Рассказы о туристских походах / Е.В. Буянов / Люди и горы / Mountain.RU

В те июньские дни 1993 года мы “приземлялись” на этой хижине дважды, - когда шли вверх к перевалу Джалаучат, в ущелье Аксаут, а потом, когда спускались вниз с вершины Узлового Джалаучата.

Горы поразили нас своей необычайной заснеженностью, в них еще стояло весеннее межсезонье, и столь необычайной пустынностью, которая так не свойственна району Домбая.

С этими местами у меня связаны воспоминания ранней юности, когда в 1967 году я впервые участвовал здесь в плановом походе по туристской путевке. Промежуточный туристский лагерь для групп, совершающих походы между военными турбазами в Пятигорске (район Минеральных Вод) и Кудепсте (под Сочи, на побережье) располагался тогда на лесной поляне левого берега реки Гоначхир - первого правого притока Теберды (ниже ее истока при слиянии рек Домбай-Ульген, Аманауз и Алибек у Домбайской поляны).

Здесь стояли несколько армейских шатровых палаток с деревянными коробами-поддонами и узкие дощатые столики с рядами пустых консервных банок из-под сгущенки (которые использовали в качестве кружек за неимением последних). Еду готовили на кострах, а дрова частично подвозили, а частично добывали в лесу). Запомнился звонкий голос девушки-солистки у костра, которая пела известную песню “Улыбка” из “Карнавальной ночи”, но перефразированную на туристский лад:
И улыбка, без сомненья
Вдруг разинет вашу пасть,
И хорошее настроение
Не позволит вам упасть!...

Звучали здесь и более “кровавые” мотивы на альпинистский лад:
Ты по карнизу шла, я страховал,
Ты полетела вниз, я прокричал:
Лети же, черт с тобой, лети же черт с тобой,
Ничто не свяжет нас веревочкой одной!

Это, конечно, была “Веревочка” Ю.Визбора, но в интерпретации, которую я нигде больше уже не слышал. Тогда гуляло много перефразировок на мотивы известных песен, ведь на известный мотив очень легко сочинить “новые” стихи, чуть-чуть подправив слова старых на туристский лад. И наша группа тоже сочинила свой “гимн” на слова известной песни:

Бегут, мелькают версты,
Но где ж Домбай-перекресток,
Где ждет меня, где ждет меня моя
Необходимая
Любовь навеки...

В этой песне, так любимой и чуть-чуть перефразированной моим отцом, уже сейчас, когда его нет, я нашел внутренний “секрет”, о котором он, видимо, не знал, но чувствовал подсознательно нечто родное. В концовке слова “Необходимая”звучало его имя: Дима Я! Вот так стихотворные строчки вдруг становятся нам очень близкими и родными по причинам, которые заметить и понять не так просто... Что иногда понимаешь спустя много лет... Или еще одна интересная, подтекстная двузначность: любовь не только “необходима”, но и так велика, что ее никак“не обойти”(“не обходимая”). И все в одном слове! Как много значит в песне правильно подобранное слово!

Первый поход!.. Первый, совсем еще небольшой и несложный! Пожив пару дней в этом лагере с выходом вверх на Муса-Ачетарские озера, мы прошли трехдневным походом по району Домбая, осмотрев Алибекское и Тебердинское ущелья и Бадукские озера. По прекрасной тенистой тропе-аллее в буковом лесу левого берега Теберды наша группа шла стройной походной колонной. В том времени была своя строгая красивость. Да, мы не имели современной цветастой одежды, мы шли в невзрачных “хабэшных” штормовых костюмах, и не в ботинках, а в кедах. Но инструктор сложил группу в дружный коллектив, дал уроки походной дисциплины и правильного поведения в горах, обучил первым премудростям походного быта. Группа путешествовала по путевкам военной турбазы, в ней имелось несколько офицеров, а часть девчат и ребят тоже из офицерских семей, - народ достаточно дисциплинированный, культурный, неприхотливый и легко обучаемый. Мы быстро сработались, научились варить кашу и ходить по склонам с рюкзаком. В конце похода прошли Клухорский перевал и вышли к морю. Шестнадцатилетний мальчишка, я не сразу освоился с рюкзаком, промучился от сожженных на горном солнце плеч, но остался с “диким” внутренним восторгом от полученных впечатлений. От снежных вершин, голубых озер, палитры лугового разнотравья, от чистоты и красоты рек и лесов, скал, ледников и водопадов. От походных костров, песен, ночевок в палатках, от горного дождя и облаков, летящих не только сверху, но и снизу. Все казалось таким новым, удивительным, таинственным и манящим, а горы такими крутыми, высокими и неприступными... И так хотелось все это освоить, понять и пройти. Здесь и родилась она - любовь, - любовь к горам, любовь с первого взгляда. Позже будет много других походов, куда повыше и покруче - до “шестерок”, - и по Памиру, и по Тянь-Шаню, и участником и руководителем, но этот поход запомнился и особенно дорог тем, что он был первым, ведь это он открыл глаза на горы, он указал дорогу... Он оставил мечту попасть сюда снова. Спустя 12 лет, пройдя в одиночку Клухорский перевал, я быстро скатился на грузовике по Гоначхиру. Дорога к Северному приюту тогда жила активной жизнью, - по ней туда и сюда сновали машины. Попасть в Домбай с другой стороны, - со стороны перевала Алибек в следующий раз удалось летом 1990-го. Проходя здесь, мы застали поток туристов, табуны экскурсионных автобусов, букет услуг шашлычных, магазинов, канаток и турбаз.

А теперь, в 93-ем - мертвая тишина! За месяц похода встретили лишь четверку альпинистов с КСП Домбая, да бродила внизу еще группа гуляющих из Элисты с турбазы “Горные вершины”. И все! Альплагерь стоит необитаемым островом, канатки замерли в неподвижности... На Военно-Сухумской дороге - засохшие ветки деревьев (остатки зимних выбросов дыханием лавин), да нераспаханный завал снежной лавины у Форельного озера. Тишина!... В ней был лик войны, то тлевшей, то грохотавшей за грядой Большого Кавказа - в Абхазии, на побережье. Такой предстала перед нами Военно-Сухумская дорога. Да, война - это не только грохот взрывов и выстрелы. Где-то она предстает в образе кладбищенской тишины и запустения... Лищь приглушенный шум реки Гоначхир нарушал эту тишину.

Межсезонье и непогода - всегда “гуляют под ручку”. Вторая наша остановка на Алибекской хижине затянулась на три дня из-за проливного дождя. Устроились по походным понятиям очень уютно, а время коротали небольшими экскурсиями по окрестностям, за чтением и починкой снаряжения, в дружеских беседах и обсуждениях дальнейшего плана похода. И, конечно, за песнями под гитару долгими вечерами при свече, слыша потрескивание дров в той самой печке, у которой стояли лыжи из “Домбайского вальса”. И хотя лыж у нас не было, мы видели, что они там стоят и будут стоять, пока стоит эта хижина. И Юра Визбор, скромно примостившись в уголке со своей гитарой, тихо подпевает и подсказывает нам слова своих песен, бросая временами проникновенный взгляд в лучи огня, в глубины глаз и душ, на эти стены... А на стене висит чудесный план эвакуации на случай пожара, и в нем четко указано, что спасаться можно почти во все стороны через многочисленные окна и через дверь. Правда, забыли указать на этом плане дымоход, но ведь через него не всякий пролезет...

Лучами солнечными выжжены,
Красивые и беззаботные,
Мы жили десять дней на хижине
Под Алибекским ледником,
Здевь горы солнцем не обижены
И по февральским вечера-а-ам
Горят окошки нашей хижины
Мешая спать большим горам!... (Ю.Визбор, “Хижина”)

Приятно тепло походного уюта в кругу товарищей-единомышленников, в кругу любимых гор. Это чувство ни с чем не сравнимо, оно уникально по восприятию, и чтобы его понять, его надо испытать в походе самому...

Я наслаждался с записной книжкой и карандашом в руке, продумывая проблемы совершенствования горного походного снаряжения, благо глаза постоянно цеплялись за эти предметы, находя те или иные несовершенства, открывая возможности улучшения и резервы использования (подвигался замысел книги “Техника горных маршрутов”, - беда с ней, неприкаянной...). Группа наша была экипирована очень неплохо: титановые крючья, телескопические палки, якори айс-фифи и добротная (в основном, самодельная) одежда. А вот с “акклимашкой” и “спортивным нажимом” на маршрут что-то не клеилось. Правда, и погодные условия сложились нелегкие, да и лавинная опасность сдерживала походные порывы.

На перевал Туманный взошли, но пройти дальше, на южные склоны, не решились и из-за самочувствия участников, и из-за огромных снежных карнизов. Вернулись на перевал Джалаучат, а с него взошли на вершину Узлового Джалаучата. Еще на леднике Джалаучат безуспешно пытался уговорить руководителя похода выйти на седловину между вершиной Сунахет и Узловым Джалаучатом, - это был бы новый, ранее не пройденный перевал примерно на “2А” в тех условиях, а при меньшем количестве снега, возможно, и посложнее.

Поход с самого начала стал “не складываться”: нарушился график, группа медленно раскачивалась на акклиматизации. Тому были причины и в походных условиях, и в подготовке группы. Многое было понято только после похода. Состав группы оказался не очень ровным: некоторые участники, впервые попавшие в “пятерку” чувствовали себя неуверенно. Это, конечно, не могло не сказаться на поведении и настроении руководителя группы, который особенно остро ощутил эту неуверенность, и правильно: если бы так не случилось, поход вообще мог бы кончиться аварией. Волей-неволей пришлось упростить маршрут, отсидеться в непогоду и облегчить график.

Я старался помочь руководителю, часто брал инициативу (но не руководство) на себя, стараясь расшевелить ребят на более активную работу. Сейчас сознаю: было некоторое непонимание младших (по опыту и возрасту) товарищей: когда количество пройденных походов-“пятерок” и “шестерок” в горах переваливает за десяток, уже редко вспоминаешь, как нелегко давался первый из них.

Один из участников покинул группу, видимо, из-за внутренней неуверенности, или неважного самочувствия, а может быть, из-за тревоги по семейным делам дома (такое бывает, когда внутри пересиливает домашний настрой). В середине маршрута проводили еще одного, но уже по другой причине: сильный парень. он ожидал от похода большего, а на меньшее был не согласен.

Но минимальный состав в 6 человек мы сохранили, и маршрут на аккуратную “четверочку” вытянули. После хижины погода прищла и поход пошел красиво, начал “раскручиваться”. Переправляемся ниже альплагеря через реку Алибек и, найдя “обезьянью тропу”, лезем по ней на Белалакайский ледник через густой лес. Тропа крутая, подъем интересный. Выходим на острый гребешок: слева - глубокая пропасть, а справа - крутой обрывистый склон, заросший лесом. По скалам вылезаем к альпинистским стоянкам ниже ледника, затем влево - на морену и по ней выходим на пологое плато ледника. Чудесный подъем для опытной группы!

На следующий день идем на перевал Чхалта-Дзых. Взлет сильно заснежен. Выхожу вперед и топчу ступени, проваливаясь в снег почти по пояс. Склон крутой, до 40 градусов, и внутри гложет сомнение: а не поедет ли на нас вся эта зыбкая масса снега. Но выходим благополучно и без паузы продолжаем подъем от седловины в сторону вершины Чхалта-Дзых. Сильный леденящий ветер не особенно располагает к остановке на отдых. Путь преграждает крутая скала, которую обходим справа по небольшому кулуару с навеской двух веревок. Скала сильно разрушена, сверху покрыта ледяной трухой и снегом, и трещины для крючьев нашел с трудом. Пока вылезала группа, погода успела испортиться, - солнце закрыли облака, налетевшие со стороны моря, посыпалась снежная крупа. Фронт непогоды шел с мощным гулом ветра, временами закрывая видимость плотной пеленой тумана (когда мы погружались в облака), временами открывая картину быстро меняющегося неба. С большой высоты небо наблюдалось в разрезе, - виднелись несколько ярусов облаков, несущихся с разной скоростью. Нижние ярусы, упираясь в гребень Большого Кавказа, образовывали пелену тумана, из которой непрерывно сыпал снег и склоны внизу пылили многочисленными снежными лавинами. Верхние ярусы являли собой сложную картину многослойной турбулентности (закручивания), перемешивания слоев, их трения и сталкивания на границах воздушных потоков. Картина неба все время менялась на глазах. Туман, пятна и струи облаков местами виднелись на фоне синего неба, местами образовывали темные углы, а местами золотились в лучах солнечных просветов. Такой динамичной картины неба я еще не видел даже при полетах на самолете. На это стоит посмотреть!

Мы упорно шли по гребню к вершине, несмотря на непогоду. И лишь выйдя на вершину и поняв, что выше идти уже некуда, вынуждены были остановиться: все так заволокло белой мглой тумана, что было совершенно неясно, куда и как идти на спуск. На юг и на север гребень вершины обрывался пропастями. Решили остановиться и переждать на вершине, раскинув палатки, а потом стали потихоньку укладываться на ночь. палатки углубили в снег по-штормовому, чтобы их не сорвало ветром. К вечеру погода утихомирилась, и склоны стали обнажаться от облаков. Здесь тоже ловили глазами чудесные, неповторимые картины гор. Красавица Белалакая, казалось, танцевала в белом платье облаков. Глаз сразу вроде и не замечал это движение, но отвлекшись на минуту-другую, находил уже совершенно другую картину вершин. Они то ныряли в облака, то обнажались, то торчали из неровного поля облаков причудливыми скалистыми островами. И краски... краски, меняющиеся на переходах освещенности и контрастности... Замечательно! В хорошем живописце эти картины разбудили бы море творческих фантазий богатством спектральных сюжетов, переходов и динамикой их движения.

Ночь на вершине прошла спокойно, ветер практически стих. Немножко тревожили только вспышки далеких зарниц. Утро пришло морозным и солнечным. По гребню спустились в сторону пика Джесарский на седловину, а с нее немного вниз по скату южного склона легко вышли на перевал Софруджу. Снег ночью подморозило, да и плотнее он был наверху, поэтому глубоко не проваливались. На перевале сбросили рюкзаки и взошли на вершину:

Вот ерунда, - какое дело,
Ну осужу, - не осужу,
Мне б только знать, что снегом белым
Еще покрыта Софруджу!... (А.Якушева, Ю.Визбор)

А с вершины картина просто потрясающая! Вся долина Теберды - как на ладони, до ее слияния с Уллу-Камом, где они вместе образуют Кубань, - Теберда, как мать Кубани своей кристально-чистой струей, а Уллу-Кам, как ее отец, - серовато-мутным потоком (он вбирает не только потоки с Главного хребта Кавказа, но и с северо-западных склонов Эльбруса). Кругом нас - сияющие вершины, вершины и вершины до самого горизонта, скалы и лед, провалы пропастей, ледники и стены, а внизу - потоки, разнотравье лугов и кущи лесов... Очарованно любуемся всем этим, купаясь в солнечныъх лучах и порывах ветра. Не жалеем фотопленку... Ищем глазами контуры знакомых вершин, хребтов, перевалов.

Теберда, Теберда, голубая вода!
Серебристый напев над водой!
Теберда, Теберда, я хотел бы всегда
Жить в горах над твоею волной... (Ю.Визбор)

На перевале встречаем четверку гуляющих с контрольно-спасательного поста (КСП) Домбая. Знакомые, с ними мы уже виделись внизу при регистрации на КСП. Они с легкими рюкзачками, в которых лежат монолыжи. Сходя на вершину, они нас догнали на спуске, на достаточно крутом снежном сбросе Белалакаи со свежим, рыхлым выносом снежной лавины. По их словам, выноса лавины не было, когда они шли вверх, значит она упала всего один-два часа назад. Ниже снежный склон обрывается отвесной стеной бараньих лбов, но “каэспэшники” смело и ловко скользят на монолыжах мимо нас по комьям снега. Мы тоже быстро проходим опасное место и на площадке скального уступа снимаем кошки, одеваемся полегче и обмениваемся впечатлениями со спасателями, убирающими монолыжи. Далее тропа сбегает через кустарник по скалам, в нижней части довольно круто, - здесь склон проходится аккуратным лазанием, некоторые спускаются без рюкзаков, с подстраховкой.

На Аманаузе отдыхаем, забираем заброску, совершаем прогулки, организуем на дневке празднование дня рождения Саши, с шампанским. Все это очень приятно. но опять сильно расслабляет группу. В этом плане лучше устроить две полудневки, чем одну целую дневку. На штурм Джугутурлучата группа не решается, и далее проходим в ущелье Бу-Ульгена вдоль хребта через несложный перевал Чучхур. На Бу-Ульгене неполной группой совершаем восхождение на вершину Западного Бу-Ульгена. С нее тоже открылся очень впечатляющий вид и на восточные стены Домбай-Ульгена, и на красавицу Чотчу, и на примыкающий узел Западного Кавказа с пиком Даут и участком Военно-Сухумской дороги вблизи Северного приюта. Через два дня мы были уже на этих склонах, на травянистой площадке уступа скал реки Уллу-Муруджу(правого притока Гоначхира), а вершины Бу-Ульгена находились уже на другой стороне Гоначхирского ущелья. А как звенела гитара на этой полочке скал, в лучах заката!...

А распахнутые ветра
Снова в наши сердца стучатся
К синеоким своим горам
Не пора ли нам возвращаться... (Ю.Визбор)

Перевал Рынджи прошли без проблем, но вот за перевалом допустили ошибку: надо было сразу перевалить на Уллу-Муруджу. Если есть возможность, темп перевалить, надо это использовать, - погода в горах может резко измениться. Вот здесь промедлили, встали на ночлег, а погода резко испортилась, и на следующий день налетела такая “хмарь”, что от перевала пришлось отказаться и топать вниз по ущелью Даута сначала под мокрым снегом, а ниже под проливным дождем. Проблем с переправами при спуске по правому берегу не возникло, но вот промокли капитально, насквозь. К вечеру дождь прошел и часть вещей удалось высушить на ветру. Ясным утром следующего дня досушили остальное и сошли по Дауту до фермы. Ночью пришлось отгонять коров от палаток, чтобы они не порвали оттяжки.

“Отвальную” здесь мы устроили явно рановато: двое ребят слегка “перебрали” спиртяшки, и смешно было видеть на следующий день, как медленно они ползли на подъем к Эпчику Даутскому. Да, спиртное для сердца - нож острый! Пройдя вверх в темпе 30 минут, более часа ждал их у кошары. Здесь поговорили “по душам” с местным пастухом. В целом он очень негативно оценивал изменения. произошедшие в стране и обществе за последние годы (шел год 1993-й). На жизнь простых людей труда, горцев-животноводов и замледельцев эти изменения наложили множество новых, нежданных тягот. А жизнь у них и до того была нелегкой...

На подъеме по торной тропе очень чувствовался эффект увеличения скорости за счет применения альпинистских палок, - с ними идется заметно быстрее и легче, с большим удовольствием. Здорово помогают палки и на спуске, частично разгружая ноги. Применение палок дает заметное “притупление” нагрузки рюкзака на туловище и общей нагрузки на ноги, заметно включая в работу группы мышц рук и плеч. При увеличении крутизны склона регулируемые палки легко укорачиваются (обе или одна со стороны склона при движении серпантинами) и не создают каких-либо неудобств.

Перейдя перевал, спустились к Учкулану и на автобусе доехали по Уллу-Каму до Карачаевска. В ожидании автобуса заночевали вблизи автовокзала. Вечером к нашей стоянке проявила интерес группа местной молодежи, - несколько молодых людей в возрасте около 20 лет начали “крутиться” вокруг с неизвестными целями. Вначале мы отнеслись к этому подозрительно, - не задумали ли ребята подраться, похулиганить, или стащить что-то (такое в походах случалось). Но оказалось, что нет: они просто хотели пообщаться. Напряжение сразу улетучилось, когда достали гитару, сели в кружок и спели несколько песен, - они свои, а мы свои. У них парень очень красиво спел “Ананасы в шампанском”... Рассказали им о нашем походе и чем смогли угостили. В общем, пообщались дружно и приятно. Гитара - чудесный инструмент, не только для музыкальности, но и для коммуникабельности...

Этот поход, пусть и не совсем удачный, навел в итоге на следующие размышления, которые могут пригодиться походникам.

Неровный состав группы - это проблема, с которой в той или иной степени сталкивается каждый руководитель: на это нельзя закрывать глаза, реально оценивая состояние каждого участника. Надо внимательно следить за наименее сильными, наименее опытными и при необходимости помогать им на сложных и опасных участках. Возможен здесь и метод персональной опеки (как гласной. так и негласной), когда к новичку прикрепляется более сильный и опытный участник, который помогает ему, подстраховывает в трудные моменты.

Если руководитель игнорирует мнение новичка (особенно в части самочувствия) на том основании, что у него “мал опыт”, то это ошибка. Считаться с наименее опытными участниками руководитель должен как с опытными, - в большинстве вопросов, но прежде всего в плане “походного самочувствия”. Если оно в целом плохое, если человек чувствует себя физически, технически или психологически неуверенно, это - тревожный симптом, который должен настораживать и вызывать действия, необходимые для преодоления такого состояния. Действия разные, - и в плане технического, физического и психологического укрепления этого участника, и в плане корректирования действий группы. Можно позаниматься с человеком индивидуально, немного облегчить его нагрузку и работу на маршруте, постараться улучшить его психологический настрой вниманием, беседой, рассказами. Тревожным симптомом является “замыкание” человека в себе (интроверсия), - это нередко свидетельствует о том, что у него “не все в порядке” с психологическим самочувствием, значит он испытывает внутреннюю неуверенность.

За состоянием своих участников руководитель должен видеть и реальные возможности своей группы: нельзя идти на более сложные препятствия, если видно, что группа неуверенно чувствует себя на менее сложном рельефе. Слышать в походе надо всех. Группа - живой организм, и если какая-то его часть испытывает боль, то не замечать эту боль нельзя. В нашей группе волею обстоятельств руководитель хорошо чувствовал слабость участников, - единственной женщиной в группе была его жена. В таких сложных походах женщинам труднее, чем мужчинам и физически и психологически, особенно в первый раз на новой ступени сложности и особенно в “женском одиночестве”. Женщины требуют особой аккуратности в обращении, их могут очень эмоционально ранить такие “шероховатости”, которые мужчины обычно просто не замечают. И, конечно, с женщинами надо говорить на понятном им языке. Некоторые “крепкие” термины, увы, весьма употребительные в мужских коллективах, совершенно недопустимы в присутствии женщин.

Кружка в походе, это не только “кружка”, но и “бокал”, звон которого, сами понимаете, не только слух ласкает, но и дух... Это предмет не только “невинный”. но немножечко и “винный” и “лавинный”, потому и общеважный и специфически влажный. Предмет не только чайный, но и неслучайный, предмет “прижима для режима” и так далее!...

А теперь печальное начало. На совместном биваке ленинградских горных и водных туристов произошло ЧП: одному из горников кто-то из близких друзей ногой раздавил кружку. Бывший во временной отлучке пострадавший, носивший в силу особенностей телосложения кличку “Носатый”, был крайне возмущен таким варварско-фамильярным обращением со своим снаряжением. На резкую реакцию его также сильно “подвинула” перспектива заработать насмешки душек-друзей при “питии” из кружки-калеки, подлеченной на пне с помощью скального молотка...

Понятно, что раздавить кружку ногой - не простое дело, здесь нужны или глубокое коварство замысла, или значительная физическая мощь... Последнее соображение сразу же и вызвало подозрение Носатого в том, что причиной его бед явился “Усатый”, как наиболее мощный, высокий и плотно-упитанный участник их дружного коллектива. И в адрес Усатого Носатый тут же высказал много интересного, в литературном переводе:“...Там, там, там...”. А для лучшего понимания смысла, прочтите сиё наоборот: “...Там, там, там...”

В момент начала этого доклада Усатый, вальяжной тушей возлежал на коврике, наслаждался прекрасными видами гор и сладостными размышлениями восточного отдыха. Здесь, на изумрудной полянке у горной речки можно было, едва пошевелив большим пальцем ноги прочертить по горам предполагаемый маршрут и поразмышлять над его тактическими особенностями. А конец пальца другой ноги лениво отодвигать, когда он загораживал детали форм и купальников наблюдаемых туристок из соседних групп...

“Материальные” данные Носатого о себе и своем поведении Усатый выслушивал со спокойным интересом. В силу своего походного опыта он понимал, что, несмотря на “крепость склонений”, они не могли вызвать опасных камнепадов и лавин с окружающих склонов, а дружеские попытки коллеги немного поколотить “в воспитательных целях” явно обречены ввиду разницы в весовых категориях. Носатый, стройный, как тростинка, сильно уступал ему в поперечных габаритах, и отодрать его за уши и за нос после попытки наступить ногой, как на кружку, ничего не стоило.

А главное, непоколебимые невозмутимость и безопасность Усатого покоились на полном отсутствии его вины, поскольку всей группе, кроме Носатого, было известно, что кружку раздавил Доктор. Доктора, естественно, никто выдавать не думал. Еще чего! “Настучишь”, а потом попадешь под... Под курс лечения!... Доктор - это свято! Но вся группа с напряженным интересом наблюдала за Носато-Усатым диалогом, ожидая увидеть развязку “кружкозакрученной” ситуации.

Несмотря на спокойную реакцию и отсутствие каких-либо реальных угроз внутреннее состояние Усатого все-же нарушилось, но не из-за обиды на Носатого, а по соображениям чисто этического плана. По соображениям сохранения своего лица и престижа всей группы. Неловко! Ведь здесь девушки, мы - культурные ленинградцы, а тут “шахматно-подстилочная” терминология чисто мужской группы, никак не предназначенная для нежных женских ушек, и все это из-за какой-то измятой “носатой” кружки. Крепость выражений начала задевать внутренние “интеллигентные тонкости” его натуры. Надо было деликатно “кончать бодягу” и “прикрыть хлеборезку” Носатого решительно и сразу. Но как?

Немного пошевелив ногами, усами и мозгами, Усатый нашел изящный выход-пируэт из создавшегося положения. Для этого достаточно представить посторонним Носатого, как человека мало знакомого и из другой, “подчиненной социальной группы”. А самого Носатого при этом ошарашить!

Вы его не слушайте! Это наш носильщик! Сейчас он заберет рюкзак и уйдет!...

С чего Носатый -“носильщик” действительно на мгновение лишился дара речи, а затем всеми, включая и его, участниками группы овладело то, что можно было бы выразить итало-японским термином “трясуччо-хохотасси”... На сложном рельефе это состояние явилось бы серьезным прочностным испытанием для концов самостраховок!

Сильнее всех трясло Доктора: “Кружку я... Я раздавил! А молчал, чтобы проверить симптомы... Чем болен!... Лечить будем!... Голову и язык лечить!... От мать-и-матических наклонностей! Через желудок!... Перед сном таблетку, “на горшок, и - в тряпки!... Как всегда предупреждаю: лечение может иметь тяжелые последствия!...”

(Носатый: И.В.Благово, Усатый: И.Н.Остроухов, Доктор: А.Д.Крылов)

“Доктор” был не “дипломированным”, а скорее “апломбированным”, но не от слова “пломба”, а от слова “апломб”. Песни он пел, входя в особый раж, с особым апломбом!

“По тундре!!! Эх! По железной дороге! Где мчится экспресс Воркута-Ленинград! Мы бежали с тобой...”

И сразу все окружающие входили в роль и “бежали по тундре вместе с Доктором прорывать пистолетный заслон...”

Без юмора он ничего делать не мог. Юмор был его необходимым, лейственным инструментом. Этого у него не отнять!... Это ему помогало, как и всей группе. К примеру вот таким “Макаром”.

Пройдя поход, группа спустилась в ущелье и ей надо было срочно катить вниз. Но тут приключился неожиданный форс-мажор: у всех местных шоферов по непонятным причинам заболела голова. А у всей группы заболела голова о том, как это вылечить...

У вас врач есть? - спросили у руководителя группы.

Тот не слишком уверенно, но указал на Доктора - своего группового медика....

И сразу к Доктору выстроилась очередь на прием...

Доктор достал аптечку, ремнабор, скальный молоток и тщательно осмотрем всех пациентов. Поиск симптомов заболевания состоял в визуальном осмотре и ощупывании голов, покручивании их с проверкой работы шей и бесед с элементами психоанализа об образе жизни и взаимоотношениях с бутылкой, анашой, женщинами и другими “жизненными благодатями”, быстро подтачивающими самые богатырские организмы.

Результатами осмотра Доктор ни с кем не поделился, назначил всем больным одно и то же лекарство, имевшееся в наличии в большом количестве, чтобы не обидеть никого: по таблетке - и спать! Но приватно, наедине, руководитель группы спросил его проникновенным шепотом, с тяжелым предчувствием и душевным трепетом:

Как что? Хорошее лекарство! По таблетке пургена! Еще никому не вредило!... С клизмой пока повременим...

Судя по выводам Доктора, причиной головной боли был... желудок, поскольку под влиянием похода в его сознании крепко укоренились истины типа: “Как полопаешь, так и потопаешь!” Или: “Плотненько пожрешь - здоровие пожнешь!”... По мнению Доктора тремя важнейшими признаками 100-процентного здоровья являлись зверский аппетит, веселое настроение и полное отсутствие желания работать. Поэтому все его усилия были направлены на достижение этих показателей самочувствия...

На следующий день пациенты получили, как бы это сказать,“зеленую прописочку”, но головная боль полностью прошла. Поэтому, видимо, и диагноз и курс лечения были определены точно! Группа благополучно покатила вниз, храня чувство внутренней благодарности к Доктору и свято уверовав в мощь своего медицинского обеспечения.

Но подсознательно все члены группы уяснили и еще одну великую истину: ой как надо быть здоровеньким! Ой как желательно не попадать в сильные волосатые руки Доктора под радикальную дубинку его лечения!...

Деловито погрузив на лошадь два тюка, Костя сел и поехал... Сначала, надо сказать, в нужном направлении запланированной заброски... Однако наукой управления прекрасным животным Костя не овладел, а русского языка памиро-алайская лошадь в упор не понимала.

А что такое неуправляемая лошадь? По характеру поведения она близка к беззаботно резвящейся на природе туристке: надо сходить прогуляться и, конечно, выпить и пожрать. Ведь на каждой поляне - ресторан, где шведский стол накрыт. Надо только выбрать стол побогаче и посытнее, но уж где все это и остальные удовольствия, лошадь знала куда лучше Кости... А то, что на спине - седок с двумя тюками лошади было “до фени”, по крайней мере в отсутствии квалифицированного управления со стороны “водителя кобылы”...

В результате такой чудной прогулки оба тюка где-то шмякнулись “на рельеф”, а вместе с ними потерялся и “джигит”, который предпочел остаться с дорогими его сердцу тюками, а не с неуправляемой лошадью, гуляющей по собственному разумению...

К вечеру лошадь точно пришла к месту назначения потому, что она всегда привыкла туда приходить в это время, и была дисциплинированной по натуре. Но пришла, естественно, без груза и без “джигита”, что очень удивило и встревожило товарищей Кости по туристской группе. Куда же он пропал с ценным походным грузом? И где его искать на ночь глядя?... Решили немного подождать, - мужик крепкий и отважный, должен объявится.

Часа через три, уже в темноте, на поляну вышли два тюка. Вышли они, естественно, на костиных, а не на лошадиных ногах. Конечно, Костя тут же был окружен товарищами, несказанно обрадованными его спасению вместе со столь ценным грузом походной “жрачки” и “снаряжа”. Началась всеобщая радость и ржание, погромче лошадиного!...

Затюканный ты наш! Бедненький! (девичье)
Конь-фиг-скованный пришел! Конь-ченный наш!
Оригинальная конь-фигурация забросочки... Конь-струкция!
Ой, конь-фетка какая вышла с лошариком! (девичье)
Вот это конь-ференция! Прям конь-церт (басом).
Конь-фликт!
Конь-фуз!
Конь-тузия!
Конь-вульсия!...

Костя глубоко в тот вечер прочувствовал важную истину: “Турист! Учись управлять лошадью, если не хочешь стать ею!... Точнее, если не хочешь выполнять ее обязанности!...”

В общем: “Как не научишься, так и наишачишься!

Вместе с этим случаем вспоминается еще и другая история. В ущелье Аксаута (горная речка на Западном Кавказе - правый приток Кубани) наша группа встретила у коша двух пасущихся оседланных лошадей. Одна из участниц группы, Ира Шимбирева, ранее занималась в конно-спортивной секции. Она быстро нашла понимание с животным, погладила, прогулялась, и скоро мы вместе с хозяином лошадей любовались, как Ирочка красиво гарцевала на лошадке, умело переводя ее с шага на рысь. в галоп. А лошадка ее с удовольствием слушала, чувствуя умелую руку...

Так что “кому алайская “ишачка”, а кому кубаньская“лошачка!”

К тому сезону Володя был уже мощным туристом и альпинистом. Сложные, высотные вершины и перевалы Фанских гор покорно легли под тяжелую поступь его отриконенных ботинок, смирно положили свои ледопады под безжалостные зубья его кошек. С массивным рюкзаком “за 30” Володя не оступился нигде: ни на отвесных, гремящих камнепадами, скальных стенах, ни на крутых и ажурно-тонких ледовых гребешках между провалами гигантских трещин, ни на предательски качающихся камнях-”громилах”, ни на издевательски-ползущих мелких осыпях. Он уверенно тиранил горы ледорубом, крючьями, опутывал их веревками, нахально “придавливал” мускулатурой и шутками. А горы становились все ближе, ниже и доступнее...

Володя оступился и упал не в Фанских горах, и не на высоте 5 тысяч метров. Он оступился и упал на пятиступенчатой лесенке перед входом в московское метро. Шел он не в ботинках-”триконях”, а в домашних тапочках-шлепанцах на босу ногу, совершенно не подозревая, как опасно ходить по столице в шлепанцах с рюкзаком. Товарищи не без удивления пронаблюдали, как его мощная фигура широко взмахнула руками и загремела с третьей ступеньки аж с полуметровой высоты. В воздухе мелькнули грязная, рваная футболка, выцветшие шорты, босые ноги, рюкзак “зашкрябал” ледорубом о гранит ступенек, а по воздуху поплыли злополучные шлепанцы...

Да, небезопасен городской рельеф после горного! Особенно при хождении в домашних тапочках! Вот что значит оказаться дома чуть раньше окончания похода!... И счастье, когда все обходится “по-философски”, а не “по-склифасофски”...

Хотите узнать, в чем состоит разница между “носками” и “носочками”? А заодно понять, какая “мелочишка” в походе способна быстро “вынуть душу из тела” и о чем бы Гусейн Гуслия, точнее, Ходжа Насреддин, вместе с эмиром бухарским сделали бы глубокомысленное заключение: “Очень хорошая пытка!” Вот послушайте-ка.

Боже, как я страдал в своих кроссовках, передвигаясь по улицам Оша, будто на деревянных протезах. Пальцы на ногах покраснели, распухли и ныли от сильной боли даже в покое, а при ходьбе особенно. Подморозил их на больших высотах в снегах Заалайского хребта в том первом походе 1980-го по Памиру, когда еще не было утепляющих бахил, а ботинки-трикони оказались страшно холодными даже с тремя парами шерстяных носков. Тогда пальцы на ногах так мерзли, что, казалось, кричали о себе: “Караул! Замерзаем! Шевели нами, а то скоро останешься совсем без нас, родимых!...” А сейчас, в этой ошской жаре они кричали еще пронзительнее... Тоску не могли развеять даже мысли о базаре и о чайхане... Эх! “От Оша до Хорога хреновая дорога! Обратно до Оша тоже хороша!”

Но в какой-то момент я вдруг понял, что что-то здесь “не то и “не так”. Догадался остановиться, снять кроссовку и сунуть в нее здоровые, “ручные” пальцы. Пламя находки, открытия озарило лицо торжествующей улыбкой! Глубокое понимание проблемы овладело всем существом!

Да, одев накануне на помороженные ноги чистые, свежие носки, я позабыл вынуть предыдущую пару, запиханную внутрь, в “носочки” кроссовок.. Какой же птицей я почувствовал себя, когда “носки” были извлечены из “носочков”! Понятно, в чем разница? Да, “оплошка” - это “плюшка”, когда по ногам, а когда и по голове.

Хотите злобно подшутить над приятелем? “Словите момент” и тайно затолкайте в “носочки” его ботинок по обычному носку. Если он сразу не заметит, на переходах ему “мало не покажется”.

Когда на сердце так тяжело, что кажется, будто жизнь уже не может быть хуже, затолкайте по носку в свои ботинки и походите. Вы очень скоро поймете, что жизнь до того была не такой уж плохой. И приятно к ней вернуться, если мозоли еще не успели перейти в потертости...

В этой связи мне памятен еще один случай. В самом далеком, первом походе летом 1967-го, когда мы с отцом были еще туристами-новичками, отец пожаловался на привале. что рюкзак лежит на спине “неудобно”. Я сразу примерил рюкзак, и понял, что нести его просто невозможно. В рюкзаке лежало цилиндрическое ведро, которое острым углом дна упиралось в низ позвоночника (в крестец), да еще и перекатывалось по спине из стороны в сторону. “Папа, ну как же ты мог нести такой рюкзак?...” Мне так стало жаль его, протащившего этот “злючий рюкзак” целый переход. Конечно, рюкзак сразу переложили, и все пошло нормально.

“Бди!”, - одна из главных походных истин. В частности, если что-то чувствительно упирается в тело, значит это “что-то” хочет “вынуть” из тела душу. И вынет, будьте покойны, если вы сами не “вынете” “это” из рюкзака, из ботинок, из одежды или с наружной подвески. Тогда душа и тело возликуют!

Неудобная, неправильно подогнаная вещь или часть походного снаряжения создают дополнительную нагрузку, это предмет-стимулятор раннего физиологического утомления.

А “оплошки”, конечно, случаются со всеми, - и с новичками, и с опытными туристами. Опыт в том и состоит, чтобы делать их поменьше, быстро замечать и устранять. Надо уметь и посмеяться над ними, и сделать из них полезные выводы на будущее.

Сначала пожелаю Вам иметь каску, как сказку, как на “голове ласку”!

Попадание камня в голову не может быть “не опасным”, Умная голова уходит от камня и при наличии каски. Злобная же“ирония” камнепада состоит в том, что камни ищут всегда незащищенные головы и головы вообще плохо соображающие на сей счет и насчет всего остального. Помнится немало походных случаев, когда неправильное использование каски являлось причиной небольших травм и явных угроз получения травм более серьезных. Обычно вследствие или отсутствия каски на голове, или ее некачественного закрепления. Но наблюдались и другие “картинки”.

На несложный перевал Гулар в Дигории по жаре важно шествует группа новичков, обвешанная веревками и крючьями, в касках. Перевал травяной, тропа торная.

Вы, ребята, наверно, на Саудор, на “2Б”? Его еще называют Верхним Гуларом?...

Навешенное слоями снаряжение увеличивает значимость штурма “сильно некатегорированного” перевала, сложность которого определяется фактически только пройденной переправой через реку. Встречная группа опытных походников доверительно предупреждает, что дальше перевал “трудный”, поскольку очень “трудно” найти применение веревкам и крючьям. Скал и крутых осыпей впереди, увы, нет, если сильно не уклоняться от тропы, которая сразу за седловиной, у рудника, перейдет в дорогу...

Другой случай. Под самым перевалом Казнок (1978 г., Фанские горы) навстречу спускается группа туристов планового маршрута. Обычная группа похода второй категории сложности, примерно в такой же ходил и я четырьмя годами раньше. Бросается в глаза каска на голове инструктора: блестящая хромировкой, круглая, с полями и позолоченными ребрами, идущими от макушки к внутренним краям полей. Такого произведения технического искусства и до и после уже не довелось встретить. Какая каска, какая краска! Я был ошарашен, заворожен ее видом так, что почти не обратил внимания на проходящих девчат! Красота не только блещет, она еще и ослепляет! Наверно, примерно так же выглядел шлем Дон-Кихота из тазика для бритья...

Коротко приветствуем коллег и расходимся, но через минуту вдруг слышим снизу звон жестянки и наблюдаем с перевала необычную картину. Двое наших, отставшие метров на сто стоят перед замершей плановой группой, рядом с тропой лежит рюкзак. Каска-тарелка со звоном кубышки с монетами “чешет” по осыпи, подгоняемая сильным ветром, а вслед за ней по осыпи несется инструктор, выбивая густой шлейф пыли из-под ботинок. Дым за ним, как за ракетой!

Когда каску сдуло ветром, наш руководитель, Гарик, стал с интересом наблюдать за ее поведением и не удержался от оживленных комментариев.

Но каска оказалась необычайно легкой и проворной. Как прочнист, я понял, что она способна была бы выдержать удар куска смятой бумаги, или удар подушкой по голове, но, согласитесь, такие “камни” в горах встречаются так же часто, как и подобные каски! Крепление тоже не оказалось прочным, поскольку ее на повороте головы сдуло ветром... Шустрое поведение каски быстро изменило ожидания Гарика:

Тут инструктор не выдержал, скинул рюкзак и ринулся спасать горячо любимую каску.

Теперь, спустя много лет, эта каска, видится типичным примером декоративного предмета снаряжения. Кроме как для украшения она ни для чего не годилась. Красота спасет мир? Пожалуй! Но... Спасет ли она от камня?...

История Саида (Спартака Мишулина, “Белое солнце пустыни”) с торчащей из песка головой всем хорошо известна. А об этом случае с торчащей головой мне рассказал в 1971 году инструктор турбазы “Горельник” и альплагеря “Талгар”, Позабыл его имя (приведено вымышленное), не ручаюсь за точность шуток, но сам случай был.

Он поведал, как однажды сорвался со скалы, падал с высоты 10-12 метров и при срыве решил, что “все кранты”: “Ведь надо же за эти вгновенья всю жизнь успеть вспомнить!...” Упал в снег, как гвоздь, и как гвоздь вошел “по шляпку”, то бишь по шею. Запрессовало в снег так плотно, что не мог ничем пошевелить и выбраться бы сам не смог. Подбежали партнеры с большими глазами, полными ужаса. Но уж когда разобрались, что ничего страшного не случилось, то потешились!

- Ну я всегда говорил, что Колька - голова!... (это от “закадычного”, с кем “за кадык проливают” и чаи, и что покрепче, с голосом артиста Вицина)

- Интересно, от кого это он так спрятался, ребята? (голос задумчивого альпиниста-аналитика, как у артиста Савелия Крамарова)

- Как от кого, от многочисленных кредиторов! (резкий голос возмущенного непониманием токой прописной истины, артист Брондуков)

- Не столько от кредиторов, сколько от кредиторш... Задолжал крупно за услуги... (вкрадчивое замечание опытной альпинистки с голосом артистки Клары Новиковой)

- А может, не будем откапывать? Человек спрятался от любимых женщин... Зачем ему мешать? (опять “закадычный”) .

- А сирот куда девать, ежели сам не откопается! - Начальственный бас (как у артиста Б.Андреева), - Их столько останется! Нет, надо откопать и отдать папашку деткам на растерзание...

При остановке на отдых Юля зазевалась, из-за чего ее рюкзак “решил прогуляться” вниз, к речке. Рюкзаки эти, “типа абалаковских”, имели достаточно округлую форму и, ощутив свободу, сразу становились на ребро и “чесали вниз “колесом” со страшной силой”.

Для преодоления последствий головотяпства одного или одной нередко требуются героические усилия целых коллективов, акты самопожертвования самых отважных!

Андрей, находившийся ниже, резко рванул наперерез, желая остановить резвый рюкзак. Казалось, он успеет “на перехват”, но вот как сумеет задержать такую массу, уже успевшую “раскатиться”? Все замерли. наблюдая за действиями необычного “голкипера”(“голькипера”, если учесть, что задержать было нечем, кроме своих рук).

Внезапно из раскрывшегося заднего рюкзачного кармана вылетела алюминиевая сковородка. Вертя в воздухе своим единственным ушком-ухватом, она “шваркнула” мимо головы Андрея так, что “ветер завыл в ушах. “Аргумент” просветил мгновенно: Андрей заложил неимоверный вираж, меняя направление движения на противоположное и на склоне, и в мыслях.

“Веди борьбу страстей при целости костей!...”

В спешке, при переходе в зале самаркандского аэропорта дядечка Гарик слегка задел рюкзачком своего племянника Вовочку. Конечно, неумышленно. А Вовочка, недолго думая, в отместку умышленно и фамильярно толкнул дядечку рукой. В голове моей промелькнул комплекс интересных вопросов:”Неужто дядечка спустит?... Постоит ли он чем-то за свой авторитет идейного вождя и руководителя, или спишет все на “родственную теплоту отношений?...” Ответ был получен моментально. Дядечка выдал его носком своего кеда племянничку чуть пониже рюкзака... “Руководящее указание” было воспринято Вовочкой спокойно, а окружающими участниками группы с улыбкой восторга и гордости за своего руководителя. Да, дисциплина и авторитет руководителя в походе значат очень много! А вот вежливость и ее воспитание, - вещи очень взаимосвязанные, но в этических проявлениях немножечко разные. Особенно при наличии нежно-родственных отношений, имеющих свою “святую простоту”.

В этой связи вспоминается еще один рассказ знакомого сослуживца. Это случилось в начале его службы офицером военно-морского флота. Пьяный боцман, вместо того, чтобы встать навытяжку, мазнул ему по лицу кулаком. В ответ он, взяв боцмана “за шкирку”, поставил “на четыре лапы” и, ухватив за шиворот и задницу штанов, спустил с железного трапа вниз, в кубрик. Пересчитав все ступеньки, боцман ударился лицом о стенку, разбил в кровь губу и нос, но тут же, широко улыбаясь окровавленной, беззубой физиономией, с восторгом показал матросам кулак с большим пальцем: “Ребята! У нас лейтенант - ВО !!!...” И лейтенант, и боцман, каждый по своему, сумели постоять за свой авторитет! Их авторитеты укрепились!...

Бесцеремонное поведение вызывает “бесцеремонтную” реакцию!

Походная “голодушка” из-за ограниченности питания и больших физнагрузок вызывает после похода состояние безобразно-неумеренного аппетита, - так называемый “жор”, или “обжор”, или “обжорик”, - есть разные вариации этого термина в туристском жаргоне. Это одна из “прелестей” туризма, мало доступная для понимания тех, кто через нее не прошел. Причем наслаждение это достаточно специфичное для такого вида спорта, как туризм. Альпинистам это состояние если и известно, но не в такой степени, как туристам, которые обычно сильнее оторваны от баз снабжения.

Походная диета, конечно, не слишком обильная, вкусная и разнообразная. Организм после нее просит чего-то острого, вкусненького и... никак не может насытиться! Чувство голода хроническое.

Кроме того, спустившись вниз, группа туристов сталкивается не только с изобилием “жрачки”, но и с соблазнами вкуса особого рода, в виде местных экзотических блюд: шашлыков, шурпы, самсы, лагманов и бешбармаков, мантов и хинкали... И, конечно, с великим изобилием фруктов и овощей южных базаров! И начинается “блуд от блюд” в режиме пищевой и общей реакклиматизации, перехода к обычным, “внепоходным” условиям жизни. “Соблазн велик, чуть “перебрал” - и сник!” “Чахохбили нас побили...”

При этом тренированные организмы туристов подвергаются мощным пищевым ударам. Дело не только в такого рода нагрузках, но и в особом режиме адаптации организма к новым условиям среды, а также в проблемах совместимости различных продуктов, поглощаемых зачастую в неумеренных количествах без разбора и должного порядка. Несовместимые лакомства вызывают повышенные нагрузки на пищеварительные тракты, аптечки и ближайшие санузлы... Вызывают они и моральные “страдания” тех “обездоленных”, которые уже не могут принять участие в общих пиршенствах, тоскливо наблюдая за ними со стороны. Иногда под снисходительными насмешечками.

К примеру, попытки совместить дыню с молоком или мороженым обычно заканчиваются тем, что клиента выворачивает “без проволочек, как наволочку”.

Случаются и вещи, вначале не слишком понятные. В то августовское утро лета 1983-го, я проснулся со странным ощущением, что со мной что-то случилось. Но что, вначале никак не мог понять. Все вроде в порядке, но... какой-то туман во взоре и... чего-то не хватает, что-то потеряно. И вдруг понимаю: аппетита нет. Обрезало его что-то напрочь!... Пошли с группой гулять по Фергане. Те, естественно, поначалу за завтрак, к чайхане. Плов, чай, дыня... Меня же подташнивало от самого вида пищи. Пришлось покинуть коллектив на курс лечебного голодания. Чуть позже понял, что случилось. Просто накануне очень хорошо “посидели” в кафе, съел жирную мясную “солянку” (есть там такое блюдо), а затем “добавил” баночку каймака. Это нечто вроде местной сметаны очень высокой жирности. Вот утром печень мне и сказала: “Привет, приятель! Извини, “прием” закончен! Перерыв на переучет по случаю жирной диеты! Поумерь-ка аппетитик, а то получишь еще кое-что похуже, чем его потеря!”

Пришлось смириться! Команды внутренних органов, - это не шуточки! Их надо как боевые приказы выполнять, иначе “не поздоровится” в самом непосредственном смысле. Я кротко дождался, когда печень “дожует” каймак , вернет мне аппетит, и к концу злополучного дня был почти “в порядке”. И хорошо прочувствовал угрозу со стороны каймака и всего не в меру жирненького!

После похода есть - стремись,
Но в пропитаньи не зарвись,
Почти за долг свой и за честь
Безаварийненько поесть!

Процесс обретения обратных билетов от Оша до Ташкента, и далее - до Москвы и Ленинграда поначалу шел с немалыми затруднениями в те августовские дни 1980-го, после памирского похода по Заалаю.

Первая, прямая атака на кассу аэропорта, не внушала особых надежд на успех. Одному из наших, Володе, надо было вернуться домой по служебным делам очень срочно, и на коллективном совете его решили отправить андижанским поездом до Ташкента. Думали, что “в ночку, в одиночку” он сумеет пробиться быстрее...

На вокзале Володю тепло проводили, а сами уселись посовещаться о дальнейших действиях. Каково же было общее удивление, когда минут через пятнадцать Володя вернулся в наш дружный коллектив! Бывают же такие радостные встречи! Володю неверно проинформировали, и он сел не в тот поезд. И эта ситуация вызвала у всей группы приступ феерического веселья. Это же какой повод появился для новой серии шуток, подкалываний и коллективных издевательств над обстоятельствами, в которых мы оказались. Интересно: прощание с товарищем вызвало немалую грусть, а его возвращение явилось как-бы нежданным подарком судьбы. Надо уметь посмеяться над негативными обстоятельствами, и тогда они сразу изменятся. Сначала в душе, а потом и в делах.

С новым задором атакуем кассу аэропорта. Не прямо “в лоб”, а слегка обходными путями, с коллективной заявкой. Пошло в ход все: бумага об участии в чемпионате СССР, красная книжечка Лени Кренгауза “Мастер спорта СССР”, конфетки, цветочки и рассказы о крутости памирских перевалов для девушек-кассирш. Скоро нас там уже знали хорошо и, видимо, им стало ясно, что эту группу праздно шатающихся оборванцев хочешь-не-хочешь, а придется “сплавить” в Ташкент одним из ближайших рейсов на Як-40. Да и оформить коллективный билет на “10 душ” куда легче, чем 10 отдельных билетов.

Номер прошел! В кассу явилась строгая начальница, и приказала: “Этой группе продать билеты согласно распоряжению номер пять!” Конечно. мы и понятия не имели, что это за распоряжение и кого оно касается, но свято уверовали в силу таинственной инструкции... “Да, а согласно распоряжению номер четыре нас, наверно, вообще должны провезти бесплатно!... Только неясно, как “особ приближенных”, или как “особо опасных...”

В Ташкенте “затарились” дынями. На “пятом” распоряжении проехать не удалось, но из-за большей вместительности самолетов вскоре прорвались на Москву. Ледорубы взяли с собой в салон, чтобы они не порвали рюкзаки и не помяли дыни при перегрузке. Это обстоятельство вызвало страшные подозрения одного из пассажиров, бывшего “опера”. Он заподозрил, что мы - террористы, и хотим захватить самолет. Сначала он попытался отобрать ледоруб у Гены, а когда это не удалось, стал жаловаться экипажу. Вероятно он бы пришел в ужас, узнав, что у троих билеты на первые места, у самой кабины пилотов. Потому к нам подошел стюард, и вкрадчиво попросил успокоить не в меру бдительного пассажира, отдать ледорубы на хранение на время рейса. Конечно, мы на это сразу согласились, на чем “ария опера” завершилась. Не знаю, быть может, он продолжал “бдеть” нас до самой Москвы.

Утроба Домодедова долго выпихивала тушки дынь ташкентского рейса, жирные и круглые, как поросята, удивляя нас грузоподъемными возможностями ТУ-154. Наши рюкзаки тоже отяжелели до предпоходной массивности и душисто благоухали дынями.

В Ленинград домчались на “железке”, на ночном сидячем. Позади остался первый в жизни памирский поход. Поход не без неудач, но и не без многих находок...

Не сразу дается ответ
Дыханием звездных минут,
Не сразу получишь билет
На самый высокий маршрут...

Короткую эту историю с драматичным началом и комичным концом я услышал на Памире, на поляне Сулоева, в международном лагере у ледника Фортамбек. Рассказал ее старый альпинист (кажется, его фамилия Гусман) в компании таких же, как он, седых ветеранов — обитателей этого лагеря, совершавших прогулки по живописным “окрестностям” у подножия пика Коммунизма. Переложение, несколько вольное и литературное, слышится мне так.

“... А вот со мной однажды случилось... Шел по Безенгийскому леднику один (это на Центральном Кавказе — прим.). И уже немного оставалось до бивака, меньше километра, как провалился в скрытую трещину. Упал, правда, мягко и удачно: не повредился и не заклинило. Но выбраться-то как? Оказался в ледовой камере-конуре, выйти из которой можно было только через потолок, который на высоте этак верха второго этажа, метров пять — шесть... Ловушка! Конечно, через какое-то время меня будут искать, но найдут ли еще и как скоро — большой вопрос. Кричать, конечно, я тоже кричал, но наверху этого крика никто не слышал. Понятно, надо как-то выбираться самому. Стал “царапаться” по стенке, потом по неровному потолку, продумывать “тактические схемы”. В ход пошло все, что “имел” и “умел”по ледовой технике: и ступени, и кошки, и крючья-”морковки”, и веревка. Даже скальные крючья использовал. Ледобуры-то тогда, в “пятидесятые” не изобрели еще. Рубил лед, заворачивал крючья, спускался вниз для отдыха, когда уж совсем изнемогал. Выбрал место у стенки трещины, где потолок на вид имел наименьшую толщину, поднялся туда, вырубив ступени и стал потолок прорубать вверх. В этом разломе долго не проживешь: быстро “отдашь концы” от холода. Особенно холодило ночью, -”колотун” пронимал до костей. Наверху действительно спохватились, но поиски были безрезультатны. Трещин там этих, — “до фени”, в каждую не залезешь... Возможно, совсем близко проходили, но мимо. А мне тоже не видно, когда кричать, когда молчать...

Трудился более суток. Вконец заматерел, обозлился, и решил для себя, что “покажу класс” и выберусь сам из этой конуры, без помощи со стороны.

И наконец выбрался. Прорубил лед, сбросил снег. Последний рывок — на кошках, на зубах, со стоном, задыхаясь, и с потемневшим от напряжения взором!..

Все! Наверху! Мамочка моя! Какое небо голубое!

Огляделся по сторонам... Выше по леднику, метрах в двухстах палатка стоит. А уж совсем рядом, — вот зараза! — всего метрах в тридцати мужик сидит спиной ко мне в позе “орла” и какает на ледник. Тогда кричу: “Эй, мужик! Привет! С легким ветром! А меня что, уже списали? Коль так, то актик можешь использовать это... подходяще моменту...

— Да, а если бы дамочка писала, было бы еще покруче приключение...

— Не, тогда бы пришлось назад со стыда прятаться. А то был бы визг с лавинами со Шхары...

— А иная бы врезала ледорубом за такую шуточку!

Старички сходятся на том, что с горами, как и с женщинами, шутить следует с крайней осторожностью, с чутким пониманием и без перехода “на личность”. Красотка Шхара может и “врезать”...

Стол на “отвальной” по случаю благополучного завершения похода! Сказка! Обычно, с особым, “специфичным” комфортом востока: разместившись на ковре, роль которого исполняли спальные мешки, постеленные на полиэтилен на территории когда-то турбазы, когда-то какого-то местного приюта. В Шахимардане, в Фергане, в Самарканде...

Шампанское, овощи и фрукты, чай, мясо и сласти... И, главное, всего вдоволь. Наверху, на великих ледниках, об этом и мечтать-то было невозможно! И еще это распахнутое южное небо, ярко-звездное, и такое теплое!... Походные песни, рассказы, яркий обмен свежими впечатлениями от пройденного похода. Первое подведение итогов достигнутого. Все свежо, интересно, все для души и оголодавшего тела!

Слово “БОКАЛ” созвучно слову “ЛАКАЛ”. Это как звучит: “Лакал!” Это слово - замечательное, поскольку не допускает никакого неоднозначного толкования! Не верите? А ну-ка, прочитайте его в обратном порядке. То-то же! Как вперед, так и назад одно и то же выходит! Есть такие слова, весомые тяжелой однозначностью.

А есть и слова не совсем правильные. К примеру, слово “БАОБАБ”. Ну неправильно его перевели на русский, без знаний нашей специфики слушания и понимания. Правильнее, конечно, “БАБАБАБ”, а еще правильнее “БАБОБАБ”. Говоришь, как топчешь! Эти варианты не допускают однозначных отклонений, - хошь не хошь, а если “БАБОБАБ”, то и спереди и сзади подойди, а результат один будет.

Хорошо быть туристом или альпинистом: всю жизнь тащишься! Приятное с полезным: то в поход, то в больницу.

Мы ходим в горы для того, чтобы прожить в них несколько жизней: голодную, холодную, безработную, бессонную, усталую, трезвую, без женщин..., чтобы прожив их, оценить особенности жизни вящей, в горах совсем ненастоящей...

Коль ты — новичок, то есть по крайней мере одна вещь, которую умеешь делать быстро: это уставать. Коль ты студент-альпинист, то трудишься, как черт: от тренировок обретаешь “хвосты”, от женитьбы - “рога”, и все для того, чтобы после восхождения с наслаждением “отбросить копыта”. Учись стойко переносить тяготы рюкзака, непогоды, дружеские побои инструкторов и подружек.

А если жизнь в палатке протекает хорошо, значит у нее есть порывы!... Какая в этой жизни прелесть! Вот ты лежишь вдвоем в палатке с девушкой и проникновенно шепчешь ей:

— О том же, о чем ты, милый!, — вожделение охватывает тебя, и ты сладко зажмурившись, дрожа всем телом:

Если же любви к горам мешает любовь к женщине, то... Будь мужиком! Затащи эту дуру в горы и люби и их и ее до полного истребления взаимных заблуждений!..

Покажи ей свой класс: залезь от страсти на стенку, а уж когда вместе окажетесь на потолке, она целиком в твоей стихии! И если ее тоже удастся сделать альпинисткой, то будь втройне счастлив: альпинисточки все такие особенно красившивые после восхождений! Можно “заблудить”. Но при этом не надо заблуждаться. Потому помни: камень или лавина с какой-нибудь Дых-Тау — это сущая ерунда по сравнению с женитьбой.

Помни: думать — никогда не поздно, а вот кричать :“Камень!” или “Срыв!” надо сразу, а то может быть поздно... И еще: когда все “по фигу”, то уж точно или сам “зафигачишься”, или само собой что-то “зафигачит”.

Когда ты — разрядник, то начинаешь познавать особо глубокие мудрости жизни. К примеру, начинаешь догадываться: чтобы не получить молотком по пальцу надо держать молоток этим пальцем. Что если все болит, куда этим пальцем ни ткни, — значит палец сильно ушиблен. Что надо страховать аккуратно, чтобы тебя видели, а не помнили. Что разница между горным туристом и альпинистом огромная: один идет в горы, а другой — по горам. И несмотря на огромную разницу горный турист — это альпинист, а альпинист — это горный турист, только они в этом никогда не признаются из-за высокой любви к спортивному начальству... Что в альплагерях от несоблюдения техники безопасности альпинистками альпинисты не только погибают, но и рождаются... Что на некоторые восхождения некоторых людей начспас не должен отпускать, пока священник грехи не отпустил, а священник — грехи не отпускать, пока начспас богу не прикажет. Что рюкзак может быстро подорвать здоровье, если он — с пустыми бутылками. Что горы делят людей на две части... а случается, и на три, и на четыре... Что если сломаешь руку в одном месте, а ногу - в другом месте, то тренер после поправки надает по третьему месту, приговаривая: “Сколько раз тебе говорил не лезть в это место!...” Что женатые альпинисты живут дольше, поскольку острее сознают опасность, они понимают — завершение ужасного восхождения — еще не факт, что останешся в живых, поскольку впереди разговор с женой...

Понимаешь, что туристы и альпинисты — “свои” люди в больницах, особенно среди психов... Что когда сидишь на полке мокрый, голодный и холодный, то ощущаешь: заново родился. И что сломанная нога — лучше. чем сломанная лыжа, если лечение дешевле этой лыжи. Что если зубы стучат от страха, — это хорошо, значит они еще целы. А их стук быстро надоест и пройдет, притом их вообще придется положить на полку, когда продукты кончатся.

Осознаешь наконец, что абсолютное бесстрашие — удел законченных психов и усопших. Не будь сам “камнекадзе” и не бери такого напарника.

Когда же ты — мастер, тебе доступны особые восприятия жизни и особые отношения людей. Настоящему альпинисту-мастеру присуще обостренное чувство окружающей его опасности. Это когда он внизу, на равнине...

Знаешь, что настоящий альпинист-мастер умеет достойно отступить, неслышно хлопнув форточкой. Что ему присуще особо утонченное понимание прелестей медицины. Что если у нога в гипсе, и врач запретил ходить по лестнице, то полгода лазания по водосточной трубе на двенадцатый этаж позволят успешно сохранить спортивную форму. И если врач по характеру последнего маршрута считает, что ампутация головы пошла бы вам на пользу, но все же не ампутирует голову, значит он понимает: маршрут выбирала совсем другая часть тела. А потому вы крепки не только “передним”, но и “задним” умом...

Вы знаете, что не может быть ничего вкуснее того самого вкуса того самого индийского чая из пачки, которую потерял и нашел на вершине двадцать лет спустя. Что можно, конечно, эти двадцать лет ходить без страховки, считая ее не нужной, но на двадцать первом сорваться и “дойти” до понимания иной великой истины... И понять, что чужой крюк — заманчивая халява, но к ней навязчиво прикладывается еще и другая, уже не чужая, а собственная “халява” в виде похорон. Что короткий и”легкий” ум заставляет делать очень длинные и тяжелые вещи, например, собирать выбитые зубы сломанными руками.

Что если друзья замышляют на выходные экстрим-поход, то “экстрима” надо брать не менее двух бутылок на “рыло”. И что два любых, но разнотипных “экстрима” предусмотренных вызывают третий, совершенно неожиданный... Что если из друзей кто-то приказал долго жить, то выполняй приказание, каналья, сволочь, бродяга, эгоист проклятый... И вся-вся та матерщина, которую ты честно заслужил в свой адрес! Ты, ядрена вошь! — ничтожный зазнайка, возомнивший себя суперменом избранный баловень судьбы и стихии, наглый и пока еще чудом выживший в жизни и из ума, горный гранд-аристократ, “Ваше превосходительство”, представитель героической элиты прожженных горопроходимцев...

“Прекрасность” есть ОПАСНОСТЬ ?
Фельетон (турьетон)

На одном из последних совещаний, посвященном реорганизации работ туристских маршрутно-квалификационных комиссий, руководящими представителями ЦМКК со стороны ее горной секции упорно внедрялся и отстаивался новый и необычайно интересный принцип оценки сложности горных маршрутов при подведении итогов всероссийских соревнований. Суть этого принципа состоит в том, что “более сложным считается тот маршрут, который более опасен”!

Ой, как это ново, свежо и интересно! Просто дух захватывает!

Возникло, правда, одно сомнение: как, по каким четким критериям оценивать эту самую ОПАСНОСТЬ. Как четко установить, где она, дорогуля, чуть побольше, а где чуть поменьше... Но потом пришло ясное понимание, как это сделать! И у меня возникли свои, очень четкие предложения на сей счет.

Я предлагаю первое место присуждать всей группе посмертно “за выдающийся по риску маршрут!” Критерий очень четкий! Если же, как ожидается в будущем, таких “мертвеньких” групп окажется несколько, пусть первое место присвоят той, которую раньше похоронили. Они ведь быстрее других это... Сподобились, герои!

Последующие места надо распределять четко по количеству погибших, а далее по числу тяжелых травм, по времени пребывания в реанимационных палатах, травматических пунктах, а также по большей “астрономичности” сумм денег, затраченных на спасательные работы.

А те недотепы, которые благополучно, без травм, закончили свои “нерисковые” , пресные маршруты, пусть остаются “с носом”, а также с другими целыми конечностями, которыми не захотели рисковать ради дипломов и медалей. С них и этого довольно!

В свете новых требований “некостоломные” маршруты должны быть запрещены, как в принципе “неинтересные”. Согласитесь, если группа спускается вниз с целыми скелетами, то и рассказать ей особенно не о чем. И написать не о чем, - ни сенсации, ни никролога, ни истории болезни!... А паталогоанатомы и хирурги бездельничают и деквалифицируются без практики!

Сделать маршруты, даже легкие, очень опасными чрезвычайно просто! Надо просто запретить их проработку и подготовку. Надо снабдить группы старыми, негодными описаниями и картами, и группы сразу окажутся в области “рискового туризма”, в зоне “смертельного экстрема”, в походах “на выживаемость”. Лучше им вообще ничего не давать, кроме общих указаний шепотом на ушко: “Побродите, ребята, только старайтесь особенно не беречься. Надо помучиться и побиться, чтобы поинтереснее было. И чем сильнее, тем лучше... Тогда придут и уникальный опыт, и восходительская зрелость. А костыль, протез, заслуженные в тяжелой борьбе, всегда напомнят о прошлых ошибках, которые уже не совершите!...”

Мне, правда, немного горько. Меня, наверно, в свете новых требований лишат мастерского звания за 25 лет безаварийных походов...

Простите мне мой смех - он смех сквозь слезы! Поверьте, в нем нет никакого кощунства по поводу прошлых аварий, прошлых погибших и покалеченных, среди которых есть и мои товарищи по походам! В нем есть только желание уменьшить число будущих несчастных случаев. А одна “начальственная” или законодательная глупость может заметно увеличить их количество. В нашей ближайшей истории таких примеров немало. Достаточно, например, вспомнить “выверт” с полным запрещением самодеятельных походов на рубеже 50-60-х годов.

К сожалению, сейчас в воздухе витает дух дилетантства и безответственности, - это явление наблюдается не только в туризме, но и во всех проявлениях общественной жизни. Хорошей тому иллюстрацией является и статья в № 46 о непонятных, таинственных и мифических организациях отечественного туризма. Если раньше дилетантство и безответственность сдерживались жесткой системой запретов, то сейчас они бьют фонтаном человеческой стихии. Чего стоят, например, авантюрные шоу телеведущего Фоменко с тяжелыми травмами выступающих! Бездумная игра жизнью и здоровьем людей ради привлечения оболваненной публики. Такое известно издавно, - и в виде гладиаторских боев в Древнем Риме, и в виде публичных сцен средневековых казней!

Вот и в нашем характерном примере, убежден, многие присутствующие были шокированы, просто поставлены в тупик непроходимой глупостью исходной установки, а также тем, что, возможно, она была сделана людьми, занимающими высокое положение. Водники, правда, почувствовали, что здесь что-то “не то” и, видимо, в паузе, нашли верный ход, - верное, но вначале робкое возражение, что “есть у нас препятствия очень простые, но при этом очень опасные, в виде высоких водопадов...” И сумели защитить, но только “свою зону”. Но никто решился сразу обострить: “Ведь явная же чепуха! Глупость! Как это - чем опаснее, тем сложнее? Вся история отечественного спортивного туризма и альпинизма есть утверждение важнейшего принципа: “Одолеваем природные трудности! Но не опасности! Опасность и риск должны быть сведены к минимуму всей системой подготовки и проведения группы по маршруту!”.

Я никого не упрекаю и не берусь утверждать, что и меня бы такое “нововведение” тоже не ошарашило бы. Я не берусь утверждать, что я бы сразу нашел нужные аргументы. Но почему те, кто это предложил, не продумали то, что говорят. У людей все же голова должна быть не “пятой конечностью”, а “первейшей начальностью”.

Да, сейчас в прессе мы наблюдаем сцены, когда отдельные “туристы” и “альпинисты” идут на сложные восхождения мимо других, погибающих, и им нет никакого дела до происходящих на их глазах трагедий! Ну и что же, все мы тоже должны равнодушно смотреть на это и тем самым низвести себя до уровня спортивных ублюдков ? И что же, для нас не должны существовать моральные нормы поведения, а только соображения личной выгоды и коммерческих интересов? Моральная сторона принимаемых решений тоже должна быть достаточно хорошо проработана! Мне кажется, что указанная исходная установка не только неправильной, но является в принципе аморальной.

Надо хорошо осознать, внедрить в общее сознание простую истину. , что такие модные ныне вещи, как “туристское каскадерство”, “туристский экстрем”, “походы на выживаемость” требуют высочайшего уровня подготовки, обеспечения необычайно высокого уровня безопасности и “резервов прочности”. Только тогда с их помощью можно достичь чего-то нового. И требуют они очень четких целей, глубоко осознанного смысла. Замена высоких, ясно осознанных целей надуманными “рекордами” и броской рекламой для “захомутания спонсоров” вкупе со смертельным риском, - это занятие безответственное, аморальное и недостойное. А культивация, стимуляция такого поведения, - это уже поведение, граничащее с преступлением!

Опасность и риск никогда не должны быть самоцелью. Если они становятся самоцелью, то это уже лихачество, - явление весьма хорошо известное своими тяжелыми последствиями. С этим явлением надо бороться. а не взращивать его системой моральных и материальных стимулов. Такая стимуляция - это яд, разрушающий и человека, и туризм, как спорт путешественников. Лучше вообще без стимулов!

Такие понятия, как неподготовленность, авантюризм, лихачество заменяют модненьким словцом “крутость”. Конечно, непонимающие и “дурачки” всегда найдутся, и всегда будут стараться добыть сомнительную славу для обретения морального или материального капитала. Стимулировать их “потуги” и тем множить их ряды не стоит.

Понятно, что сейчас кое-кто прямо заинтересован в разрушении даже того малого, что осталось от самодеятельного туризма. Многие коммерческие организации видят в самостоятельном, самодеятельном, спортивном туризме помеху, мешающую им зарабатывать деньги, и вынимать эти деньги у государственных структур на собственные нужды. Плохое руководство и законотворчество в системе самодеятельного туризма, а также попытки его ограбления со стороны коммерческих организаций - это две стороны одной медали, медали “За разрушение”... Естественно, все эти дела могут “твориться” в условиях отсутствия достаточной гласности. Сейчас выходит множество популярных и рекламных изданий по коммерческому туризму. Они нисколько не утруждают себя обсуждением проблем туризма самодеятельного...

Я не хочу обвинять кого-то лично. Может быть, что-то и я понял не так. Я знаю, что и очень умные, знающие люди, совершают подчас плохо продуманные поступки. Если я “сжег чей то дом” (в переносном смысле), я готов подискутировать с “хозяином” этого “дома”. Пусть он объяснит мне, в чем я неправ... Проблемы есть, от них не надо закрываться!

Группа новичков остановилась на ночлег перед ледовым плато Джикаугенкез, на восточных склонах Эльбруса. Между делом юная красавица Кристина вдруг задает всем вопрос:

- Интересно, сколько всего сейчас градусов ниже нуля?

После секундного замешательства нахожусь с ответом:

- А мне уместно мрачно спросить тебя: “Бабуля, а закурить не найдется?...”

- Ха-Ха-Ха!... И еще: “Как пройти в библиотеку?” Ха-Ха-Ха!...Непременно спрошу!... Ха-Ха-Ха!... В два часа ночи!...

- Да, а вот на “кошках” потренироваться не помешало бы... Но на альпинистских, а не на “Вицинских копилках”...

Странно, в два часа ночи я проснулся и вышел из палатки. Луна светила ярко-ярко, - так, что предметы отбрасывали четко видимые тени ее света. Загадочно блистала видимая от бивака восточная вершина Эльбруса, ледник, прилежащие склоны вершины Балык... Все в фантастическом серебряном свете. И огромное, глубокое звездное небо... Увидеть такое чудо, такой горный “цветок” можно только здесь, ночью, в горах, на высоте “за 3000”... Впечатленья, как от хорошего романа, не меньше!

Да, у гор свои “романы”, своя “библиотека”! Не поленитесь отыскать ее и “почитать”! Часика в два ночи! “Ы-щё!?”...

А кстати, все это выдающееся комическое трио Моргунов-Вицин-Никулин, или Бывалый-Трус-Балбес, откуда оно взялось? Только ли талантом Леонида Гайдая и самих исполнителей? Где истоки? Уверен, что подсознательно и у сценариста, и у режиссера, и у исполнителей все рожденные для него сюжеты опирались на образы старой, известной русской сказки “Пузырь, Соломинка и Лапоть”... Вот так, старые добрые сказки, услышанные еще в детстве, находят новое звучание в искусстве наших дней...

Е.В.Буянов, К.Егорова.(ночь с 4 на 5-е июля 2001 г., записано 03.10.01)