либо быть жутко принципиальным, либо выбирать нехоженый маршрут. На последнее мы не пойдем по причине полной безрассудности такого варианта, а принципиальность мою контролирует только совесть и рассудок. Здесь у каждого свой порог. Не нужно только, чтобы этот порог граничил с глупостью.

Перемычка встречает нас сильным ветром. Ноги в пластиковых ботинках “Dachstein” начинают подмерзать, и я останавливаюсь, чтобы надеть бахилы. Женя со Славой уходят вперед. Оглядываюсь. На север от перемычки свисают гигантские карнизы. Восточнее снежная седловина сменяется взлетом западного гребня. На всем видимом протяжении - гребень чисто скальный. Влево он обрывается отвесом северной стены, о крутизне которой свидетельствует бесснежная черная поверхность. В верхней ее части черный сланец сменяется рыжими мраморами, наискось пересекающими стену. Где-то здесь проложено несколько маршрутов высшей категории сложности. Прохождение любого из них - свидетельство настоящего альпинистского мастерства. Наша цель - западный гребень - не в пример проще. Скалы здесь сильно разрушены. Во всех сложных и не очень местах провешен прошлогодними, сильно потрепанными веревками, местами держащимися на трех нитках. Лазанье довольно простое, чаще всего в перилах необходимости просто нет, но с какого-то момента они идут непрерывной ниткой. Слава лидирует до самой палатки на 6400. Кажется, это не у нас, а у него отличная акклиматизация. Славу это воодушевляет так, что он решает идти с нами до самой вершины. На 6400 останавливаемся перекусить, и выясняем, что забыли кастрюлю. Огорчительный момент. Топим снег в крышке от примуса “Огонек”, которая размером чуть больше наперстка.

Здесь нас обгоняет группа инструкторов из казахского МАЛа. Ребята должны спустить с 6700 труп туриста-пермяка. История с этим туристом сложная и запутанная. Я слушал разных ее участников, в том числе и жену погибшего (как ни странно, с ним разведенную), уплатившую казахскому МАЛу за эти спасработы 70 тысяч рублей. Мне трудно здесь как-то рассуждать, я не был на месте этих людей, поэтому привожу только факты.

В сентябре прошлого 1991 года туристская группа из Перми проводила поход 6 к. сл. по Центральному Тянь-Шаню. Был у них запланирован и перевал Западное седло Хан-Тенгри и, возможно, восхождение на Хан-Тенгри, благо туристам с недавних пор разрешили ходить не только через перевалы, но и на вершины.

На перевал вышли две двойки. Руководитель похода с напарником не смогли продолжить подъем, и остались ждать вторую двойку. Назовем одного Андрей, а второго Костя. На гребне их преследует одно несчастье за другим - поломка кошки, потеря рукавичек, горная болезнь. В конце концов, двойка разделилась. Костя один пошел на вершину, а Андрей остался ждать его где-то в районе 6800. Трудно сказать, в каком состоянии Костя оставил Андрея; был ли у того легкий приступ горной болезни, позволявшей дожидаться более сильного участника, или его состояние требовало немедленного спуска (как рассказывала жена погибшего). Я думаю, скорее, был первый вариант. Вспомним примерно такую же ситуацию в 1982 году, на Эвересте.

Первая двойка, зашедшая на Эверест, Балыбердин и Мысловский, спускалась 50 метров по простому гребню несколько часов. Стало ясно, что им необходима срочная помощь. Навстречу вышла лучшая на тот момент связка - Бершов и Туркевич. Принеся кислород и горячее питье терпящим бедствием альпинистам, украинская двойка ушла на вершину, оставив вторую пару спускаться самостоятельно. Через некоторое время украинцы сходили на вершину и вернулись. Оставшаяся связка была до того обессилена, что преодолела за это время всего около 50 метров. Дальнейший их спуск закончился благополучно, если не считать ампутированных пальцев Мысловского. В этот раз несчастья не случилось.

В нашем примере все иначе. Костя хватает на вершине холодную ночевку. Что происходит с Андреем - можно только догадываться. Бивуачного снаряжения у них нет. Когда Костя спускается к Андрею, тот уже не может идти вниз самостоятельно. Все сложные веревки до 6700 Костя спускает Андрея на себе, и когда тот теряет варежки, отдает свои, сильно обморозив при этом руки. Видимо, оба восходителя после холодной ночевки были в очень плохом состоянии, и едва могли двигаться. Костя понял, что живыми они вдвоем не спустятся, и уходит за помощью вниз. Однако ожидающая их вторая двойка, так же больна, и не может помочь пострадавшему. Помощь могли оказать только альпинисты. Но к тому времени МАЛы уже свернули свою работу, да и было поздно. Андрей не мог в таком состоянии выдержать вторую холодную ночевку. Одна группа альпинистов все же поднялась по маршруту, и обнаружила труп Андрея.

Что сказать об этой истории? Нельзя объективно оценить происшедшее на восхождении, не находясь рядом. Для постороннего человека остаются за кадром многие частности, коренным образом повлиявшие на ситуацию. Рассуждая же вообще, нужно иметь в виду следующее: кислородная недостаточность на высоте бьет, прежде всего, по рассудку, и действия восходителя невозможно оценить, основываясь на принципах обыденной морали. И давать оценку любой, произошедшей на высоте истории, а тем более судить - дело безнадежное в плане поиска истины. Слишком все здесь субъективно и неоднозначно. Лучше всего, в таком случае, придерживаться древней христианской заповеди: “Не судите, да не судимы будите”.

Вот нас обгоняют руководители спасателей - Юрий Бородкин и Николай Дьяченко или, как мы зовем его про себя, “дядя Коля”. Дядя Коля - томич, причем, один из старейших альпинистов Томска, мастер спорта и чемпион Союза, еще 1969 года. Он предлагает сходить на вершину завтра вместе. Но нам жаль терять хорошую погоду, а, кроме того, мы достаточно о нем наслышаны от старших товарищей, поэтому вежливо отказываемся.

Пора и нам выходить. Дохожу до 6700 и вижу группу людей. Один из них лежит на снегу, будто отдыхает. Чего это он тут развалился - удивляюсь? Обхожу камень, и вижу, что лицо у него замотано анораком. Так, ... понятно. Ребята ругаются, что парню раньше не догадались закрыть лицо - все выклевали альпийские галки. Вот вредная птица, аж на 6700 ее черти заносят. Внизу, на 5900 она залетает в пещеры и протыкает своим мощным клювом консервные банки (это галки так с МАЛовской заброской расправились). Это единственная живая тварь, появляющаяся на таких высотах, если не считать человека.

С высоты 6700 маршрут уходит с гребня в широкий снежный кулуар, начинающийся короткой (метров 15) скальной стенкой. Лазанье, пожалуй, не сложнее III к.сл. по классификации UIAA, но на такой высоте - серьезное препятствие. Висят старые веревки, все битые-перебитые. Мы идем автономно, поэтому лезть здесь без самостраховки не решаюсь. Выше в кулуаре вижу людей - это Гриша Петрашко с двумя клиентами-австрийцами. Раз они здесь прошли, значит, веревки нагружать можно. В снежном кулуаре страшная жара и не малейшего ветерка. Безветрие утомляет больше всего. Сильно хочется пить. Движения автоматические. Рука со схватывающим по веревке - раз; шаг ногой - два; корпус переносим на другую ногу - три. И так до бесконечности. Слава где-то далеко отстал. Долго его зову - безуспешно. Видимо, все же сказался недостаток акклиматизации, и он повернул назад. Женька все время рядом. Вот небольшой отрезок горизонтальных перил и выхожу на снежный гребешок, где жду Евгения. Вверху вижу Петрашкиных австрийцев. Мне кажется, что до вершины рукой подать - метров 50. Еще на 6400 я прикинул: в 18.00 будем на вершине, в 21.00 - спустимся в лагерь 3. Но, кажется, поднимемся раньше. Проходим последние две веревки по скалам - 50 метров, еще 50 метров, а склон все так же бесконечно уходит вверх. Справа тянется мраморное ребро. Я знаю, там, где оно соединяется с нашим гребнем - вершина. Но кажется, что мраморное ребро уходит по параболе в бесконечность и нужная нам точка недостижима. Встречаем спускающегося Петрашко. Один из его австрияков заболел, и они уходят вниз, оставшись без вершины. Меня он просит передать все это второму австрийцу. Я рад возможности применить свой немецкий. Вот и нужный клиент. Выполняю просьбу Петрашко, и интересуюсь - сколько осталось до вершины? Тот смотрит на альтиметр:

“ Ein Hundert ”

Сто метров! Рановато я расслабился, сейчас очень тяжело будет снова собраться. Женька убегает вперед. А я медленно иду, вырывая из себя каждый следующий шаг. Вот и последнее препятствие - снежный купол, покрытый жестким, как авиационная фанера, фирном. Носок ботинка едва врезается в склон. Каждое движение дается с большим трудом. Иду лишь на нервах, выдавливая из себя шаги. Пытаюсь чаще дышать, вспоминая медицинский термин - принудительная вентиляция легких кислородом. Кажется, помогает. Два шага - отдых, два шага - отдых. Останавливаясь, буквально висну на лыжных палочках. Высота - под семь тысяч. Последние 50 метров по снежному гребешку, затем по склону, усыпанному мраморными глыбами.

Все. Вершина.

Небольшая снежная площадка с камнем посередине. На восток склон еще метра на полтора повышается, но там возможен карниз - ловушка для неопытного восходителя. Метров двадцать правее, как нам кажется, высшей точки стоит дюралевая тренога - триангуляционный пункт. Валюсь без сил возле треноги. Женька здесь уже минут 20 и сейчас бегает вокруг меня с кинокамерой, наверное, запечатлевает “исторические кадры”. Заставляет махать руками и ногами - в кино нужна динамика. Без особого желания подчиняюсь. Погода вдруг совсем испортилась - сильный туман и снег. Тут еще и ветер задувает. Говорят, в хорошую погоду с вершины видно озеро Мерцбахера, еще хотелось бы взглянуть на Победу глазами восходителей 1936 года. Но, увы, снежная пелена закрыла все вокруг. Максимально утепляемся. Время 19.30. Пора вниз. Подбираем на вершине двухлитровую консервную банку (она заменит нам забытую кастрюлю) и уходим вниз. Спуск прямо по куполу сейчас опасен, и мы спускаемся по гребешку сколько возможно. Дальше траверсом влево возвращаемся на тропу. Пурга еще не успела замести следы. Видимость - метров 20. Вдруг (сперва показалось послышалось), из-за камня кто-то зовет нас. Да ведь это Слава Шуров! Как мы его не проскочили на спуске? И что он здесь делает? Ладно, все вопросы внизу. Сейчас, пока светло, нужно быстро спускаться. Но Слава, вдруг заявляет, что никуда не пойдет и останется ночевать здесь. От таких слов челюсть моя чуть не упала до земли. Как можно ночевать здесь, на 6900, на склоне, где даже не выроешь пещеру, без палатки, спальных мешков, даже без просто рюкзаков, вообще ни без чего!? Такая холодная ночевка, в лучшем случае, может закончиться серьезными обморожениями. А в худшем - исход летальный. За примерами далеко ходить не надо, вон - метров 200 ниже лежит один. Излагаю все эти соображения Славе, заодно вспоминаю подобные истории на Победе с казахской 1955 г. и грузинской 1961 г. экспедициями. Все бесполезно. Похоже, горная болезнь совсем сдвинула у Славы разум. Все мои слова разбиваются о стену непонимания. Слава сейчас как большой капризный ребенок. Я прихожу в отчаянье. Ну что ему, морду бить что ли? Он чуть не вдвое старше меня. Уже полчаса бьюсь со Славой, бегут драгоценные минуты, скоро наступит темнота, и спуск будет втрое опасней, особенно в верхней части. В любом случае, одного его мы здесь не оставим. Внутренне я уже готов на эту вынужденную ночевку.

“Слава, или мы тут остаемся замерзать все вместе, или вместе уходим вниз - решай”.

Не знаю, что пробудили в Славином сознании мои слова, но он вдруг согласился идти на спуск. До сих пор мы не пользовались связочной веревкой, но сейчас со Славой нужно быть осторожней вдвойне. Цепляем его в середину связки. Я сзади. Перед первыми перилами кричу Славе, чтобы перестегнул карабин на скользящий узел, иначе он может меня сорвать. Слава развязывает узел на связочной веревке и перестегивается. Вот он начал спуск. Рывок чуть не сдергивает меня. Я готов к таким неожиданностям, поэтому успеваю зацепиться за веревку и скатываюсь по ней вместе со Славой. Внизу подхожу к Славе. Узел развязан, но веревка перекручена так, что образует петлю, и скользящий узел не работает. Молча переделываю как надо, Славу сейчас ругать бесполезно. Он постоянно останавливается и просит не торопиться, хоть мы и так идем через чур медленно. Видимо сил у него осталось совсем немного, потому и отказывался спускаться. Слава кроет нас самыми грязными ругательствами. Не обращаю внимания - лишь бы шел. Только прошу Женьку не торопиться. Вот и перила в кулуаре. Лыжные палочки будут мешать здесь. Я укладываю их в рюкзак и случайно упускаю варежки. Черными комочками они быстро упорхнули вниз, куда-то на 5800. К счастью, у меня есть запасные. Вот ведь, ничего с собой не брал, а рукавицы запасные захватил. На скальной стенке Слава окончательно запутался в перильной и связочной веревках и не может двинуться.

“Слава!” - кричу: “Выстегни связочную веревку”.

Отстегнувшись, Слава тут же падает. Сердце у меня екает, но перильная веревка, непонятно на чем державшаяся, рывок выдержала. Ниже - вроде ничего сложного, но Слава падает и здесь, в последней момент успевая схватиться за перила.

“Все, Слава, дальше - только с веревкой”.

Связываюсь с ним. У Женьки лопнуло терпение возиться с Шуровым, и он убежал вниз. Ладно, пусть идет - чай поставит. Да и путь дальше проще. Слава спускается “спортивным” способом, пропуская веревку прямо по пуховке. Пух летит из-под нее во все стороны. Обычно альпинисты стараются беречь снаряжение, особенно пуховое, но сейчас на карту поставлена жизнь. Смеркается. Слава садиться через каждые 15-20 метров и подолгу отдыхает. Пожалуй, в таком состоянии вряд ли он перенес бы холодную ночевку в одиночку. Пурга, слава Богу, кончилась. Последние лучи солнца дарят нам великолепное зрелище - грозовые тучи, пронзенные лучами, рождают невозможную феерию красок. Весь спектр, кажется, разбросан по небу - то яркие, то бледные цвета на верхних и нижних облаках. Картина ошеломляет. Никогда не видел такого фантастического заката. Но нам сейчас не до него. Вот небо погасло, и я не вижу перед собой дальше 2-3 метров. Все внимание на веревку. По натяжению ее чувствую остановки и начало движения. Резкий рывок может сдернуть меня - Слава сейчас не контролирует свои действия. Все внимание на веревку. Важно, чтобы она не тормозила движение, не цеплялась за камни. Перед 6400 - неприятная стеночка. На спуске с нее - вдруг резкий рывок. Я готов к этому, но рукав пуховки проезжает по камням, как по пиле. Коротко ругаюсь. Тревожный голос спрашивает рядом:

“Все в порядке?”.

Это Гриша Петрашко.

Через полог палатки он протягивает полкружки теплой, немного горьковатой от талого снега воды. 30 метров ниже дрожит голубой огонек нашего примуса. Там Женька. Слава уже у палатки. Ну, кажется, на сегодня все.

Утром встаем часов в 11. Падает снег. Мимо проходят Хайбуллин с Ярмилой. Угощаю Рината чаем, заваркой лечу Женьку. Он вчера поздно надел солнцезащитные очки и сильно обжег глаза, теперь наполовину слепой и не может смотреть на свет. От такой травмы хорошо помогает крепкая заварка, но глаза нужно поберечь. Сегодня нам нужно спуститься вниз. Слава говорит, что остается жить здесь, на 6400. У меня больше нет сил с ним спорить. Топчусь у палатки, ожидая Женьку. Тот машет рукой:

“Иди, я догоню”.

“Свалишься без меня где-нибудь сослепу”.

Хоть и ворчу, но Женьке я доверяю, знаю, что все будет нормально. Ухожу вниз. На спуске четко помню весь путь, каждый камень. Впрочем, это не обязательно, маршрут однозначен - гребень. Пару раз окликаю Евгения - как у него дела? Тот отвечает бодро, я успокаиваюсь.

Прямо передо мной противоположный борт ущелья ледника Семеновского. Он образован протяженным гребнем пика Чапаева. Начинаясь от перемычки двухсотметровым взлетом, гребень плавно набирает высоту к вершине 6300 метров высотой. Гребень сильно карнизный, причем встречаются двусторонние карнизы-бабочки. Маршрут этот категорирован 5А к.сл., и с перемычки должен проходиться за день. Внизу у нас с Женькой была мысль - сразу после Хан-Тенгри сходить на Чапаева. Идея вполне реальная, хоть дядя Коля и делал круглые глаза. Жаль, Евгений обжег сетчатку и, пожалуй, с этой затеей придется распрощаться.

Вот и перемычка, и кто-то машет мне рукой от пещер. Спускаюсь к нашим на 5900. Сегодня двойка должна уйти в 3 лагерь, прошу - пусть присмотрят за Славой. Гриша Петрашко со своими австрийцами уже здесь. Рассказывая МАЛовцам про наши ночные похождения, обозвал нас дураками. Дядя Коля на это заметил, что умники почему-то на вершины не заходят, а вот дураки взяли и зашли - вроде как заступился. Оба они люди в возрасте и любят поворчать, а кроме этого считают себя настолько большими мастерами, что вправе судить других. “Не судите, да не судимы будете”. Объективную оценку восхождению трудно составить, не находясь вместе с группой на маршруте. А, вынося вердикт косвенно, вряд ли угадаешь истину. Если же отвлеченно рассуждать о нашем восхождении с точки зрения участника, то получится примерно следующее:

Очень важно на высотном восхождении просчитывать запас прочности на непредвиденные случайности. Можно подняться на вершину и на пределе, но в этом случае любая экстремальная ситуация может закончиться катастрофой. Это потом скажут, что на альпинистов вдруг обрушилась непогода, лавина, камнепад, болезнь... Вот все эти “вдруг” нужно уметь просчитывать, оставляя некоторый запас времени и сил на случай непредвиденного развития событий. В нашем примере экстремальная ситуация со Славой усложнила восхождение, но не стала непреодолимой. Мы не только зашли на вершину, но и справились с неплановой ситуацией.

Я сижу у пещер, беседую с австрийцами. Что-то пытается сказать по-немецки Анна. Беспокойно поглядываю на гребень - где там Женька запропастился? Ага, вот он, появился. Где-то выше Евгений сослепу свалился в кошках прямо на чешские палатки. А когда те с возмущением на него набросились, объяснил, что плохо видит. Оказавшаяся здесь Ярмила, тут же сняла с одного из проводников шикарные горные очки “Uvex” и надела на Женьку. Теперь он щеголяет в обновке.

Через час уходом вниз, а еще через два спускаемся в лагерь 4200. Скучающий МАЛовский инструктор спрашивает: “До куда дошли?”. А когда узнает, что до вершины, тут же убегает и возвращается с котелком холодного чая и горстью конфет. “Ребят, вы извините - это все, что осталось, остальное наверх унесли”. Благодарим заботливого инструктора. У нас здесь своя палатка, и чай приготовим сами. После обеда бодро бежим домой.

Вечером, в базовом лагере пьяный и веселый Шнайдмиллер будет обниматься и кричать: “Вы мой успех!”, а Андрюха Ермола из Кемерово говорить какие-то громкие слова и называть нас с Женькой мужиками.

Да, это - первый успех нашей экспедиции. Затем, уже в августе на Хан-Тенгри поднимутся Слава Шуров, Серега Немцев и Анна Акинина. Слава, как и на Ленина, поднимется в одиночку, сильно при этом поморозив руки; Серега зайдет сразу после пневмонии; Анна станет первой женщиной в Томске, зашедшей на Хан-Тенгри.

А у нас с Женей теперь другие планы. На противоположной стороне Иныльчекского ущелья высится массив пика Победы…